Агенты гестапо рыскали по всей Франции, но парижский резидент советской разведки бесследно исчез. У Кента было противоречивое отношение к случившемуся. Он понимал, что дальновидный Треппер, вне всякого сомнения, сумел припасти «на черный день» немалую сумму денег, без которой его нахождение в подполье было бы немыслимо.
Над Паннвицем нависла угроза отправки на Восточный фронт, а быть может; даже привлечение его к уголовной ответственности. Его вызвали в Берлин для разбирательства. Ему потребовалось много усилий для того, чтобы доказать: побег Треп-пера не означает провала радиоигры с Москвой. В связи с этим «акции» Кента резко пошли в гору. Паннвиц сумел доказать Мюллеру, что с помощью Кента он сможет организовать радиоигру с Москвой лучше, чем при участии Треппера. Все эти события проходили на фоне разительных перемен на фронте. Многие германские офицеры начали понимать, что поражение Германии в войне неизбежно.
Понимал это и Паннвиц. Имея «чехословацкие грехи», он осознавал, что рассчитывать на снисхождение победителей бессмысленно. Но у него в руках был умный и опытный советский резидент Кент, сотрудничество с которым могло бы в перспективе спасти гестаповца. На эту мысль Паннвица натолкнул его близкий друг – известный в прошлом социал-демократ, экономист Отто Бах, проходивший позже в Центре под оперативным псевдонимом «Карл».
«Взаимопонимание» между Кентом и Паннвицем, Бахом, Ленцем и Стлукой налаживалось постепенно.
Зондеркоманда «Красная капелла» переехала в отдельное здание на улице Курсель. В нем Кенту отвели три комнаты, которые, правда, снаружи закрывались на замок.
Маргарет Барча была переведена из тюрьмы Френ к Кенту. Между ними состоялась трогательная, не поддающаяся описанию встреча. Кент признался Маргарет, что мечтает видеть ее своей женой.
Уже не было смысла скрывать, что он является советским разведчиком. У Кента появилась робкая надежда, что после окончания войны они смогут уехать жить в Советский Союз. 21 апреля 1944 года Маргарет родила Кенту сына, которого они назвали Мишелем...
Но за несколько месяцев до этого произошло еще одно важное событие. Как-то раз Паннвиц попросил Кента одеть новый костюм, сам вручил ему рубашку и галстук. Они вдвоем вышли на улицу и сели в машину. Паннвиц был за рулем. Он новел машину в Булонский лес, где в одном из ресторанов, в отдельном кабинете их ожидали Отто Бах и Вальдемар Ленц.
В тихой обстановке, за столом с коньяком и винами начался непринужденный разговор о погоде, о положении на фронте. Закончился он тем, что гестаповцы и Отто Бах, по существу, сделали первый шаг к тому, чтобы быть завербованными резидентом Кентом.
Игра гестапо перешла в иное русло: на ее ход стал оказывать прямое влияние советский разведчик, продолжавший действовать только в интересах своей Родины.
Вербовка – это искусство, владеть которым по-настоящему могут немногие. Вербовка – не столько факт, сколько процесс. Процесс, как правило, длительный и многоплановый, основанный не всегда на шантаже и угрозах. Шантаж и угрозы по сути своей примитивны. Используя их, следует ожидать и столь же примитивной отдачи. «Высший пилотаж» вербовки – постепенное завоевывание интеллектуального, психологического превосходства над вербуемым, умение сделать из него если не полного единомышленника, то во многом надежного союзника.
Контакт с вербуемым – многогранен. Одна из самых тонких, можно сказать, ювелирных, граней – человеческие отношения между вербовщиком и вербуемым. Необходимо, в частности, учитывать его человеческие качества, происхождение, воспитание, устремления, психику, черты характера, отношения с людьми.
Иной оппонент может мне сказать: «Какие “человеческие” отношения могут сложиться у советского разведчика – офицера, коммуниста по убеждениям – с идейным фашистом, удачливым и солидным по должности гестаповским чиновником?» Могут! Но только в том случае, если вербовщик психологически точно рассчитал свои действия и до мелочей учел интересы вербуемого.
Интересы вербуемого – это, как правило, не просто жизнь, а качество этой жизни. Причем под качеством в первую очередь следует понимать не столько материальное благополучие, сколько возможность реализовать свои иные устремления, включая интересы карьеры, интимной жизни, душевного комфорта.
Изучая гестаповцев, Кент сумел с удивительной точностью учесть все эти нюансы. Постепенно, шаг за шагом он «опутывал психологической паутиной» своих тюремщиков, не оставляя им пути к отступлению. Так опытный рыбак, имея тоненькую леску и слабенький крючок, осторожно, но настойчиво подводит клюнувшую крупную рыбу к берегу. И не дай Бог ее вспугнуть неосторожным движением, преждевременным рывком...
У Кента оказались железные нервы, а перед его целеустремленностью следует преклониться. Он сумел найти индивидуальный подход к каждому из гестаповцев и склонить их к сотрудничеству в пользу советской разведки. Эту работу он проводил сугубо индивидуально, играя на их слабостях, бережно щадя самолюбие каждого из них. Работали они на Кента изолированно друг от друга, и это было психологически обоснованно.
На первых порах Кент больше всего доверял Отто Баху. Бах в свое время был убежденным социалистом, с симпатией относился к СССР, имел немного серьезных научных трудов по экономике, был для Паннвица ближайшим другом и, стало быть, заметно влиял на него.
Вальдемар Ленц был тоже, как и Отто Бах, человек ученый. Он был доктором наук, хотя в Германии эта ученая степень присуждалась за более скромный вклад в развитие науки, чем, скажем, в Советском Союзе. Он не был ярым сторонником гитлеровских идей и планов, умел ценить человеческое благородство. Спровоцировав генерала Озолса на неосознанное сотрудничество с гестапо, он, тем не менее, позже сделал многое, чтобы сохранить жизнь ему, его семье и даже связанным с ним членам французского Сопротивления.
Кент сумел учесть и интересы фрейлейн Кем-па. Внешне не привлекательная, она искренне и самозабвенно любила женатого Паннвица. Она надеялась, попав с ним в СССР, стать его женой и быть рядом с ним всю жизнь.
На что рассчитывал Хейнц Паннвиц? На то, что его сведения в пользу СССР частично компенсируют его злодеяния в Чехословакии. Но самое главное – он верил в то, что советская военная разведка будет заинтересована в нем как в профессионале, как в эксперте и советнике.
Радиоигра гестапо с ГРУ продолжалась. Ключевой фигурой в ней после побега Л. Треппера стал Кент. Но говорить о его предательстве было бы абсурдно. Документально подтверждено, что Кент сумел доложить в Москву о том, что работает под контролем гестапо и получил на это «добро» Центра. Об этом со ссылкой на архивные документы указывал бывший генерал-лейтенант НКВД П. А. Судоплатов, курировавший в это время вопросы внешней разведки[37]. Кроме того, по вине Кента не погиб ни один член французского Сопротивления. Больше того, под влиянием Кента «игра», затеянная гестапо с целью массированной дезинформации органов советской разведки, командования Красной армии и политического руководства СССР, постепенно переросла в снабжение ГРУ информацией правдивой, что до сих пор не было оценено ни учеными, ни разведчикам, ни руководством разного уровня.
Со временем начались личные встречи Кента и Золя – бывшего генерала Озолса, резидента советской разведки, считавшего Кента своим старшим начальником.
Кент имел возможность сообщить Озолсу, что сотрудничает с гестапо, но не сделал этого. Сей факт позже ставился Кенту в вину Формально вроде бы справедливо, но с профессиональных позиций – категорически нет! Каждому разведчику «нарезана своя делянка», и большего знать ему не полагается. Противоборство Кента и руководства зондеркоманды «Красная капелла» было их проблемой. Втягивать в это «состязание» непосвященного в детали Золя было бы ошибкой, да и проку бы от этого не было.
Задачей Кента было сохранение резидентуры Золя и его источников из числа членов движения Сопротивления.
Кента при встречах с Золя и вообще при выходе за пределы изолированных и охраняемых помещений всегда сопровождали на расстоянии несколько переодетых в гражданскую одежду гестаповцев. Они не афишировали, но и не скрывали ни от кого, что сопровождают Кента. Озолсу и его товарищам эти люди казались телохранителями Кента, что было вполне логично, учитывая его статус. В ходе всех встреч с Золя рядом с Кентом неотступно находился Вальдемар Ленц. Постоянное присутствие «секретаря» рядом со своим «шефом» Золя воспринимал как должное.
Кент не разубеждал в этом Озолса, твердо зная, что гестаповцы стерегут его и других задач не имеют: стало быть, для резидентуры Озолса они не опасны.
