При этом она удивительно похожа на саблю, найденную Эллиотом.
Хотя это только версия, но все-таки интересная…
Хотя и у англичан тоже имело место увлечение парадной стороной, постоянная забота о подготовке и вооружении кавалерии сыграли свою позитивную роль: «В кавалерии — прекрасный конский состав и сабля отличного образца. На что она способна, показала под Балаклавой. Но в общем всадники слишком тяжелы для лошадей, и поэтому несколько месяцев активных действий должны свести на нет британскую кавалерию. Это теперь доказано крымским опытом. Если бы средний рост кавалерии был снижен — в тяжелой кавалерии до 5 футов 6 дюймов, а в легкой — до 5 футов 4 или даже 2 дюймов, как это, насколько мы знаем, сделано в пехоте, то кавалерийские части гораздо более отвечали бы своему боевому назначению. А при существующих условиях лошади слишком сильно перегружены и потому неизбежно выходят из строя, прежде чем удается с успехом использовать их против неприятеля».{745}
Конечно, Энгельс как, скорее, русофоб, нежели русофил, имел больше желания принизить кавалерию Николая I, чем петь ей дифирамбы. Но и русские военные не менее высоко оценивали своих противников: «Ни одна страна не находится в таких выгодных условиях относительно образования хорошей кавалерии, как Англия: в ней такое обилие природных кавалеристов, спортсменов встречается во всех слоях населения, что они с детства знакомятся с лошадью, с уходом за ней и с ездой и развивают в себе необходимые хорошему кавалеристу ловкость и смелость на коне. Лошади английской кавалерии, породистые и красивые, быстрые и крепкие, также не имеют себе равных в других армиях; если к этому прибавить превосходное обмундирование, снаряжение и вооружение, то мы получим верное представление о современном состоянии английской кавалерии. Английский кавалерист любит свое дело, а, следовательно, любит свою лошадь; наказания за дурной уход или жестокое обращение с лошадью, которые встречаются в других армиях, англичанам вовсе неизвестны: они, как все истинные наездники, заботливо и мягко обращаются со своим боевым товарищем-конем. Воспитание лошади и выездка ведутся весьма рационально; причем обращается внимание не на красивые ходы и манежную езду, а на правильное развитие природных качеств лошади; от седока же требуется умение управлять ею и в короткое время проходить большие пространства, не утомляя ни себя, ни лошадь и не останавливаясь, в случае нужды, ни перед каким препятствием. Вследствие правильного воспитания и терпеливого и кроткого общения английские лошади смирны, всегда стоят спокойно и легко дают садиться, непугливы и послушны. Болезней ног, происходящих от дурной ковки или от небрежного ухода, нет и в помине; сама ковка образцовая и вполне заслуживает изучения и подражания.
Подковывание лошадей в полевой кузнице 17-го уланского (17th Regiment of (Light) Dragoons (Lancers) полка. Рисунок С. Алкена. 1853 г. Что касается боевых качеств английской кавалерии, то люди вообще имеют красивый и молодецкий вид, ездят хорошо, ловко владеют оружием и смело идут на всякие препятствия. Аллюры хорошо выдержаны; во время атаки строй не разрывается, лошади не задерживаются и карьер доведен до наибольшей быстроты».{746}
Строевые лошади английской кавалерии были лучше русских, и это обусловливалось целым рядом причин, среди которых немаловажное место занимала экономика.
«В Англии, где вся кавалерия во время войны не требует более 10 000 лошадей, правительство не встречает затруднений при их покупке; но для того чтобы обеспечить армии преимущественное пользование лошадьми, не работавшими приблизительно до пятилетнего возраста, закупаются трехлетние жеребцы большей частью йоркширской породы и содержатся за счет правительства в депо, пока они не становятся пригодными для службы. Цена, уплачиваемая за жеребцов (20–25 ф. ст.), и обилие в стране хороших лошадей делают британскую кавалерию несомненно обладательницей лучшего конского состава во всем мире. В России существует такое же обилие лошадей, хотя качеством они ниже английских. Ремонтные офицеры закупают лошадей оптом в южных и западных провинциях империи, большею частью у посредников-евреев; затем они перепродают непригодных лошадей и передают остальных лошадей различным полкам соответственно масти их конского состава (в русском полку все лошади подбираются под одну масть)».{747}
Такое же мнение у главных исследователей событий Крымской войны: «Английская кавалерия сидела на прекрасных полукровках, но лошади эти были изнежены, не втянуты в работу и не приучены к трудам походной жизни».{748}
Именно лошади — еще одна причина, по которой русские не могли встретить удар англичан и на которую указывает один из наиболее интересных исследователей кавалерии Н. Горячев, сам участник Крымской кампании.[23] И причина совсем не якобы в том, что встретились с одной (русской) стороны легкая, а с другой (британской) тяжелая кавалерии. К середине XIX в., сообразуясь с новой эпохой стратегии войн, она уже была унифицирована.
По воспоминаниям Горячева, российская кавалерия страдала состоянием конского состава в походе. После длительных маршей по причине низкого качества войлока лошадиные спины превращались в сплошные раны, выводившие лошадей из строя. В результате «…в продолжение венгерской, крымской и турецкой войн мы имели возможность видеть, как по причине негодности войлока за кавалерийскими полками едва ли не целыми табунами тянулись лошади со сбитыми спинами… Кому, наконец, неизвестны случаи, когда во время войн с турками 1828–1829 и с поляками в 1831–1832 годах по причине гниющих от ссадин ран и происходящего от того зловония без отвращения нельзя было оставаться возле кавалерийских коновязей».{749}
И это не только точка зрения одного Горячева. Подобных свидетельств, в которых обращали внимание на двойственное состояние армии, когда с одной стороны глянец и блеск, а с другой — масса бесполезности на войне, в том числе проблемный конский состав, множество.
«Кавалерия при Императоре Николае I была образцовая, идеальная, с казовой парадной стороны — старые служаки говорят, что «ныне только во сне можно видеть такую».
Бесспорно, и офицеры, и солдаты были тогда менее развиты, но выучка, муштровка была очень строга, а лошади были хороши — высокого роста, сильные, что при большом весе всадника и вооружения много значит.
Однако кавалерия была хороша, как сказано, лишь на парадах, лагерных переходах и маневрах, в кампании же оказывалась несостоятельной: боевые потери конями были обыкновенно невелики, а солдаты возвращались из похода с седлами за плечами! Солдаты хорошо ездили маненной старо-немецкой системой, а на первых же тяжелых переходах стирали спины лошадям».{750}
После войны только ленивый не говорил о проблемах со строевыми лошадьми в армейских частях, которые иногда возникали по причине неправильной методики подготовки, в результате чего «…при непродолжительной скачке наши лошади утомляются».{751}
Когда в Крым началась отправка войск, российское командование начало их подбор по принципу быстрой маневренной войны, что выражалось в невероятно (для ограниченного ТВД) большом количестве кавалерии. Считать эту меру совершенно бесполезной нельзя. Та же кавалерия Корфа прекрасно выполняла задачу по блокированию Евпатории,[24] когда Меншиков опасался усиления турецкого, укреплявшегося в Евпатории, контингента кавалерией.{752} Только исключительно по личностным качествам ее начальника результат оказался не самым лучшим.
Прописная истина в том, что конница невероятно «прожорливый» род войск и требует гораздо более затратного снабжения, чем пехота или артиллерия, дала о себе знать очень скоро. В результате уже «…в начале войны в Крыму войска фуражировали и грабили в продолжение 21/2 месяцев. Около Севастополя, на местности, где кавалерия не могла принести пользы, были сосредоточены массы кавалерии, которая оставалась там до тех пор, пока не привели лошадей своих в изнурение и не уничтожили весь фураж в окрестностях».{753}
Уже в октябре 1854 г. Меншиков с долей уныния констатировал, что «…Моя многочисленная кавалерия годится только для занятия равнины и для демонстраций перед выходами из гор, занимаемыми англичанами и укрепленными ими на подобие Торрес-Педраса».{754}
Без устали маневрировать могли позволить себе лишь казаки. В иррегулярной кавалерии конский состав был гораздо больше приспособлен к «…условиям службы, к климату, почве, пище».{755}
Это еще одна «темная» страница Балаклавского сражения. Странное поведение, почти полная пассивность Легкой бригады, которая, находясь в невероятно удобной позиции для атаки русских кавалеристов, не двинулась с места, чтобы оказать помощь Тяжелой бригаде в один из наиболее драматичных эпизодов боя, возмутило многих. Вопрос этот был в числе заданных Кинглейком Лукану как командиру дивизии, в праве которого было решение на введение в бой дополнительных сил и которое могло изменить ситуацию. Лукан так и не смог дать внятный ответ, получив в отместку шквал уничижительной критики от журналиста.