Атаковали город и батальоны полка имени С. Лазо, в ходе боев занявшие льнозавод, больницу, высоту «Городок», территорию МТС, здание военкомата с прилегающими улицами. Когда, в какой период все это происходило, читателю советской историографии абсолютно ясно: в первую же ночь штурма. Однако для исследователя событий, попытавшегося создать и проанализировать хронологическую схему-таблицу штурма с привлечением различных (архивных в первую очередь) источников, — время главных успехов лазовцев в Ельне вполне может оставаться и под вопросом. Есть странное и в мемуарах. Например, А.Ф. Юденков в одной из книг сообщает, что 4-й батальон полка им. С. Лазо от высоты «Городок» дальше «продвигаться не стал, опасаясь перебить бойцов полка имени 24-й годовщины РККА»{72}. Что-то не верится в светские любезности: «— Извольте пожаловать», «— Нет-нет, только после Вас…» Не та обстановка. Позвольте, и это ведь в самом начале штурма! Когда «Годовщины» в городе еще не было.
Атаки полков на город были разновременными. Слабость оккупационного ельнинского гарнизона привела к постепенному его вытеснению партизанами из большинства районов этого небольшого города. Лишь к исходу вторых суток боев ельнинский гарнизон противника получил реальную помощь извне. Из сообщения коменданта тылового района при штабе 4-й немецкой армии, включенного в утреннее оперативное донесение штаба ГА «Центр» за 25 марта 1942 г.:
«Группа “Габленц”: В результате упорного кровопролитного боя полицейской роте, поддержанной штурмовым орудием, удалось ворваться в г. Ельня с востока и в 2 час. 00 мин. в ходе ожесточенных уличных боев установить связь с гарнизоном в северо-западной части города»{73}.
Однако немцам удалось лишь усилить свою городскую группировку, перелома в течение боя еще не произошло. Подразделения 5-го батальона полка им. С. Лазо в ночь на
26 марта контролировали в городе район севернее железнодорожного переезда у здания МТС{74}. Передовые группы батальона вели бои за район оккупационной комендатуры и нескольких прилегающих к ней зданий.
Еще 24 апреля 1942 г. появились первые признаки, мягко выражаясь, ослабления наступательного порыва подразделений полка им. С. Лазо. Вот свидетельство Г.С. Амирова: «…уже 24 марта мы узнали, что малочисленные подразделения Казубского, израсходовав полученные от нас боеприпасы и не добившись сколько-нибудь заметного успеха, не выдерживают яростных контрударов гитлеровцев и начинают отходить; …К вечеру остатки батальона лазовцев (около сотни партизан) были вытеснены противником в наши боевые порядки, и около тридцати фашистских танков и самоходок прорвались в город»{75}. Кто-либо резонно заметит: нашли «свидетеля», комиссар-то «Годовщи-1Ш» — это ведь один из выставленных теми же лазовцами в качестве «крайних» за неуспех штурма. Хорошо. Приведем собственно лазовские свидетельства, правда, с трудом поддающиеся прочтению в ряде мест протокола обсуждения ельнинских боев от 28 марта 1942 г. Скромничающий почерк ведущего протокол вряд ли случаен, как и указание лишь должностей вместо имен и фамилий. Итак, слово батальонному комиссару И.И. Черкасову:
«Ком-р 4 б-на. Задачу мы выполнили удачно. Комиссар шел с группой слева». На следующий день он отвел 2 группы и оголил левый фланг. Заречье мы все заняли. Отступать я не собирался. Ни один отряд не ушел, ушли утром. Нужно было держаться, не уходить.
Приятно было бы трем батальонам «Годовщины» узнать, что Черкасов, прибежавший к ним с сотней бойцов остатков батальона, тем самым и занял Заречье! Да уж речь о другом:
1. «Комиссар … На следующий день он отвел 2 группы и оголил левый фланг». На следующий день (после первого дня штурма, после 23-го) — значит, 24-го. Так что хронология Амирова подтверждается.
2. «…ушли утром. Нужно было держаться…». Конкретно: ушли. Не временно отступили, не объединили, так сказать, усилия с полком 24-й годовщины РККА, не заняли, отойдя, новый рубеж, — а ушли, и точка. А утром (учитывая амировское «к вечеру остатки батальона лазовцев …были вытеснены противником в наши боевые порядки …») — значит, ушли бойцы Черкасова из города утром 25-го.
25—27 марта 1942 г. партизанские батальоны один за другим отошли из города. Кто по приказу полкового командования, а кто и нет. О батальонах полка «Глинка» речи здесь вообще не ведем — они оставили город гораздо раньше, поскольку в объяснение причин их отступления[14] в опубликованном к настоящему времени приведены лишь две: истощение боеприпасов и (главная) — отсутствие поддержки соседних полков в условиях вражеских контратак. В третий-четвертый день боя, когда за немцами осталось в городе лишь несколько зданий, такого бы не было. Значит, раньше. Да и А.Ф. Юденков сообщает, что «глинковцы после первого же сильного обстрела из минометов отошли на исходные позиции», т.е. отошли в Чанцево, покинули город{76}. Возможно, не все отошли. Но ведь повод для лазовского комиссара смело написать в мемуарах об отходе глинковцев именно в первую же ночь — был.
Про собственно лазовский полк, что он «оставил город», — сказать именно в такой формулировке нельзя: батальоны порознь оставляли город, отхода в совершенно разных направлениях и разномоментно. Происходило это, видимо, хаотически, насколько сопровождалось решениями комбатов — гадать не будем. По приказу же командования полка, по их позднейшему свидетельству, город оставила лишь «часть сил 5-го батальона». Об этом еще поговорим.
Подразделения полка им. 24-й годовщины РККА отошли из города не просто по приказанию командования полка, а с разрешения (подчеркнем) представителя штаба Западного фронта, уже упомянутого нами М.М. Осташева. И под контролем командования полка. Г.С. Амиров скупо сообщает: «Командир полка Гнездилов, начальник штаба Рачков, начальник политотдела Абаев, секретарь партбюро полка Паненков и я отходили последними, вместе с артиллеристами и минометчиками»{77}, О себе комиссар полка «Геннадий» Амиров в изданной им книге скромничает, а ведь он, по свидетельствам последних уходивших партизан, под рев немецких моторов демонстративно добривался в одной из хат. Лишь на первый взгляд такое выглядит рисовкой, в действительности Амирову надо было чем-то маскировать свое присутствие в арьергарде в тяжелые, последние минуты главной той в его судьбе операции.
НАЧАЛО КРОВАВОЙ БОЕВОЙ «ДРУЖБЫ»
Когда город оставлен, приходится констатировать провал. Можно, конечно, подсчитать нанесенные врагу потери, говорить о психологическом значении такого дерзкого удара по врагу. Можно успокаивать себя тем, что это сегодня не получилось, а вот учтем этот первый опыт, и уж на следующий раз, очень скоро… Но это умопостроения, слова, а факт таков: штурм провалился.
Не претендуя на истину в последней инстанции, попробуем выяснить причины неудачи. Важно сличить свидетельства участников боев за Ельню. Только непредвзятая оценка каждого из таких свидетельств может способствовать определению как причин неудачи штурма, так и степени виновности тех или иных лиц.
Рядовые партизаны полка им. 24-й годовщины РККА знали о привлечении к участию в штурмовой операции также сил из партизанского полка им. С. Лазо. Однако в ходе продвижения бойцов «Годовщины» уже по городу выяснилось, что полк Лазо не атакует. Николай Морозов вспоминал:
«В эту ночь, когда мы заняли Ельню, по-моему, никакой стрельбы не было. А когда мы шли[,] нам поставили задачу — что мы наступаем с одной стороны, а полк Лазо наступает с Мутищенских лесов. Таким образом [,] мы должны были быстро оседлать Ельню, но я стрельбы с другой стороны не слышал.
Говорят, что Лазо наступали днем позже нас. Почему была такая несогласованность, не скажу».
Обратим внимание на фразу — «Лазо наступали днем позже нас». То есть не 23, а 24 марта. Лазовский тогдашний комиссар А.Ф. Юденков и в годы войны, и в своих мемуарах «За огненной чертой» приложил немало усилий, чтобы выставить полк им. 24-й годовщины РККА виновниками ельнинской неудачи, однако шила в мешке не утаишь. Описывая в книге свои действия темного времени суток с 23 на 24 марта, Юденков совершает ошибку, проговариваясь перед внимательным читателем [интересное подчеркнем]: «Ракетами я просигналил Казубскому, чтобы лазовцы выступили еще раз на штурм города, так как соседний полк пошел в атаку». Получается, лазовцев к ночи на 24 марта в городе нет, — ведь они повторно должны выступить на штурм города!
Что поддержки полка им. С. Лазо действия «Годовщины» не нашли, подтверждает и независимый участник тех событий, сам противник. Согласно немецкому суточному оперативному донесению штаба группы армий «Центр» за 24 марта 1942 г., вражеское командование было встревожено именно натиском на гарнизон Ельни с востока и северо-востока — с участка полка им. 24-й годовщины РККА:
