О том, что Гуревич не выдавал известных ему советских агентов, свидетельствует донесение самого Треппера в ГРУ, которое ему удалось отправить скрытно от гестапо в апреле 1943 г. В нем он докладывал о своем провале, арестах Гуревича, Корбена и многих других сотрудников. Сообщил, что его непосредственно предал Корбен. О какой-либо причастности Гуревича в предательстве советских разведчиков, в том числе и выдаче им гестапо Корбена, он не указывал (т. 8, л. д. 232).
Из материалов гестапо видно, что Гуревич по собственной инициативе никакой информации о Шульце-Бонзене («Хоро»), арестованного в августе 1942 г. не давал. По предъявлению ему расшифрованных радиограмм о резидентуре Щульце-Бойзена он 20 ноября 1942 г. дал показания лишь в тех пределах, которые были известны немецкой контрразведке (т. 4, л. д. 29–30).
Допрошенный в декабре 1942 г. (по предъявленным показаниям Треппера) о своих поездках в Швейцарию в 1939 и 1940 гг., Гуревич дал ложные показания о резиденте советской разведки Радо («Дора»). Скрыл от немцев пароль для связи с ним, его фамилию, место жительства. Не выдал известные ему шифры и ключи, которыми пользовался Радо для связи с Москвой, назвал вымышленное описание его личности.
На допросе в гестапо в июле 1943 г. Гуревичу были предъявлены соответствующие записи в отношении советского резидента в Швейцарии Радо. При этом он назвал фамилию Радо, однако точного адреса его проживания не указал, шифры, которыми тот пользовался для связи с Москвой, не назвал и по отдельным вопросам дал путаные показания (т. 4, л. д. 31, 140; т. 11, л. д. 129–135).
Из тех же протоколов допросов Гуревича усматривается, что он уклонялся давать по своей инициативе конкретные показания о деятельности советской резидентуры, ссылаясь при этом на запамятование или недостаточную информированность. Подтверждал известные немцам из иных источников факты только после изобличения его на очных ставках другими арестованными или предъявленными документами (т.т. 4, 6).
Так, на допросе 15 ноября 1942 г. Гуревич назвался уругвайским подданным Виссенте Сиерра, категорически отрицал свою принадлежность к советской разведке и связь с разведчиком Избуцким. В ходе допроса ему была дана очная ставка с арестованным Избуцким и последний раскрыл псевдоним Гуревича – «Кент» (т. 4, л. д. 2–8).
Однако своего настоящего имени Гуревич так и не назвал (т. 4, л. д. 2–8).
В дальнейшем, как следует из протоколов допросов Гуревича в 1942–1943 гг., он в разведывательной деятельности изобличался показаниями арестованных Макарова, Вассермана, Арнольд и Треппера. В тот же период ему предъявлялись многочисленные расшифрованные немецкой контрразведкой радиограммы, в которых содержались обширные сведения о сотрудниках фирм «Симекско» и «Симекс», в том числе о самом Гуревиче, Шульце-Бойзене и других советских разведчиках (т. 4, л. д. 9–183).
Об обстоятельствах и причинах провала советской агентуры подробные показания со ссылкой на документы дал в ходе предварительного следствия Треппер.
Он показал, что в декабре 1941 г., во время ареста Макарова (совместно с Гуревичем обучавшийся разведработе в Москве) немцы захватили шифры, ключи к ним, которыми пользовались несколько резидентур, а также ряд зашифрованных радиограмм. Добившись признания Макарова, они расшифровали около трехсот запеленгованных ими в 1940–1941 гг. радиограмм, передававшихся Треп-пером и Гуревичем в ГРУ, в которых имелись адреса, фамилии разведчиков, сведения о фирмах прикрытия и другие организационные данные об агентурной работе резидентур в Бельгии, Франции и других странах (т. 2; л. д. 69, 71, 73, 90–91, 432, 452, 560–583; т. 7, л. д. 210; т. 8, л. д. 232; т. 12, л. д. 158–294).
Бывший начальник управления гестапо Панцигер на допросе в МГБ СССР в 1951 г. показал, что немцы к началу 1942 г. расшифровали перехваченные радиограммы советских радиостанций, что дало возможность выявить и ликвидировать советскую резидентуру Щульце-Бойзена («Хоро») в Берлине. Поскольку в расшифрованных радиограммах упоминалась фирма «Симекс», официально действовавшая в Париже и Брюсселе, и ее сотрудники, то это в дальнейшем позволило арестовать Треппера, Гуревича и других лиц, причастных к советской агентуре (т. 9, л. д. 34–37, 40–41).
Из материалов дела следует, что гестапо, расшифровав запеленгованный радиоотчет Гуревича о встрече в 1941 г. с берлинским резидентом Шульце-Бойзеном, получило полные данные об этой резидентуре и ликвидировало ее в августе 1942 г., то есть за несколько месяцев До ареста Гуревича (т. 12, л. д. 298).
Допрошенный на предварительном следствии и при дополнительном расследовании Гуревич показал, что в декабре 1941 г. немцы арестовали Макарова, Избуцкого и ряд других советских разведчиков. При их аресте были изъяты шифры и расшифрованы ранее направлявшиеся в Главное разведывательное управление радиограммы, в которых содержались отчеты о разведработе и данные об агентах. В связи с этим немецкой контрразведке стали известны агентурная сеть в Берлине, Париже, Брюсселе. Тогда же о провале он и Треппер сообщили в ГРУ.
Далее Гуревич показал, что 9 ноября 1942 г. он был арестован гестапо. На первых допросах согласно легенде категорически отрицал свою принадлежность к советской разведке, не назвал как на этих допросах, так и в последующем свою настоящую фамилию. Однако был изобличен предъявленными ему показаниями ранее арестованных Макарова, Вассермана, Арнольд, Избуцкого, очной ставкой с последним и данными, полученными немецкой контрразведкой из перехваченных и расшифрованных радиограмм советских резидентур.
Поскольку при подготовке его к выполнению задания в ГРУ не разрабатывалась легенда как вести себя на допросах в случае провала, он (Гуревич) с учетом сложившейся обстановки рассказал только об известных уже гестапо из иных источников обстоятельствах.
Одновременно он, стремясь затянуть следствие и не причинить вреда не установленным немцами советским разведчикам, давал гестапо ложные показания. С этой целью он сообщил неверные сведения об обстоятельствах зачисления на службу в разведку и прохождении специальной подготовки, скрыв, что такую подготовку проходил в Москве по линии ГРУ вместе с Макаровым; составил неполную схему руководимой им в Бельгии разведывательной сети; не подтвердил имеющиеся у немцев данные о принадлежности Корбена и других к советской разведке, а также не назвал советского резидента в Швейцарии Радо, скрыв обстоятельства встречи с ним, его местожительство, пароль для связи с ним и шифры; дал вымышленные приметы представителя Компартии Франции, с которым находился на связи, не назвал время, место обусловленной с ним встречи в ноябре 1942 г. в Марселе.
Опровергая показания Треппера об участии в его розыске после побега, Гуревич пояснил, что сотрудники гестапо, установив прежнее местожительство Треппера, действительно возили его туда и предъявляли на опознание сына Треппера. Однако он, Гуревич, препятствуя гестапо, умышленно не опознал его.
Кроме того, Гуревич пояснил, что у него имелось два шифра, один из которых был общим и им пользовалось шесть человек. В 1941 г. перед его убытием в Берлин, он, по согласованию с Треппером, передал второй шифр для расшифровки радиограмм Макарову, о чем доложил в ГРУ. Эти шифры и ключи к ним стали известны немцам до его ареста. Треппера, Корбена, Щульце-Бойзена, Радо, Каца, сотрудников фирм «Симекско», «Симекс» и других лиц не предавал и в их розысках, арестах, разоблачениях участия не принимал. Треппер на предварительном следствии и при дополнительном расследовании оговорил его (т. 1, л. д. 363–366, 373– 380, 400–411, 426–430, 433–441; т. 7, л. д. 139–191, 219–234; т. 8, л. д. 10–112, 132–210, 234–275; т. 9, л. д. 121–128; т. 11, л. д. 32–101; т. 12, л. д. 6–150).
Согласно материалам Главного разведывательного управления, Гуревич перед своей поездкой в конце 1941 г. в Берлин действительно сообщил в Центр о том, что во время его отсутствия расшифровку радиограмм будет производить Макаров («Хемниц») (т. 7, л. д. 210).
Объективность показаний Гуревича подтверждается приобщенными к делу материалами следствия гестапо. Их анализ свидетельствует о том, что на допросах он избрал правильную линию поведения, чем препятствовал немецкой контрразведке в раскрытии советской агентуры.
О необоснованности обвинения Гуревича в предательстве советских разведчиков, выдаче противнику шифр отмечено в заключении Главной военной прокуратуры: 1961 г. (т. 8, л. д. 276–287).
Также несостоятельно обвинение Гуревича в том, что он в изменнических целях, согласившись на сотрудничество с врагом, принял участие в радиоигре по дезинформации Главного разведывательного управления, установил по поручению гестапо связь с советским резиденте Озолсом («Золя»), внедрился во французское движем сопротивления и способствовал немцам в проведен карательных операций.
На предварительном следствии и в ходе дополнительного расследования Гуревич показал, что после ареста он, несмотря на угрозу расстрелом, длительное время давал согласия немецкой контрразведке на участие в радиоигре с Главным разведывательным управлением. Весной 1943 г. немцы вновь потребовали от него вступления в радиоигру. При этом начальник зондеркоманды Гиринг предъявил ему документы, свидетельствующие о ее проведении с помощью Треппера, других арестованных разведчиков и он убедился, что радиоигра уже проводится от его, Гуревича, имени. Одновременно ему была вручена радиограмма Главразведупра с программой его работы и указанием об использовании старого шифра, который еще в декабре 1941 г. был захвачен гестапо в Брюсселе при аресте Макарова. Поскольку для связи были даны старые шифры, он полагал, что Центр знает начавшейся радиоигре.
