часть протокола, видимо, посвящена главным образом тем вопросам, рассмотрение которых 2 мая решили перенести на несколько дней или недель вперед и решать уже после обсуждения – возможно, в преддверии итогового заседания. Глядя на финальный пункт – о снабжении невоенного персонала на оккупированных советских территориях униформой, – понимаешь, насколько сплелись на этой встрече кровожадные идеи с самыми что ни на есть бытовыми вопросами.
Помимо основных итогов встречи, можно подспудно догадаться по тексту протокола о том, в какой форме проходило собрание и какая важность ему придавалась. Заглавие к первой – основной – части протокола гласит: «Памятная записка о результатах сегодняшнего обсуждения со статс-секретарями касательно “Барбароссы”». Собрание статс-секретарей – на гражданской службе в Великобритании этот ранг примерно соответствует постоянному секретарю – обрело большое значение для административной политики национал-социалистической Германии в 1937 г., когда в стране отменили официальные заседания кабинета министров. Гитлер фактически запретил министрам собираться независимо. Тайный совет правительства, учрежденный указом Гитлера 4 февраля 1938 г., показал себя как совершенно непродуктивный орган. Номинально в его задачу входило консультирование Гитлера по внешнеполитическим вопросам, но созвать его мог только фюрер – сам совет собраться права не имел. Поскольку Гитлер созвать совет так и не удосужился, он не собрался ни разу (BAB. 99 US 7/1108. Fol. 92) [45]. В последнее время ученых заинтересовали регулярные конференции рейхс- и гауляйтеров, которые нередко длились по несколько дней, – в целях распространения информации и осуществления координационной политики, а также как возможность обмена мнениями с Гитлером и другими высшими руководителями нацистской партии (Moll, 2001: 215–273).
Несмотря на очевидную важность этих конференций, – не в последнюю очередь в аспекте издания директив, чем там занимались большую часть времени, – создается впечатление, что идеи обсуждали попарно или небольшими группами (Moll, 2001: 270, 272), выносить вопросы на широкое обсуждение не удавалось. В свете этого на первый план вышли собрания статс-секретарей как наиболее эффективный совещательный орган, который можно было оперативно созвать и который занимался координацией политики. Нередко статс-секретарей из министерств определенного профиля привлекали учреждения вроде Управления по четырехлетнему плану, тем самым стимулируя межведомственное взаимодействие. Согласно утверждению одного исследователя, собрания статс-секретарей «в итоге стали заменой заседаниям кабинета» (Roseman, 2002: 57). И, пожалуй, из всех подобных заседаний наиболее дурная слава в истории закрепилась за уже упомянутой Ванзейской конференцией.
По сравнению с Ванзейской конференцией, о которой написано довольно много, собрание от 2 мая 1941 г. и его протоколы, напротив, широкой огласки не получили. Такая разница в подходе к ним весьма удивительна: очевидно, что речь идет о весьма схожих событиях. И там, и там совещание проходило на уровне соответствующих статс-секретарей, то есть замминистра. Главной темой повестки обеих встреч был вопрос истребления миллионов человек и пути достижения этой цели. Объектом решений, принимаемых в Ванзе, были более 11 млн евреев, проживавших по всей Европе. 2 мая, при том что в протоколах значится неопределенное «X миллионов», по сути речь шла о «десятках миллионов» советских граждан, о чем сказано в руководстве по хозяйственной политике, составленном и изданном ровно три недели спустя непосредственными участниками встречи 2 мая (IMG 1949. Bd. 36: 145). Во многих других источниках приводится точная цифра 30 млн (IMG 1947. Bd. 4: 535–536; Lang, 1985: 50–51; Madajczyk, 1987: 92; Gersdorff, 1977: 93; Gerlach, 1998a: 270–271) [46], что в три раза больше, чем количество тех, кого обрекли на смерть на Ванзейской конференции. И выбранная цифра отнюдь не случайна: именно на 30 млн человек население Советского Союза – исключительно городское – выросло в период с 1914 г., когда началась Первая мировая война, по 1939 г., когда началась Вторая мировая (IMG 1949. Bd. 36: 136; Backe 1943: 162). Руководство Германии стремилось обратить вспять ту самую советскую индустриализацию и урбанизацию, преследуя целью создание на оккупированном Востоке долговременной сельскохозяйственной базы, которая снабжала бы находящуюся под немецким господством континентальную Европу. Здесь мы можем говорить о проекте программы массовых убийств, не имевшей прецедентов в современной истории.
Учитывая, что первая часть протокола сразу после Второй мировой войны проходила в качестве вещественного доказательства в ходе Нюрнбергского процесса над главными военными преступниками, факт пренебрежения встречей 2 мая и ее протоколами нельзя списать на то, что документ якобы найден совсем недавно. Когда с Нюрнбергского трибунала прошло немногим более десяти лет, упоминания о собрании и протоколах уже присутствовали во вторичной литературе (Dallin, 1957: 38–39), последние 15 лет – все чаще в увязке с широким историческим контекстом. Тем не менее, по мнению одного исследователя, «пока что никто не придал в полной мере значения этим протоколам в аспекте непосредственно последовавшей за ним оккупационной политики на советских территориях» (Gerlach, 1999: 46). В то время как одной только Ванзейской конференции посвящены десятки статей и книг (что справедливо), другое собрание статс-секретарей, имевшее масштабные последствия, так и не стало темой самостоятельного исследования. Удивительное упущение, если учесть, насколько скрупулезно в целом задокументированы масштабы планов Германии по завоеванию, эксплуатации и колонизации европейской части Советского Союза. Наиболее вероятное объяснение, однако, кроется в краткости самих протоколов, а также отсутствии списка участников, в отличие от Ванзейской конференции, в отношении которой подобный список имеется. Вследствие этих обстоятельств историкам и не хотелось особо углубляться в детали данной конференции.
В этой статье рассматриваются заключительные выводы, сделанные на встрече 2 мая, а также характер самой встречи и ее протоколов применительно к непосредственным историческим обстоятельствам. Основное внимание в статье будет уделено трем вопросам. Во-первых, кто именно присутствовал на встрече и от каких учреждений? Во-вторых, можно ли провести не поверхностные, а глубинные связи между встречами 2 мая 1941 г. и 20 января 1942 г., – проще говоря, между «политикой голода», обращенной против гражданского населения северной и центральной России, а также Белоруссии, с одной стороны, и истреблением советских евреев? В-третьих, какие последствия повлекла за собой политика, согласованная 2 мая, для групп на оккупированных территориях, выбранных объектом этой политики?
Поскольку маршал Герман Геринг был уполномоченным по вопросам четырехлетнего плана, на момент проведения совещания 2 мая именно его Гитлер уже поставил во главе хозяйственного управления всеми советскими территориями, подлежащими оккупации в скором будущем. Кому же принадлежат отраженные в протоколе мысли и отклики? Кто присутствовал 2 мая? Поскольку список участников не сохранился, нельзя с абсолютной уверенностью говорить о присутствии там того или иного лица. Мы можем основываться лишь на сопоставлении данных из различных источников и предположениях.
Были изготовлены две копии протокола. Первая – для архива Управления военной экономики и вооружений Верховного командования вермахта (ОКВ), которое возглавлял генерал Георг Томас (1890–1946). Первый,
