При выяснении этого вопроса оказалось, что главным противником этих мер был начальник оперативного отделения штаба командующего Черноморским флотом капитан 2-го ранга Кетлинский, пользовавшийся неограниченным доверием и поддержкой командующего флотом А.А. Эбергарда. В целях побуждения командования Черноморским флотом к более энергичным действиям против Босфора я был командирован с соответствующими указаниями верховного командования в Севастополь, где был в достаточно недружелюбной степени встречен чинами штаба флота. Подкрепленные рядом неопровержимых стратегических и тактических доказательств, продолжительные мои разговоры с Кетлинским и чинами штаба, находившимися всецело под его влиянием, не привели ни к каким результатам. Это было тем более странным, что Кетлинский был одним из талантливейших офицеров нашего флота и что принятые впоследствии против Босфора энергичные меры, назначенные вскоре после этого новым командующим флотом адмиралом А.В. Колчаком, немедленно достигли полностью желаемых результатов.
Упорство Кетлинского в этом вопросе было настолько загадочным, если не сказать больше, что, в лучшем случае, можно было подозревать в нем недостаток личного мужества, необходимого для ведения решительных операций. Моя поездка послужила лишь к обострению отношений между морским штабом верховного главнокомандующего и командованием Черноморским флотом, и дало повод по возвращении моем в Ставку к острой переписке моей с чинами штаба Черноморского флота, принявшей вскоре с их стороны недопустимые, особенно в военное время, формы.
В конце концов начальником Морского штаба верховного главнокомандующего был дан командующему Черноморским флотом совет — заменить Кетлинского другим, более отвечающим оперативной работе офицером, на что адмирал А.А. Эбергард ответил категорическим отказом и заявлением, что он всецело разделяет оперативные взгляды своего начальника оперативного отделения и с ним не расстанется. Тогда было принято решение о смене самого адмирала Эбергарда.
Но привести в исполнение это решение было не так просто, ибо адмирал Эбергард пользовался благоволением Государя и поддержкой флаг-капитана его величества адмирала Нилова, с которым он был в дружеских отношениях. Вследствие этого морской министр и начальник Морского Штаба Верховного главнокомандующего опасались натолкнуться на отказ со стороны Государя.
Тогда в Морском Штабе был составлен строго научно обоснованный, всеподданнейший доклад, в котором деятельность командования Черноморским флотом была подвергнута объективной критике, и, к вящему удивлению адмиралов И.К. Григоровича и А.И. Русина, этот доклад был Государем утвержден без единого слова возражения. По этому докладу адмирал Эбергард был назначен членом Государственного совета…»
Вот всего одна цитата из того самого скандального доклада по морскому штабу Верховного главнокомандующего, приведшая к снятию с должности адмирала Эбергарда. Мне кажется, что эта цитата наглядно демонстрирует, как был составлен этот доклад: «Поставленная Черноморскому флоту с началом войны задача — поддерживать господство на море — наилучшим и исчерпывающим образом могла бы быть выполнена сосредоточением главных боевых усилий Черноморского флота против Босфора как единственного выхода флота противника в море. Составленные еще в мирное время и известные командующему флотом планы операций на Черном море именно и намечали сосредоточение боевых усилий флота против Босфора, и в соответствии с этими планами создавались необходимые боевые средства, и должна была протекать боевая подготовка личного состава флота. В начале войны, до вступления в строй новых линейных кораблей и миноносцев, активная деятельность нашего флота против Босфора могла почитаться спорной — в смысле возможности осуществления полной его блокады — вследствие сравнительной слабости флота и значительной зависимости его от баз. Но и в начале войны высказывались некоторыми морскими начальниками соображения о возможности поддерживать блокаду Босфора наличными силами флота при условии организации погрузки угля в море, в чем наш флот приобрел обширный опыт при неоднократных погрузках угля в океане в минувшую войну. Командующий флотом Черного моря не счел, однако, возможным сделать опыт в этом направлении и совершенно отказался от мысли блокировать Босфор…»
Что здесь можно сказать? Даже из первых абзацев доклада видна предвзятость голословных утверждений Русина и Бубнова и всех, стоящих за ними.
Ведь только поэтому Эбергард вынужден был каждый раз выводить в крейсерство всю свою тихоходную и громоздкую эскадру. Это приводило к неимоверному напряжению Черноморского флота и преждевременному износу механизмов старых кораблей. Со вступлением же в строй двух новейших мощных дредноутов, новых эсминцев и подводных лодок действия флота по нарушению неприятельских сообщений сразу же переросли в весьма эффективную блокаду Босфора. Обо всем этом Григорович, Русин и Бубнов прекрасно были осведомлены, однако по какой-то причине преднамеренно умолчали.
И это при том, что сегодня историками наглядно доказано, что именно российский Черноморский флот был единственным из всех воюющих флотов Великой войны, который настойчиво искал встречи с неприятелем в его водах. Никто даже не вспомнил, что перед началом боевых действий адмирал Эбергард настойчиво просил разрешить ему неожиданно войти в Босфор и нанести упреждающий удар по туркам, чтобы нейтрализовать «Гебен». Неужели эти опытнейшие штабные офицеры не знали, что единственная оборудованная база блокирующих Босфор сил — Севастополь — находилась почти в 300 милях, т.е. на расстоянии более чем суточного перехода флота от пролива? Неужели они не понимали, что, имея противником линейный крейсер «Гебен», который почти вдвое превосходил в скорости наиболее боеспособную 1-ю бригаду линейных кораблей, а по мощи артиллерии был сопоставим с тремя лучшими линкорами Черноморского флота, вместе взятыми, командующий флотом не имел возможности разделять свои силы? Или для них было новостью, что в распоряжении Эбергарда отсутствовали быстроходные крейсера и мореходные подводные лодки, способные нести непрерывный дозор у Босфора?
Впрочем, Морской генеральный штаб, а затем и Морской штаб Главковерха, учрежденный в январе 1916 года, не прекращали своих дальнейших попыток сместить черноморское командование. Особенно старались в этом начальник Морского генерального штаба адмирал А.И. Русин и его флаг-капитан А.Д. Бубнов. Сделать это было не так-то легко, так как Эбергард пользовался на Черноморском флоте большим авторитетом среди офицеров.
Относительно готовности Балтийского флота к Первой мировой войне, как и непогрешимости командующего Балтийским флотом Н.О. Эссена, весьма аргументированно пишет известный военно-морской историк РЛ1 Мельников в своей книге «Линкор «Павел Первый»: «Вместо предполагавшейся, просто и ясно понимаемой главной боевой задачи: сражения с превосходящими силами противника на артиллерийско-минной позиции — флот (имеется в виду именно Балтийский флот. — В.Ш.) оказался в условиях борьбы, к которой был не готов. Хрке того — часть уроков той войны оказалась забыта. Достаточно указать на зачаточное состояние тральных сил, совершенно неудовлетворительные технику и боевую подготовку подводных лодок. Им из совершенных в 1915 г. 20 торпедных атак (выпущено 50 торпед) не удалась ни одна (Томашевич А.В. Подводные лодки в операциях русского флота на Балтийском море в 1914—1915 гг. М.-Л., 1939). В полной неподготовленности флота к артиллерийскому бою признавался сам Н.О. Эссен (дневниковая запись, приведенная в примечаниях к книге Р. Фирле «Война на Балтийском море». Т. 1. Л., 1926.) «…Теперь приходилось на ходу импровизировать во множестве ранее не рассматривавшихся в штабах, новых боевых задачах. Как писал в 1924 году самый яркий представитель отечественной тактической мысли М.А. Петров, в предвоенное время вся работа тактики уходила преимущественно в решение задач, связанных со свойствами оружия (Петров М.А. Морская тактика Балтийского флота. Л., 1924). Прекрасно была обеспечена артиллерийская подготовка одиночного корабля (бой «Новика» на Балтике), появилось искусство бригадной стрельбы («Пантелеймон» в Черном море, против «Гебена»), хорошо налаженным считалось бригадное и полубригадпое ведение огня. Всесторонне была освоена практика минных постановок. В остальном же, как В.А. Петров подчеркивал по собственному штабному опыту, повсеместно проявлялось «отсутствие заранее разработанной научной мысли и той работы, которая могла бы быть выполнена заблаговременно до начала войны… Свой вклад в неподготовленность флота к войне внес и Генмор (Генеральный морской штаб. — В.Ш.), который отклонил планы активных минных постановок, предлагавшиеся Н.О. Эссеном, и вычеркнул Моонзунд и острова из операционной зоны флота. Доля вины ложилась здесь на перерабатывающего предвоенный план операций А.В. Колчака (Морской журнал, № 28/4, Прага, 1930 г.). Пришлось силы и средства тратить на импровизацию в ходе войны, а для обороны островов спешно, в экстремальных условиях строить далеко не оптимальные батареи в палубных, а не в башенных установках. Свою роль во всех этих просчетах сыграло и предубеждение Н.О. Эссена к штабной работе, которую он, по свидетельству С.Г. Тимирева, часто отождествлял с «канцелярщиной», «почему и терпел ее лишь как неизбежное зло… Соответствующий (негативный. — В.Ш.) настрой складывался и в штабе (имеется в виду именно штаб Балтийского флота. — В.Ш.), отчего работа в нем шла «бессистемно, нервно, несогласованно». Иначе и нельзя было справляться с ней при крайней малочисленности штаба «Работа была живая, спору нет; но очень часто она делалась впустую и не доделывалась» (Тимирев С.Н. Воспоминания морского офицера. СПб., 1998.).
