78 — Брауншвейг-Кверум
Округ 12 — Висбаден Сборные лагеря (Шталаги)
12А — Лимбург (Лак)
12Б — Франкенталь
12Д —Трир
12Ф — Фрайнсхейм
12Ф — Форбах
Офицерские лагеря (Офлаги)
12Б — Мангейм
12Б — Гадамар
Округ 13 — Нюрнберг
Сборные лагеря (Шталаги)
13А — Зульцбах
13Б — Вайден
1ЗЦ — Хаммельбург
13Д — Нюрнберг
285 — Хохенфельс
385 — Боген
Офицерские лагеря (Офлаги)
13Б — Хаммельбург
13Д — Нюрнберг-Лангвассер
383 — Штейнберг/Боген
Округ 17 — Вена Сборные лагеря (Шталаги)
17А — Кайзерштайбрух
1ЗБ — Гернзендорф
398 — Пуппинг
398 — Пернау/Велс
17Ц — Маркт-Понгау
Офицерские лагеря (Офлаги)
17А — Эдельбах
Округ 18 — Зальцбург Сборные лагеря (Шталаги)
18А — Вольфсберг
18А/Ц —Вагна
18Ц/Зет —Ландек
Офицерские лагеря (Офлаги)
18 А —Линц
Округ 20 — Данциг
Сборные лагеря (Шталаги)
20А — Торн
20Б — Мариенбург
357 — Каперникуслаг
Округ 21 — Познань Сборные лагеря (Шталаги)
21Д — Познань
383 — Хохенфельс
Офицерские лагеря (Офлаги)
21Б — Шубин
21Ц — Шокен
21Ц/Ш — Озарков
21Ц — Лиса
10 — Монтви
Генерал-губернаторство (Польша)
Сборные лагеря (Шталаги)
307 — Демблин (Бяла Подляска)
316 — Седлец
319 — Хелм (Холм)
324 — Остров Мазовецкий
325 — Замостье
327 — Ярослав
333 — Остров Вегровский
371 —Станислав
Группа армий «Север» (на март 1942)
Сборные лагеря (Шталаги)
320 — Луга
332 — Феллин
340 — Двинск
343 — Алитус
344 — Вильно (Вильнюс)
336 — Ковно
347 — Розитен
350 — Рига
351 — Глубокий Валк
361 — Шаулен (Шауляй)
372 — Псков
382 — Борисов
Пересыльные лагеря (Дулаги)
100 —Порхов
133 — Алитус
350 — Рига
340 — Двинск
347 — Резекне
Группа армий «Центр»
Сборные лагеря (Шталаги)
307 — Бяла Подляска
313 — Витебск
325 — Рава-Русская
337 — Барановичи
341 —Могилев
342 — Молодечно
352 — Минск
Пересыльные лагеря (Дулаги)
112 — Молодечно
124 — Гжатск
126 — Минск
127 —Орша
131 —Бобруйск
142 — Брянск
155—Лида
184 — Вязьма
185 — Могилев
203 — Кричев
220 — Гомель
231 — Волковыск
240 — Смоленск
Группа армий «Юг»
Сборные лагеря (Шталаги)
305 — Кировоград-Абадаш
329 — Жмеринка-Винница
334 — Белая Церковь
338 — Кривой Рог
339 — Дарница
345 — ст. Бобринская
348 — Днепропетровск-Гайсин
349 — Умань
355 — Проскуров
357 — Полтава-Славута
358 — Житомир
360 — Ровно
369 — Харьков
364 — Николаев
365 — Владимир-Волынский
387 — Днепропетровск
Пересыльные лагеря (Дулаги)
125 — Миллерово.
Трагедия плена была самым что ни на есть настоящим ужасом войны.
Передо мной письмо советского военнопленного Ф.Е. Кожедуба своей семье. Но даже слово «трагедия» применительно к этому человеку звучит слишком мягко.
«Гор. Каунас 19 октября 1941 г.
Дорогая моя семья, Мотя, Катя и Маруська!
Не знаю, что с вами там случилось до сего времени, живы ли вы, здоровы ли вы и как проживаете дальше… Как я хотел с вами еще раз повидаться, но это не удалось, нам больше не видаться. Живите там и размышляйте, как лучше прожить, и не забывайте, что я умираю с мыслью о вас и вашими именами на устах. А смерть моя долгая и страшная.
Я вам написал много писем, но не надеюсь, чтобы вы их получили. Писал и Никону и Парфёну, просил, чтобы вам переслали, может быть, от кого и получите.
4 и 5 сентября 1941 г. был в страшных боях, вышел цел и невредим. 14 сентября попал в плен к немцам возле Новгорода-Северска в селе Роговка. Направили в Стародуб, в Сураж, а потом в Гомель. В Гомеле был с 20 сентября по 2 октября, а потом отправили в гор. Каунас, где мне приготовлена могила.
С самого ухода из дома я голодал и доживаю последние дни. В Каунасе живу с 5 октября и пока по сей день в форте бывшей крепости совместно с Рябченком Сергеем Даниловичем, который уже третий день в госпитале. Живу под открытым небом в яме, или пещере, или в подвале. Пищу получаем в день 200 г. хлеба, пол-литра вареной капусты и пол-литра чаю с мятой. Все несоленое, чтобы не пухли. На работу гонят палками и проволочными нагайками, а пищи не добавляют. Имеем миллионы вшей. Я два месяца не брился, не умывался и не переодевался. Из одежды имею нижнее белье, верхнее белье, шинель, пилотку и ботинки с обмотками. Погода холодная, слякоть, грязь. Ежедневно умирает 200—300 человек. Вот куда я попал, и дни мои остались считанные. Спасти меня может только чудо. Итак, прощайте, мои дорогие, прощайте, родные, друзья и знакомые. Если найдется добрый человек и перешлет мое письмо, то знайте хоть, где я погиб бесславной тяжелой смертью.
Еще раз прощайте. Ф. Кожедуб…»
…Из дневника Ивана Алексеевича Шарова: «22/Х. Нас пригнали в Могилев. Сегодня давали кушать: утром 300 гр хлеба, в обед 450 гр супа. Суп жидкий — несколько крупин пшена плавает да крахмал. Вечером то же —: суп не суп, а так, одно название, баланда в общем. Доставали<его с боем: в лагере человек 50 тысяч… Не проходит и дня, чтобы не убили 5—7 человек… Я получил палкой по голове…
22/XI. Питание ухудшилось, стали привозить мороженую картошку и пшено. Ее моют в холодной воде, а она от того смерзается только большими кусками. Так и бросают в котел вместе с гнилью и землей… Получается такой суп, что ни одна свинья не может кушать, а человек ест, да еще добавки просит. А вместо добавки получает палкой или плеткой, хорошо, если не по роже… От такого питания люди стали болеть дизентерией. Начался сыпной тиф и много других болезней, люди стали мереть как мухи — человек пошел утром за куском хлеба и не вернулся, по дороге помер. Люди ходят как тени — кости обтянуты кожей, страшно смотреть… Ежедневно помирает в Могилевском лагере 280—300 человек…
1942 год
16/II. Я переболел тифом. В этих ужасных условиях мне пришлось перенести эту страшную болезнь. В бараке холодно, лечить нечем, кормить тоже… Мне помогли товарищи, что работали на кухне, — приносили хорошую картофель и пшенную кашу. Я выжил — спасибо еще и доктору-москвичу, фамилию его забыл… Ходить еще не могу — тиф отразился на ногах…
4/III. Стал не шибко ходить… С ноября по март в Могилевском лагере умерло 20 тысяч человек. Команда из 100 могильщиков не успевает рыть братские могилы, их уже стали взрывать… Трупы мертвецов — по всему лагерю, лежат в штабелях в раздетом виде… Нас опять куда-то гонят… Вечером пригнали в Оршу, до станции шел при помощи товарищей…
7/III. В Орше ночевали 2 ночи и обе ее бомбили наши самолеты. Бараки ходуном ходили. Ребята говорили, что лучше бы уж бомба попала в наш барак, лучше умереть от своих, чем от немцев.
8/III. Пригнали нас в Борисов. 4 человека по дороге замерзли, один был живой, но идти не мог. Его положили вместе с мертвой лошадью. Пока нас построили, он замерз на наших глазах.
10/III. Кормят неободранной гречихой. Много вымирает от запора. Чтобы оправляться, приспособлены специальные палочки, чтобы выковыривать из заднего прохода…
17/III. Привезли в Новую Виленку…
20/III. Пешком погнали в Вильну.
20/IV. За этот период 4 раза ходили в дезинфекцию и в баню — от вшей… Кормят 300 гр хлеба в день и суп… На прогулку из помещения выпускают 1 раз в день…»
…«Нас доставили на холм, где уже было пять тысяч русских пленных, которые жгли костры и грелись, — рассказывал Г.П. Терешенков. — Потом нас построили в колонну и погнали к ст. Вырица. На дороге при резком повороте, когда часть колонны оказалась вне поля зрения конвоя, мы со студентом-однокашником нырнули в развалины дома и притаились.
Колонна прошла мимо нас. Почему-то сейчас вспоминаю мое первое впечатление от немецкой речи… Мне казалось, что это сплошной лай собак, а это была обычная разговорная речь немцев.
К вечеру у развалин дома появились мальчишки и затеяли игру… Увидели нас и начали кричать: “Дяденьки красноармейцы”. На ребят обратили внимание проезжавшие немцы, и нас под улюлюканье вытащили, бросили в грузовик и привезли в г. Лугу. В этом лагере к сентябрю 1941 года собралось примерно 30 000 пленных, к весне 1942 года их осталось в живых примерно 1500 человек. Я заболел сыпным тифом и только чудом уцелел, благодаря русским врачам. Мои колени были толще, чем ягодицы, я почти ползал, а не ходил…»
…Из воспоминаний А.Н. Деревенца: «Нас вели в минский лагерь. Но это был вовсе никакой не лагерь. Это было огромное вытоптанное людьми поле, на котором, говорят, была картошка, которую уже давно пленные выцарапали из земли и съели. На огромном поле не было ни единого, хоть какого-нибудь строения и не было забора. С одной стороны поле было ограничено рекой с почти стоячей мутной коричневого цвета водой, которую пленные пили. Здесь же на берегу реки было и ничем не отгороженное отхожее место. Не было даже ямы. А с другой стороны стояли машины с пулеметами вместо изгороди. По ночам машины включали фары, освещая поле, на котором вповалку лежали пленные.
