Его действительно поддержали. В 1926 году Рыбалко поступил на Курсы усовершенствования высшего начальствующего состава при Военной академии РККА (ныне— Военная академия имени М. В. Фрунзе).
Учиться было трудно. Знаний, полученных урывками в течение ночных бдений, оказалось слишком мало. Но еще в полку Павел Семенович приучил себя спать не более трех-четырех часов в сутки. Напряженная работа принесла результаты: Рыбалко окончил курсы одним из лучших.
На стажировку его послали на Дальний Восток, в кавалерийскую часть. Это во многом определило судьбу Рыбалко на ближайшие годы.
Часть стояла на границе: с одной стороны — дружественная Монголия, с другой — Китай. Местность — широкая степь, поросшая ковылем и саксаулом, а вокруг — бесчисленные сопки. Из-за сопок ужом проскальзывали вражеские лазутчики. Иногда — отдельные нарушители, иногда — целые отряды. Задача кавалеристов — зорко оберегать границы от посягательств непрошенных гостей.
Такая же задача стояла и перед частями монгольской народной армии, созданной Сухэ-Батором и Чой-балсаном. Несколько лет назад Красная Армия помогла трудящимся Монголии, восставшим против гнета феодалов, разгромить интервентов и белогвардейские банды барона Унгерна. Но храбрым и самоотверженным воинам Народной Монголии не хватало опыта и теоретических знаний. На помощь пришли советские военные специалисты. Среди них был и Рыбалко, ставший одним из инструкторов монгольских вооруженных сил.
В конце 1928-го Павел Семенович получает новое назначение: на должность командира-комиссара 7-го кавалерийского полка в дивизии червонных казаков, которая стояла в районе Староконстантинова.
Рядом проходила граница с буржуазной Польшей, в которой правили пилсудчики, «старые знакомые», организовавшие в 1920 году нападение на Советскую республику. С тех пор антисоветские устремления и намерения правящих кругов Польши никаких изменений не претерпели.
И снова постоянная боевая готовность, усложняющая и без того нелегкие условия учений. Отличная характеристика, полученная Рыбалко от командования, свидетельствует, что он успешно справился с возложенными на
него обязанностями. Командир корпуса червонных казаков, герой гражданской войны Ока Иванович Городовиков, бывая на занятиях в 7-м кавполку, говорил Рыбалко:
— В Первой Конной я знал тебя как хорошего комиссара. Теперь вижу: ты и командир хороший. Тебе бы немного подучиться, и вполне сможешь командовать дивизией.
Командиру 7-го кавполка и самому страстно хотелось «подучиться». Но такая возможность представилась только в 1931 году. Тогда в частях Красной Армии проходил отбор наиболее достойных командиров для учебы в. Военной академии имени М. В. Фрунзе. Рыбалко зачислили на общевойсковой факультет.
— Мне постоянно не хватало времени,— вспоминал впоследствии Павел Семенович.— С утра до ночи занятия в учебных кабинетах, в лабораториях, военные игры на местности, а дома — книги, конспекты, разработка оперативных и тактических задач, карты боевых действий... А еще изучение новой боевой техники — нашей и зарубежной. Особенно привлекали меня танки. Понимал, что этот род оружия в будущих войнах сыграет важную роль...
Жажда знаний, растущая военная эрудиция, широта взглядов поставили Рыбалко в число лучших слушателей академии. При этом он оставался простым и отзывчивым человеком, пользующимся уважением и авторитетом у товарищей. Все годы учебы коммунисты факультета единодушно избирали его в партбюро курса, в партийный комитет академии.
В 1934-м, окончив академию, Павел Семенович Рыбалко был направлен военным советником в Китай.
В начале 30-х годов японские милитаристы, захватив северо-восточные провинции Китая, вынашивали планы дальнейшей экспансии. Братскую помощь китайскому народу в национально-освободительной войне против агрессора оказали советские добровольцы.
— Даже представить себе не мог,— рассказывал как-то Павел Семенович,— на каком низком уровне застану там боевую подготовку. Ни офицеры, ни тем более солдаты не умели стрелять... Вообразите такую картину: взвод выходит на огневой рубеж, десять выстрелов —
и лишь одно-два попадания в мишень. Пришлось начинать с элементарного: знакомить с приемами прицеливания. Военно-тактические занятия с офицерами были для них полным откровением. Карт читать они не умели, а следовательно, ориентироваться по картам на местности — тоже. Об артиллерии и летном деле говорить не приходится — для них это было тем же, чем для нас китайская грамота... Не случайно столько наших добровольцев осталось навеки в китайской земле. Главный удар в бою они принимали на себя...
О том, как наши советники передавали опыт Красной Армии китайским воинам, много позже будет вспоминать генерал-лейтенант А. И. Черепанов и другие советские добровольцы К
Боевую подготовку нельзя было приостановить ни на день — в стране создавалась крайне сложная и опасная обстановка...
И взмывали в небо советские самолеты, пилотируемые нашими летчиками, и вели огонь из советских орудий наши артиллеристы, и шли в атаку рядом с китайскими солдатами советские добровольцы.
В конце 1935-го Наркомат обороны отозвал Рыбалко из Китая.
Немногим более года прожил Павел Семенович на родине. Армия оснащалась новой боевой техникой, совершенствовалась структура Вооруженных Сил, и работа в Наркомате обороны поглощала его целиком. Рыбалко считали весьма образованным военным специалистом, но круг его интересов все расширялся, и он использовал каждый свободный час для углубления знаний.
Свет настольной лампы до глубокой ночи не гас в скромной московской квартире семьи Рыбалко. Надежда Давыдовна, беспокоясь о здоровье мужа, входила к нему, когда стрелка часов приближалась к двум.
— На сегодня довольно,— объявляла она, заглядывая в лежащие перед ним книги, где рядом с «Историей войн» и трудами советских военных теоретиков мирно соседствовали бессмертные произведения классиков мировой литературы.—Зачем только перегружаешься? Ведь всего не узнать, а ты и так уже много знаешь...
— Что ты, Надюша! — восклицал Павел Семенович.— Я знаю очень мало! Когда только успею наверстать упущенное...— И с сожалением вздыхал:— Уже два часа...
— Раз я пришла, значит, два,— подтверждала Надежда Давыдовна и спокойно закрывала книгу.
Он безропотно подчинялся. Было у них нерушимое условие: после двух — отдых.
Перед сном молча прислушивались к ровному дыханию спящего сына. Вилен рос крепким, здоровым мальчиком. Учился хорошо, но отметки по поведению, как у многих подростков, оставляли желать лучшего. Конфликты чаще всего возникали из-за его прямоты и запальчивости, с которой он обличал чью-то несправедливость. Надежда Давыдовна, ограждая мужа от неприятных объяснений с директором школы, принимала «удары» на себя.
Вилен буквально боготворил Павла Семеновича, говорил: «Мой отец — Человек, и я даю слово стать таким же».
Оба — и отец, и сын — не могли знать тогда, при каких трагических обстоятельствах в грядущем 1941-м Вилен сдержит свое слово...
В 1937 году Рыбалко снова за границей. Его направили в Польшу, военным атташе СССР.
В сложных условиях работали там наши дипломаты. Антинародная политика «санации», проводимая буржуазно-помещичьим правительством Польши, неприкрытая антисоветская направленность всех его планов и акций усложняли и без того нелегкую деятельность полномочных представителей Советского Союза в этой стране,
— Не знаю, когда было труднее,— вспоминал Павел Семенович,— в степях Украины, где мы скрестили клинки с польской шляхтой, или в бескровной войне с польскими дипломатами в их комфортабельных кабинетах. Ведь я приехал в Варшаву уже после заключения соглашения между Германией и Польшей, являвшегося одним из этапов в подготовке фашистской агрессии против СССР. Один непродуманный шаг мог нанести непоправимый ущерб интересам нашего государства...
Домой Рыбалко вернулся летом 1939-го, а 1 сентября того же года фашистские войска вторглись в Польшу. Началась вторая мировая война.
Через несколько месяцев Павла Семеновича снова направляют в Китай — на сей раз военным атташе
Советского Союза. И отзовут только через полгода, когда начнется Великая Отечественная война...
пн
Рыбалко рвался на фронт, а его направили готовить кадры — в высшее военно-учебное заведение начальником кафедры. Он обращался с бесчисленными рапортами, но на каждый поступал неизменный ответ: отказать. Не так просто было подобрать на его место специалиста, обладающего такими же глубокими военными знаниями, многолетним боевым опытом, искушенного в дипломатической работе за рубежом.
И кто знает, как сложилась бы судьба Павла Семеновича, если бы он не обратился за помощью к своему старому другу—генерал-полковнику Андрею Ивановичу Еременко. В то время командующий Брянским фронтом Еременко находился на излечении после тяжелого ранения...
