Ознакомительная версия.
1. Министерство местной промышленности ЛССР — 6400 человек, из них: г. Рига — 5400 (Министерство местн[ой] промышленности]), г. Лиепая — 700 (завод «Кр[асный] Металлург»), 300 (завод «Металле»).
2. Министерство легкой промышленности ЛССР — 2000 человек, из них г. Рига — 2000 (Министерство легкой промышленности).
3. Министерство промстройматериалов ЛССР — 2500 человек, из них: г. Рига —1000 (Министерство промстройматерилов), г. Даугавпилс— 100 (Калкунский кирпичный завод), г. Елгава — 300 (Калнциемский кирпичный завод), г. Цесис — 400 (Известковый и кирпичный завод), ст. Саддус—700 (Бреценский цементный завод).
4. Министерство жилищно-гражд[анского] строительства ЛССР — 2300 человек, из них г. Рига — 1400 (Министерство жил[ищно]-гражд[анского] строительства], г. Цесис—150 (СМУ №7), г. Валмиера — 200 (СМУ №7), г. Елгава — 200 (СМУ №3), г. Даугавпилс — 200 (СМУ №5), г. Резекне — 150 (СМУ №6).
5. Управление целлюлозно-бумажной промышленности] ЛССР — 800 человек, из них г. Слока — 300 (Слокский бум[-ажный] комбинат), г. Югла — 300 (Бумфабрика «Югла»), г. Ли-гатне — 200 (Бум[ажная] фабрика «Лигатне»).
6. Латэнерго — 500 человек.
7. Рижский электро-механический завод — 500 человек. Итого — 15 000 человек»{674}.
Запрос был сделан без учета данных о количестве освобождаемых репатриантов призывного возраста. На самом деле латышей среди таковых насчитывалось не 15 тыс., а лишь около 9000{675}. В конце августа в МВД СССР пришел запрос от зампреда Совета министров ЭССР: «Прошу Ваших указаний Управлению Беломорстроя, [а] также прочим Управлениям, передающим спецконтингент в распоряжение Государственной Плановой Комиссии Эстонской ССР, направлять таковой на ст. Пыллкюла Харьюмаского уезда Эстонской ССР, где последний распределяется между министерствами ЭССР, согласно плану республиканского Бюро распределения и учета рабочей силы»{676}.
В начале октября 1946 г. в МВД СССР подвели первые итоги операции по освобождению репатриированных коллаборационистов-прибалтов. Всего таковых было выявлено 44 169 человек, из них эстонцев 6507, латышей — 30 824 и литовцев — 6838. Из них к 20 сентября было освобождено и направлено в Прибалтику 9069 человек, в том числе в Эстонию — 621, в Латвию — 7396 и в Литву — 1052. Чтобы успеть уложиться в указанные приказом №00336 сроки, отправку репатриированных прибалтов на родину следовало резко ускорить. За оставшиеся три месяца нужно было вернуть более 35 тыс. человек. Несмотря на усилия органов МВД, этот процесс проходил медленно. Спустя месяц с небольшим в отчете МВД СССР говорилось, что по состоянию на 1 ноября в Прибалтику было направлено в общей сложности 14 969 репатриантов (в том числе в промышленность — 5611 и к месту жительства — 9358 человек). Не отправленными на родину оставалось около 28 тыс. человек{677}.
Справка, подписанная зам. начальника ГУББ МВД СССР от 27 марта 1947 г.: «Органами МВД-УМВД выявлено на территории Советского Союза репатриированных советских граждан прибалтийских национальностей — 41 572 человека. Из них латышей — 28 712 чел., эстонцев — 6819 чел., литовцев — 6041 чел»{678}. Возвращение литовцев, латышей и эстонцев на родину было завершено только к середине 1947 г.
12 июня 1947 г. Совет Министров СССР принял постановление, которое с некоторыми оговорками распространяло действие постановления от 13 апреля 1946 г. на лиц других национальностей — кроме немцев, — являвшихся уроженцами и постоянными жителями Литвы, Латвии и Эстонии.
Победное окончание войны не означало для Советского Союза наступления мира внутри страны. Вооруженное сопротивление на территориях, включенных в состав СССР в 1940 г., стало в послевоенные годы одной из главных внутриполитических проблем. Несомненно, масштабы движения и жестокость повстанцев (часть которых была откровенно бандитами, не имевшими ничего общего с освободительным движением) стали для кремлевских властей большим и неприятным сюрпризом: такой «войны после войны» не ожидали{679}. Успех строительства и укрепления советской власти в большой степени зависел от того, насколько эффективно властям удастся справиться с движением сопротивления. Решением этой задачи занимались республиканские народные комиссариаты внутренних дел и государственной безопасности (в 1946 г. переименованы в министерства){680}. Союзное руководство было заинтересовано в быстром подавлении вооруженного сопротивления, как по внутри, так и внешнеполитическим причинам. Без этого говорить о стабильности в регионе, об успешности его экономического возрождения было бессмысленно.
В течение 1944—1946 гг. органы госбезопасности ликвидировали основные силы «Союза литовских партизан» и «Армии свободы Литвы», в частности, два состава «верховных штабов», десятки окружных и уездных «командований» и отдельных бандформирований. В тот же период в результате проведения оперативных и войсковых операций силами МВД—МГБ все сколько-нибудь крупные подпольные организации, а также главные антисоветские повстанческие силы Латвии и Эстонии были фактически разгромлены, лидеры повстанческого движения были либо убиты, либо арестованы. «В настоящее время в Латвии крупных бандитских формирований нет. Действуют лишь мелкие разрозненные группы», — говорилось об итогах 1946 г. в докладной записке ГУББ МВД СССР, адресованной С. Круглову. «Все крупные бандитские формирования в основном ликвидированы», — сообщалось о положении дел в Эстонии{681}.
Принципиально важным событием, имевшим резонанс не только в Прибалтике, но и во всем СССР, стал так называемый «Рижский процесс». С 26 января по 2 февраля 1946 г. перед судом Военного Трибунала Прибалтийского Военного округа (размещался в Риге) предстали семь руководителей «Остланда». Среди них Верховный руководитель СС и полиции на территории Прибалтики Ф. Еккельн, а также старшие офицеры вермахта и руководители СА А. Беккинг А. Мотетон, Ф. Вертер, Б. Павель, Г. Кюппель, З. Руфф, в чьих руках была сосредоточена вся полнота власти на территории Прибалтики с 1941 по 1944 г. Они обвинялись в злодеяниях, совершенных на территории Латвийской, Литовской и Эстонской ССР. Процесс был хорошо подготовлен в юридическом и фактологическом смысле — явление, достаточно нетривиальное для сталинской юстиции. К этому, очевидно, обязывал Нюрнбергский процесс, в фарватере которого проходил Рижский. Следователи тщательно изучили материалы реихскомиссариата «Остланд» (полная коллекция которых осталась в Риге){682}. Об этой тщательности свидетельствуют, в частности, подробнейшие обзорные справки (подшитые к каждому тому) и массивы иных коллекций документов, касающихся территории «Остланд». Все они вкупе со свидетельскими показаниями и сведениями Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков (ЧГК) привлечены к доказательной базе «Рижского процесса»{683}. Все обвиняемые были приговорены к смертной казни через повешение. Приговор был приведен в исполнение в Риге 3 февраля 1946 г.[3] Увы, уникальная по полноте коллекция документов рейхскомиссарита «Остланд», не вывезенная нацистами в 1944 г. и оставшаяся в Риге, в советское время была практически недоступна исследователям, а материалы «Рижского процесса» были опубликованы лишь фрагментарно в 1946 г.{684}. К сожалению, сегодня в государствах Балтии эти документы, дающие полную картину происходившего в «Остланде» в 1941—1944 г. и однозначно дезавуирующие любые изыскания о «мягкости нацисткой оккупации» и о «борьбе за независимость» Прибалтики под нацистским флагами и в униформе СС, находятся как бы вне политического дискурса. В постсоветское время «Рижскому процессу» была посвящена монография «Эшафот»{685}. Это произведение состоит из художественного (по жанру, но не по качеству) вымысла автора, «для достоверности» обильно «приправленного» вырванными из контекста цитатами (нередко фрагментированными практически до неузнаваемости, что становится очевидным при сравнении с оригиналом) из подлинных материалов «Рижского процесса», к уникальным материалам которого из Центрального архива ФСБ России автор получил (как сам же утверждает в предисловии) доступ, и других документов. Автор книги, смело игнорирующий историческую реальность, достаточно самокритичен в оценках погружения в сложнейшую историко-политическую тему, не переоценивая свои способности и признаваясь: «Рассказал то, что сам понял»{686}. Данный «рассказ» (с ярко выраженным националистическим оттенком, который по достоинству могли бы оценить нацистские руководители «Остланда»), проникнутый горячим сочувствием к осужденным нацистским преступникам и поразительным неуважением к судьбам их жертв, выдержал в Латвии уже несколько изданий на латышском и русском языках и распространяется в школах — как вспомогательная литература по истории. В 1946 г. процесс над руководителями «Остланда» и их публичная казнь должны были поставить точку в «коричневом прошлом» Прибалтики. Однако, увы, проблема оказалась загнанной внутрь на многие десятилетия и сегодня вновь всплывает на местном политическом ландшафте.
Ознакомительная версия.
