Илья Деревянко - «Белые пятна» Русско-японской войны

Другой задержанный показал, что он капитан японской пехоты Тейско Оки, подчиненный полковника Юкока и находящийся в его распоряжении. Военную форму он с собой не брал, так как идти в ней по Китаю, соблюдающему нейтралитет, не представлялось возможным. Кроме того, приняв поручение, он знал, что идет почти на верную смерть, и не надеялся вернуться. Когда русские солдаты задержали его и Юкока, четыре студента, бывшие в их партии, тоже хотели идти за ними, но он сказал им: «Если русские солдаты не берут вас, то зачем же вам идти? Вы можете быть свободны». Он знает, что ему грозит смерть. Когда русские его захватили, он хотел лишить себя жизни, но не имел, чем это сделать. Если бы он теперь вернулся на родину, то потерял бы свою честь, так как задача их осталась неисполненной. Теперь ему очень стыдно быть подсудимым, и он просит поскорее кончить дело.

На основании всего вышеизложенного, японские подданные Юкока и Оки подлежат обвинению:

В том, что, принадлежа к составу японской действующей против России армии и имея намерения в целях содействия успехам своей армии разрушить или повредить русские железнодорожные и телеграфные сооружения, они, Юкока и Оки, запаслись пироксилином и иными принадлежностями для порчи вышеупомянутых сооружений, проникли тайно в пределы Маньчжурии, где и были задержаны русским разъездом в 20 верстах к юго-западу от станции Турчиха Китайской Восточной железной дороги, одетыми в монгольские одежды, в которые они облеклись для сокрытия своей национальности и принадлежности к японской армии. Деяние это предусмотрено 271 статьей XXII книги Свода Военных Постановлений 1869 г., изд. 3, и за него, согласно 260 и 262 статьям XXIV книги Свода Военных Постановлений 1869 г., изд. 3, японские подданные Юкока и Оки подлежат преданию Временному Военному Суду Северной Маньчжурии. 6 апреля 1904 г., г. Харбин

РЕЗОЛЮЦИЯ ВРЕМЕННОГО ВОЕННОГО СУДА В г. ХАРБИНЕ{384}

7 апреля 1904 г.

1904 г. апреля 7 дня по указу Его Императорского Величества Временный Военный Суд в городе Харбине в составе:

Председательствующий — Военный судья полковник Афанасьев.

Временные члены: 18-го Восточно-Сибирского стрелкового полка подполковник Карибчевекий и Амурского казачьего полка войсковой старшина Плотников.

Выслушав дело о японских подданных Шязо Юкока 44-х лет и Тейско Оки 31-го года, именующих себя первый — подполковником, а второй — капитаном японской армии, признал их виновными в преступлении, предусмотренном 2 частью 271 статьи XXII книги СВП[122] 1869 г. издание 3-е и на основании 10 и 12 ст. той же книги; 253 и 254 статей Уложения о наказаниях уголовных и исправительных и 3 пункта 910, 1 пункта 915, 916, 2 пункта 1409 примечаний к XXIV книге того же свода

ПРИГОВОРИЛ: 1) Названных подсудимых за означенное преступление подвергнуть лишению всех прав состояния и смертной казни через повешение. 2) С вещественными по делу доказательствами поступить согласно 323 ст. Устава о предупреждении и пресечении преступлений и 3) Приговор по сему делу в окончательной форме представить на усмотрение командующего Маньчжурской армией.

М. В.

Исполняющий Военно-Прокурорские обязанности при Временном Военном Суде Северной Маньчжурии 14 апреля 1904 г.

№ 0402 г. Харбин

ВРЕМЕННОМУ ВОЕННОМУ СУДУ{385} г. ХАРБИН

Приговор суда по делу японских подданных Юкока и Оки в исполнение приведен.

ОКРУЖНОЙ ШТАБ ВОЕННО-ОКРУЖНЫХ УПРАВЛЕНИЙ МАНЬЧЖУРСКОЙ АРМИИ

Отд. разведыват. 19 мая 1904 г. № 4372

Генерал-квартирмейстеру полевого штаба Маньчжурской армии

РАПОРТ{386}

2-го мая с.г. военным Комиссаром Хейлунцзянской провинции получены заслуживающие доверия известия: 12-го апреля четыре японца из состава того разъезда, к которому принадлежали захваченные близ Турчихи два офицера, приехали в дер. Улан-ан, 80 ли южнее ставки Джа-лайдвана и там были убиты монголами, которые донесли об этом в ямынь Джалайдвана. Помощник его Банда потребовал их в ямынь, но они отказались прийти, тогда Банда послал арестовать их. Джалайдван всегда был противником России, а теперь очевидный сторонник Японии.

Об изложенном доношу Вашему Превосходительству.

На самом деле А.Н. Куропаткин отличался незаурядной личной храбростью и пользовался большой любовью солдат. Относительно первого приведем оценку выдающегося советского историка П.А. Зайончковского: «О храбрости Куропаткина свидетельствует его поведение не только на Русско-турецкой. войне, но и в период военных действий с Японией, когда он являлся главнокомандующим. По многочисленным свидетельствам, его наблюдательный пункт всегда находился по крайней мере в зоне артиллерийского огня. Один из его штабных офицеров капитан Генерального штаба Б.В. Геруа рассказывает об одном эпизоде, произошедшем во время боев на реке Шахэ в конце сентября 1904 г. «В последние дни операции нажим японцев в центре привел было к неустойчивости на фронте одного полка. Тогда Куропаткин двинул в угрожаемом направлении свежий полк из оставшегося небольшого резерва и сам, спешившись, лично повел этот полк вперед. Вечерело. На фоне потухавших красок силуэт фигуры Куропаткина неторопливо покачивался на слегка согнутых, немолодых ногах, ступавших по кочкам и жестким торчкам стеблей убранного гаоляна. Посвистывали ружейные пули и рвались то шрапнели над головой, то так называемые «шиймозы» (гранаты) по полю, поднимая клубы черного дыма и земли. Невольно на память приходило описание Львом Толстым в «Войне и мире» Шенграбенского сражения и то место в нем, где картинно изображен Багратион, ведущий по пахоте пехотный полк в атаку <…>» (Зайончковский П.А. Самодержавие и русская армия на рубеже XIX–XX столетий. М., 1973. С. 70).

Что касается любви солдат к А.Н. Куропаткину, то А. А. Игнатьев описывает в своих воспоминаниях такой случай: вскоре после отстранения Куропаткина с поста главнокомандующего (он был отстранен 3 марта 1905 г., после неудачного сражения под Мукденом) в г. Гунчжулине, где находился в то время Игнатьев, разнеслась весть, что через город проследует поезд Куропаткина. Офицеры стали обсуждать, следует ли им идти приветствовать опального сановника. Но солдаты дружно устремились к вокзалу навстречу поезду. Далее Игнатьев отмечает «громкое, дружное, неподдельное «ура» солдатской массы», провожавшее поезд (Игнатьев А.А. 50 лет в строю. М., 1948. С. 276).

Это второе издание. Первое вышло в 1919 г. в Омске, когда П.Ф. Рябиков служил у Колчака. Второе издание отличается от первого тем, что в нем отсутствует критика разведки и контрразведки «красных» (Я. Д.).

Например, в своих воспоминаниях А.А. Игнатьев, рассказывая историю агента-двойника Х.М. Гидиса, сообщает, что тот был разоблачен японской контрразведкой, арестован и казнен. Игнатьев даже приводит текст его предсмертного письма. Работая в фондах ЦГВИА над составлением сборника документов о русской разведке в период Русско-японской войны, автор данной монографии обнаружил целый комплекс документов по делу Гидиса. На самом деле Гидис был арестован русской контрразведкой и до окончания войны находился в русской тюрьме. Он благополучно остался жив и после войны был отпущен на свободу (И. Д.).

Правда, по словам советского историка Б.А. Романова, «Германия усвоила себе политику «сверхдружественного» нейтралитета, фактически обращавшую ее в единственную союзницу царя, готовую подстрекнуть Николая II и против Японии, и против Англии, и дипломатически бить по франко-русскому союзу» (Романов Б.А. Очерки дипломатической истории Русско-японской войны. М. — Л., 1947. С. 312).

Bсe даты в настоящей работе приводятся по старому стилю.

На наш взгляд, это можно объяснить следующими причинами:

1) война происходила далеко, по понятиям обывателя, на краю света, и он не представлял толком, зачем она нужна, да и что это за страна такая — Маньчжурия;

2) нельзя также забывать о революционной ситуации и мощной критике в адрес всех начинаний правительства со стороны левых партий и либерально настроенной интеллигенции (И.Д).