При этом сам генерал Раевский лишь чудом не попал в плен.
Н. Н. Раевский (худ. Дж. Доу)
Генерал Н. Н. Раевский:
«По приближении неприятеля на выстрел моих орудий, пальба началась, и дым закрыл от нас неприятеля, так что мы не могли бы видеть ни расстройства, ни успехов его. После вторых выстрелов я услышал голос одного офицера, находившегося при мне на ординарцах и стоявшего от меня недалеко влево; он кричал: „Ваше превосходительство, спасайтесь!“ Я оборотился и увидел шагах в пятнадцати от меня французских гренадеров, кои со штыками вперед вбегали в мой редут. С трудом пробрался я к левому моему крылу, стоявшему в овраге, где вскочил на лошадь».
В русских войсках на время началась паника. К счастью, как принято считать, в это время поблизости оказался начальник штаба 1-й армии генерал А. П. Ермолов, который собрал первые попавшиеся под руку части, бросился на высоту и около полудня выбил оттуда французов. При этом израненный генерал Бонами был взят в плен.
Шарль-Огюст де Бонами, чтобы остаться в живых, назвался маршалом Мюратом, королем Неаполитанским.
Поручик артиллерии И. Т. Радожицкий:
«Но этот мнимый Мюрат был генерал Бонами. Когда русский гренадер хотел его колоть, то он для спасения своего вскричал: „Я Король!“ Тогда усач, взявши короля за шиворот, потащил его к главнокомандующему. Князь Кутузов тут же поздравил рядового унтер-офицером и наградил его знаком отличия военного ордена Святого Георгия».
Адъютант генерала Милорадовича Ф. Н. Глинка:
«Подскакал какой-то стройный гвардейский адъютант, с легкими рябинами на лице; левою сдержал коня, правою приподнял фуражку и, наклонясь к самому лицу главнокомандующего, доложил о чем-то тихо и стал наряду с другими. На лице Кутузова мелькнуло легкое сомнение. Но, после минутной задумчивости, он просиял, оборотился к своим, снял фуражку, перекрестился и сказал громко: „Мне донесли, что король Неаполитанский взят в плен!“ — прибавил: „Надобно подождать подтверждения“. Вот подъезжают два казака и между ними кто-то на маленьком крестьянском коньке <…> Этот кто-то малорослый, тучный, конечно, не сановитый король Неаполитанский! Это генерал Бонами. В порыве отчаянной храбрости, впереди 30-го линейного полка, он вскочил на большой редут и взят в плен, покрытый ранами. Солдаты, изумленные такою храбростью, почтили его, ошибкою, названием Мюрата. И вот он, в страшном растрепе, подъезжает, пошатываясь то на ту, то на другую сторону от ран или какой другой причины. „Доктора!“ — закричал Кутузов и, сказав несколько слов с пленным, велел его перевязать. Под мундиром французского храбреца нашли две фуфайки, а под ними — все тело, исцарапанное штыками. Раны были легки, но многочисленны: их насчитывали более двадцати».
Отметим, что Шарль-Огюст де Бонами был уроженцем Вандеи. Ему было 48 лет, и он пробыл в русском плену 22 месяца, после чего благополучно вернулся во Францию. Он умер 7 августа 1830 года.
Кто же организовал эту контратаку? Принято считать, что это был генерал Ермолов, случайно проезжавший мимо. Но вот откуда пошла эта информация?
Генерал А. П. Ермолов:
«Когда послан я был во 2-ю армию, граф Кутайсов желал непременно быть со мною. Дружески убеждал я его возвратиться к своему месту <…> не принял он моего совета и остался со мною.
Приближаясь ко 2-й армии, увидел я правое крыло ее на возвышении, которое входило в корпус генерала Раевского. Оно было покрыто дымом и охранявшие его войска рассеянные. Многим из нас известно было и слишком очевидно, что важный пункт этот, по мнению генерала Беннингсена, невозможно оставить во власти неприятеля, не подвергаясь самым гибельным последствиям. Я немедленно туда обратился. Гибельна была потеря времени, и я приказал из ближайшего 6-гo корпуса Уфимского пехотного полка 3-му батальону майора Демидова идти за мною развернутым фронтом, думая остановить отступающих».
Как видим, генерал Ермолов в своих «Записках» сам написал, что именно он организовал эту блестящую контратаку. А генерал Кутайсов якобы оказался рядом просто случайно.
Интересно, а что говорили об этом другие участники сражения?
Генерал Л. Л. Беннигсен:
«Начальник штаба 1-й армии генерал-майор Ермолов и генерал от артиллерии граф Кутайсов стали во главе нескольких батальонов и, бросившись на неприятеля с примкнутыми штыками, взяли батарею обратно и в свою очередь захватили в плен французского генерала Бонами, который был ранен в голову».
Генерал Н. Н. Раевский:
«Генералы Ермолов и граф Кутайсов, прибывшие в сию минуту и принявшие начальство над батальонами 19-го егерского полка, ударили и совершенно разбили голову сей колонны, которая была уже в редуте. Атакованная вдруг с обоих флангов и прямо, французская колонна была опрокинута и преследуема до самого оврага, лесом покрытого и впереди линии находящегося. Таким образом, колонна сия понесла совершенное поражение и командующий ею генерал Бонами, покрытый ранами, взят был в плен. С нашей стороны граф Кутайсов убит, а Ермолов получил в шею сильную контузию».
Есть много свидетельств того, что генерал Ермолов был тяжело ранен в шею. Впрочем, есть и такие, кто с этим не очень-то и согласен.
Обер-квартирмейстер 6-го корпуса И. П. Липранди:
«К чему так часто и так напрасно ставить слово тяжело? Коль скоро пуля попала в шею, она могла ранить и легко и тяжело. Ермолову это прилагательное не нужно; рана была чувствительна, но не тяжела, так как был ранен Тучков 1-й и другие, коим это слово приложено».
В самом деле, А. П. Ермолов всего через несколько дней уже участвовал под Москвой в военных советах и ездил верхом. Так что, скорее всего, тут прав именно И. П. Липранди.
Ну, а что же контратака?
Адъютант генерала Милорадовича Ф. Н. Глинка:
«Вице-король выслал, со своей стороны, большие силы и, чрез совокупную атаку, захвачен большой люнет, важнейший пункт центра. Ермолов и Кутайсов, понимая всю важность серединного пункта, в котором вице-король хотел прорвать нашу линию, понимая всю опасность положения русской армии, не стерпели потери и, взяв один батальон Уфимского полка, идут и отбивают люнет».
А. П. Ермолов (худ. Дж. Доу)
Генерал Филипп-Поль де Сегюр:
«Русские, оправившись после первого испуга, сбежались со всех сторон. Кутайсов и Ермолов повели их сами с решительностью, соответствовавшей великому моменту; 30-й полк, один против армии, осмелился броситься в штыки. Но он был окружен, раздавлен и выброшен вон из редута, где оставил треть своих солдат и своего неустрашимого генерала, пронизанного двадцатью ранами. Русские, ободренные этим успехом, не ограничились только защитой: они стали нападать. И тогда на одном этом пункте объединились все старания, искусство и свирепость, какие только могут заключаться в войне».
Контратака А. П. Ермолова на батарею Раевского (фрагмент картины А. Сафонова)
Адъютант Барклая В. И. Левенштерн:
«К этому пункту поспешил и генерал Ермолов со всем своим штабом, при нем находился дежурный генерал Кикин и командовавший артиллерией граф Кутайсов. Ему удалось под градом пуль сформировать пехоту и энергично поддержать дело, начатое храбрым батальоном Томского полка; успех был поддержан поспешным движением, совершенным генералом Паскевичем, который сделал удачную диверсию влево от большой батареи. Мы овладели, таким образом, снова важной позицией, которую чуть было не потеряли.
В. И. Левенштерн
В тот момент все признали за мою заслугу, что я увлек всех своим примером. Генерал Ермолов поцеловал меня на самой батарее и тут же поздравил меня с Георгием, который я, несомненно, должен был получить. Но впоследствии, когда этот эпизод был признан самым выдающимся событием дня, другие лица пожелали присвоить себе эту честь и пожалели о том, что они были слишком откровенны в выражении своих чувств, в тот момент, когда пролитая кровь заставила смолкнуть вражду.
Генерал Ермолов, Кикин и я были ранены; храбрый граф Кутайсов был убит».
Показания В. И. Левенштерна интересны тем, что в них, помимо Ермолова и Кутайсова, назван еще и генерал П. А. Кикин, исполнявший обязанности дежурного генерала 1-й армии, а также генерал И. Ф. Паскевич, командовавший одной из дивизий в корпусе генерала Раевского. Таким образом, получается, что не одни Ермолов с Кутайсовым повели русские войска в контратаку. Более того, В. И. Левенштерн прямо заявляет, что это именно он «увлек всех своим примером».
