В предвидении громадной потребности в «живой силе» в случае европейской войны германское законодательство предоставляло Военному министерству известную свободу в распоряжении возрастными классами, так, например, младшие возрасты ландвера в случае надобности могли быть употреблены на укомплектование полевых и резервных войск, а младшие возрасты ландштурма II разряда — на укомплектование ландвера.
Из сравнения данных приводимой нами схемы (№ 1) мы прежде всего видим, что Германия готовилась к проявлению большего напряжения на войне, нежели Россия. Германия считала нужным для своей защиты иметь в распоряжении армии 28 возрастов, в то время как Россия — только 22.
В следующей главе мы рассмотрим особые условия, существовавшие в России и не позволявшие ей такого же «напряжения людьми», какое было доступно для других западноевропейских государств. Но здесь нужно обратить внимание на различие отношения русского и германского законодательств к вопросу об использовании более молодых возрастов. Призывной возраст, согласно русскому законодательству, определялся так: ежегодный призыв происходил в октябре месяце, причем призывались молодые люди, которые к 1 октября этого же года достигли 21 года. По германскому же законодательству привлекались молодые люди, которым в предыдущем году исполнилось 19 лет. Предъявляя вместе с тем очень строгие требования к физической готовности новобранца, германское законодательство предоставляло отсрочку для поступления на службу физически не вполне доразвившимся молодым людям. Это приводило к тому, что средний призывной возраст несколько повышался, равняясь 20 с половиной годам. Подобная система позволяла, не форсируя слабосильной части мужского населения, все-таки иметь призывный возраст на год моложе нашего.
Но мало того. Германское законодательство предвидело необходимость в случае войны досрочных призывов. Оно устанавливало порядок, согласно которому всякий немец по достижении им 17-летнего возраста зачислялся в ландштурм, т.е. делался военнообязанным.
Наш устав 1874 года совершенно не предвидел возможности в случае войны досрочного призыва. Закон 1912 года сделал попытку исправить этот недочет. Но наше молодое народное представительство не отдавало себе отчета в том грандиозном напряжении, которое потребуется от России через два года. Не вполне отдавало себе отчет в этом и наше военное ведомство. И вышеуказанная попытка вышла очень робкой. Закон 1912 года хотя и предусматривал возможность досрочных призывов, но говорил о них очень неопределенно.
Ст. 5 закона 1912 г. гласила: «При возникновении чрезвычайных обстоятельств военного времени, вызывающих настоятельную необходимость ускорить поступление новобранцев в ряды войск, очередной призыв может быть по Высочайшему повелению, объявленному Высочайшим указом Правительствующему Сенату, произведен ранее сроков, в предыдущей статье (ст. 4) указанных…»
Между тем ст. 4 говорит о сроках призыва в данном году; указание же на то, по достижении какого возраста молодые люди подлежат призыву, мы находим в ст. 2, на каковую в ст. 5 ссылки не имеется.
Дальнейшее сравнение данных схемы № 1 показывает нам, что, несмотря на то что Германия готовится к призыву в случае войны гораздо большего числа возрастных классов, нежели Россия, тем не менее она создает такую систему, которая позволяет ей сообразовать размер использования своей живой силы с размерами выясняющихся потребностей войны, строго придерживаясь при этом возрастного принципа.
Эта система не только обладает гибкостью; внимательное отношение к возрастному принципу придает ей и моральное значение, соответственно воспитывая народное сознание.
Нельзя сказать того же о русском законе. Хотя он рассчитан на меньшее напряжение, чем германский, в нем отсутствует гибкость. Он не дает возможности осуществить в напряжении страны справедливую последовательность в использовании возрастных классов. Характеризуя одним словом, наш закон — кустарен.
Эту кустарность он унаследовал от Рекрутского устава 1831 г. Но последний отвечал другому заданию, а именно — ведению войны профессиональной армией, в то время как новое задание требовало ведения войны вооруженным народом.
РАСПРЕДЕЛЕНИЕ ТЯГОТ ВОИНСКОЙ СЛУЖБЫ ПО ВОЗРАСТАМ
Отсталость русского законодательства об обязательной воинской службе от требований современной войны обнаруживается еще ярче, если мы углубим наш анализ.
Выше мы уже упоминали о том, что закон об обязательной воинской службе при проведении на практике принципа долга каждого гражданина защищать свое отечество вынужден делать некоторые отступления от абсолютно для всех одинакового исполнения этого долга.
Подробно мы остановимся на этом вопросе в следующих главах. Здесь же мы затронем другой вопрос, связанный с только что указанным, а именно — вопрос о том, в какую из указанных на схеме № 1 категорий зачислялись лица, получавшие в мирное время освобождение от действительной службы. На первый взгляд может показаться, что этот вопрос имеет только формальное значение, но на самом деле это не так.
Согласно русскому Уставу о воинской повинности 1874 г., лиц, не принятых в мирное время на действительную службу, зачисляли сразу же при призыве в государственное ополчение. Последнее подразделялось нашим законом на два разряда:
I разряд — предназначался не только для формирования особых ополченских частей, но мог быть также использован для укомплектования действующих войск.
II разряд — предназначался исключительно для укомплектования особых ополченских частей, которые применялись только как охрана тыла или как рабочая сила.
Как мы увидим дальше, наибольшее развитие в области льгот получила в нашем законодательстве льгота по семейному положению. Ею пользовались до 48% призываемых. И вот приблизительно половина этого числа (льготные I разряда) зачислялись прямо в ополчение II разряда, т.е. в случае войны освобождались законом от настоящей боевой службы. Другая половина льготных по семейному положению зачислялась в ополчение I разряда. Хотя по смыслу закона ратники ополчения II разряда могли быть привлечены в случае надобности на пополнение действующих войск, но, согласно нашим же законоположениям, учет велся лишь ратникам I разряда, служившим ранее в войсках (т.е. в возрасте от 39 до 43 лет) и только младшим четырем возрастам прочих ратников I разряда. Численность этой части ополчения I разряда считалась достаточной «для вероятной потребности: 1) в дополнительном укомплектовании для постоянных войск и 2) для формирования ополченских частей»{2}.
Таким образом, наш закон намеревался освободить не только от боевой службы, но и от всякого вида военной службы также и ратников I разряда, за исключением ранее служивших на действительной службе и четырех младших возрастов.
В итоге вместо распределения тягостей воинской службы по возрастным слоям наш закон как бы отсекал часть мужского населения, предназначая ее для воинской службы вплоть до 43-летнего возраста, и освобождал совершенно другую от боевой и даже от всякого вида военной службы.
Мировая война, вспыхнувшая в 1914 году, нарушила все расчеты Российского военного ведомства. Пришлось во время войны спешно изменять законоположения. Но основные дефекты Устава о воинской повинности сказались во всей своей силе. На схеме № 2 указаны сроки призывов возрастных классов в различных категориях наших военнообязанных. Из этой картограммы ярко видно, что возрастной принцип был совершенно нарушен.
Для пояснения нашей мысли на примере посмотрим, как отразилась мировая война на людях призыва 1897 г.
В 1914 г. люди этого призыва находились в возрасте 38 лет.
Согласно изложенному нами выше, они могут быть в отношении тяготы, выпадающей на них с объявлением войны, разделены на три категории.
Первая: прошедшие действительную службу, числящиеся последний год в запасе.
Вторая: зачисленные в 1897 г. в ополчение I разряда.
Третья: зачисленные в 1897 г. в ополчение II разряда.
Первые в первый же день объявления мобилизации были призваны в действующую армию и выступили в ее рядах в поход, вторые начали призываться лишь 25 марта 1916 г., т.е. через двадцать месяцев после начала войны; а третьи начали призываться только 25 октября 1916 г., т.е. через двадцать семь месяцев. Для того чтобы эта третья категория могла быть привлечена к боевой службе, а не оставалась бы в частях ополчения, потребовалось даже радикальное изменение закона.
Это громадное различие в требованиях государства к вышеуказанным трем категориям предрешалось еще в 1897 г., в большинстве случаев в зависимости от того, каким работником был тогда в семье своего отца {или деда) призываемый. С тех пор прошло 17 лет. Семья отца, а тем более деда распалась (при этом по мере удаления от крепостного права выделение молодых семей происходило все раньше и раньше). К 1914 г. семья призываемого стала совершенно самостоятельной единицей. Между тем создавалась такая картина: глава многочисленной семьи, с детьми малолетками, идет на поле брани, а здоровый бобыль блаженствует в тылу и только через 27 месяцев кровавой бойни призывается, и часто лишь для того, чтобы в далеком тылу окарауливать запасы.
