В мае завершилось создание системы солдатских организаций, начиная от ротных и кончая фронтовыми. Число солдатских комитетов различных степеней в действующей армии приближалось к 50 000, в них состояло до 300 000 членов. На всех флотах, флотилиях и кораблях также были созданы матросские комитеты. Сложилась система солдатских организаций и в тылу. Ее составляли полковые, бригадные, гарнизонные комитеты (солдатские секции местных советов или отдельные советы солдатских депутатов), солдатские секции областных и губернских советов, в ряде мест — военно-окружные комитеты. Состоявшееся 29 марта — 3 апреля в Петрограде Всероссийское совещание советов рабочих и солдатских депутатов определило, что солдатские комитеты являются составной частью системы советов. Так на фронте, как и в тылу, установилось двоевластие.
Весной 1917 г. революционная эйфория охватила значительную часть российского общества, коснулась она и действующей армии. В научной литературе до сих пор господствует точка зрения о разделении армии после Февральской революции на два лагеря — революционеров и контрреволюционеров. Естественно, революционеры — это солдатская масса, а «контра» — офицерский корпус. Однако в действительности офицеры, особенно молодые, главным образом прапорщики военного времени «из студентов», с восторгом встретили революцию. Именно из них первоначально состояло руководство солдатских комитетов, военных организаций партий меньшевиков и эсеров, комиссариаты Временного правительства на фронте. Генералитет же, как уже отмечалось, весьма спокойно встретил отречение Николая II и, за исключением нескольких генералов, присягнул на верность Временному правительству. В целом же и офицерский корпус, и генералитет остались на патриотических позициях и прилагали все усилия, чтобы довести войну до победного конца.
Солдаты же, в своей массе малограмотная сельская молодежь, особенно те, кто сравнительно недавно прибыл в действующую армию, слабо разбирались в быстроменяющейся политической обстановке и восприняли революцию как сигнал к вседозволенности. В результате дисциплина на фронте резко упала. К тому же солдатская масса легко поддавалась любой негативной пропаганде, особенно антивоенной, чем и воспользовались австро-германское командование и большевики. На фронте с небывалым доселе размахом развернулось братание наших солдат с противником{10}. Лишь меньшая их часть осталась в то время верна долгу и была готова защищать Отечество (фронтовики «со стажем», георгиевские кавалеры, солдаты-добровольцы). Таким образом, действующая армия разделилась не по политическому признаку сторонников и противников (их практически не было) революции, а на патриотов и, как тогда говорили, «шкурников».
Весной 1917 г., как уже упоминалось, началось массовое братание. Его широкому развертыванию способствовала и сложившаяся тогда на Восточно-Европейском театре военных действий обстановка. Руководство Германии и Австро-Венгрии после Февральской революции предписали своим вооруженным силам не предпринимать боевых действий на Восточном (Русском) фронте, но начать там широкую пропаганду, о чем подробно писал бывший в то время начальником штаба Ставки Верховного главнокомандующего генерал-лейтенант А.И. Деникин: «Немецкий генеральный штаб поставил это дело широко, организованно и по всему фронту, с участием высших штабов и командного состава, с подробно разработанной инструкцией, в которой предусматривалось: разведка наших сил и позиций; демонстрирование внушительного оборудования и силы своих позиций; убеждение в бесцельности войны; натравливание русских солдат против правительства и командного состава, в интересах которого якобы исключительно продолжается эта «кровавая бойня». Груды пораженческой литературы, заготовленной в Германии, передавались в наши окопы»{11}.
А.И. Деникина дополнил бывший тогда министром юстиции Временного правительства А.Ф. Керенский: «Расположения русских войск были засыпаны листовками с призывом к русским солдатам «замиряться с германскими братьями по другую сторону окопов…». Далее Керенский признавал, что четко организованная германская пропаганда давала хороший результат. Расчет противника был прост: «уставшие от войны русские солдаты, в большинстве своем крестьянская молодежь, наспех обученная и недавно надевшая форму, становилась легкой добычей таких махинаций, многие из них искренне верили, что немцы хотят мира, в то время как их собственные офицеры, представители высшего российского сословия, выступают против него». Касаясь непосредственно вопроса братания, Керенский писал: «Немецкие солдаты стали выбираться из своих окопов, переползать к русским «товарищам» и брататься с ними»{12}.
А как реагировали на эти действия противника русские солдаты? «Сначала разбегались от окрика своего офицера, — вспоминал командующий 5-й армией Северного фронта генерал от инфантерии Ю.Н. Данилов, — затем приходилось пускать в направлении братающихся один-два выстрела с соседней батареи, а под конец стало уже так, что хозяином положения на фронте оказалась пехотная масса; сохранившая же дисциплину артиллерия должна была во избежание нападения отгораживаться даже проволокой от своей же пехоты»{13}.
Австро-германское командование выражало удовлетворение ходом братания, так как оно мало задевало солдат их армий, на что наивно рассчитывали большевики{14}, но наносило непоправимый ущерб русским войскам на Восточном фронте. Так, за один лишь май 1917 г. только австро-венгерская разведка осуществила через братание с русскими солдатами 285 разведывательных контактов{15}. И все это происходило на глазах эсеро-меньшевистских солдатских комитетов, фронтовых и армейских комиссаров Временного правительства и, конечно, командования. Безответственными выглядят на этом фоне заверения большевистской газеты «Правда», лидеров большевиков, например прапорщика Н.В. Крыленко, занимавшего в то время пост председателя армейского комитета 11-й армии Юго-Западного фронта, в том, что их партия не допустит использования братания для «выведывания военных тайн»{16}.
Здесь уместно привести цитату А.И. Деникина: «Позволю себе не согласиться с мнением, что большевизм явился решительной причиной развала армии: он нашел лишь благодатную почву в систематически разлагаемом и разлагающемся организме»{17}. Можно уточнить сказанное генералом: разлагаемом именно правящими партиями в лице Временного правительства и его комиссаров в действующей армии.
Вместо того чтобы укрепить пошатнувшуюся после Февральской революции дисциплину в армии, покончить с братанием и усилившимся дезертирством, Временное правительство по настоянию входивших в его состав лидеров партий эсеров и меньшевиков приняло в мае 1917 г. «Декларацию прав военнослужащих». Эта декларация, вслед за знаменитым Приказом № 1 Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов, продолжила дело разложения Русской армии. Значительная часть ее положений вполне справедливо была направлена на защиту прав солдат: это и уравнение военнослужащих в правах с гражданским населением, и закрепление за солдатами права свободно высказывать свои политические, религиозные и социальные взгляды. Однако положение о том, что военнослужащим разрешалось быть членом любой политической партии, прямо вовлекало солдатские массы в разгоравшуюся политическую борьбу в самой армии (разжигаемую большевиками), что, конечно же, не делало ее более сплоченной. Естественно, «Декларация прав военнослужащих» была отрицательно встречена командованием. По его мнению, она явилась «последним гвоздем, заколоченным в гроб русской армии»{18}. Но к голосу командования ни Временное правительство, ни его комиссары в действующей армии не прислушивались.
Единственным русским фронтом, которого в значительно меньшей степени коснулись «революционные вихри», был Кавказский. Братания здесь вообще не было (русские солдаты не хотели брататься с турецкими офицерами в солдатской форме, хотя последние с подачи их германских хозяев, пытались предпринять такие попытки), а дезертиров было гораздо меньше, чем на других фронтах. После того как великий князь Николай Николаевич (Младший) отбыл в Ставку в Могилев, вместо него главнокомандующим войсками Кавказского фронта был назначен генерал от инфантерии Н.Н. Юденич. Официально он продолжал оставаться на должности командующего Кавказской армией до 4 апреля.
Напомним, что на весну 1917 г. Юденичем были подготовлены две наступательные операции. Первая на Мосульском направлении, вторая — на левом фланге армии. На остальных направлениях он предложил Ставке Верховного главнокомандующего вести активную оборону. Этот план был одобрен. В конце января 1917 г. в Тифлис, где располагался штаб Кавказского фронта, прибыл представитель английского командования. Он высказал руководству фронта пожелания своего командования в ближайшее время оказать давление на фланг и тыл 6-й турецкой армии, находившейся в Персии. Идя навстречу просьбам союзников, русские войска в феврале перешли в наступление на багдадском и пенджвинском направлениях. 1-й Кавказский армейский корпус вышел к границам Месопотамии (Ирак), а 7-й Кавказский армейский — к Пенджвину. Используя успех русских войск, англичане уже в конце февраля заняли Багдад.
