Таким образом, к концу осени 1705 г. барон оказался на зимних квартирах в Гродно и затем прошел через всю эпопею неожиданного стратегического окружения, тоскливого 3-месячного ожидания неминуемой смерти или плена и счастливой авантюры весеннего бегства из ловушки, которая обещала Карлу XII окончательную победу над всеми его неприятелями. Затем шведский король вновь развернул свои главные силы на западный фронт, дав России передышку для подготовки к решающим боям.
В этот период на короткое время Галларт был назначен чрезвычайным послом Августа Сильного при российском дворе, но после отречения саксонского курфюрста от польской короны барон вернулся на русскую службу. А поскольку наступал уже 1707 г. и скандинавы готовились к последнему, как они считали, походу Северной войны, то инженер-генералу сразу же нашлась работа в соответствии «с профессиональным патентом» — укреплять расположенные на вероятном маршруте вторжения крепости Полоцк и Копыс.
В начале 1708 г. шведы приблизились к границам московского царства, и противоборство непримиримых противников в очередной раз приобрело активный характер. В этот момент барону опять поручили командование армейским соединением, состоявшим из 10 пехотных полков, которые принадлежали к наиболее боеспособным частям российской армии. Во главе их он отступал к Могилеву и пытался обороняться в сражении при Головчине. Но неудачно занятая позиция не позволила влиять на исход боя.
Без особого успеха саксонец старался сдержать Карла XII и на берегах Десны около Новгород-Северского. Однако царская немилость после поражений прошла мимо. Зимой же боевое счастье наконец начало улыбаться и Галларту. Он успешно действовал во время операции между украинскими городками Гадяч и Ромны, не позволяя скандинавам в период жестоких морозов того года отдыхать на теплых квартирах. Весной 1709 г. его полки несколько раз отличились в стычках у реки Ворсклы. А в день Полтавской битвы, видимо, также не испортили общей картины, поскольку генерал за вклад в столь триумфальное событие получил высшую награду Российской империи — орден святого Андрея Первозванного.
Кстати, на победном послеполтавском пире, за столы которого Петр усадил и наиболее высокопоставленных пленников, с бароном связан эпизод, позволяющий судить о его характере. Про этот случай упоминают многие шведские мемуаристы. Суммировавший их воспоминания историк Петер Энглунд описывает его следующим образом: «…шведы и русские вели учтивые беседы, вкушали яства и обменивались комплиментами. За ломившимся от блюд столом царила атмосфера любезности и предупредительности. На фоне всеобщей галантности выделялся лишь Галларт: он напился и начал оскорблять Пипера. Хмельной генерал-лейтенант, обиженный на жестокое обращение, которому он подвергался в шведском плену, стал злобно обвинять королевского премьер-министра в том, что он игнорировал его письменные прошения. Обстановка накалялась, но ее дипломатично разрядил Меншиков; вмешавшись, он попросил шведа не обращать внимания на тирады Галларта: генерал, дескать, просто выпил лишнего…»
Впрочем, Александр Данилович к тому времени начал внимательно следить за саксонцем не только во время попоек. Фаворит не любил делить благорасположение царя с кем бы то ни было, и старался немедленно принимать контрмеры против особ, которые на этом поприще начинали добиваться заметных успехов. А барон в числе таких конкурентов к началу второй половины Северной войны закрепился уже прочно. О чем свидетельствует, например, тот факт, что он участвовал в военном совете 23— 24 апреля 1711 г., разрабатывавшем план войны с Турцией, где вместе с Петром I заседал лишь узкий круг наиболее облеченных доверием сановников.
Потом Галларт на пару с князем Репниным руководил переброской главных сил русской пехоты на юг. А затем играл одну из основных ролей в Прутском походе. Он, как известно, закончился полным провалом, но царь, по всей видимости, не счел, что инженер виноват в поражении больше других, поскольку никаких наказаний или взысканий в его адрес не последовало. Даже наоборот. В 1712 г. именно барона (с согласия польского и датского королей) назначили командующим союзной армией, оперировавшей в Померании у важного в стратегическом отношении города-порта Штральзунд.
Однако в том же году интриги Меншикова все-таки достигли цели. В один из осенних дней саксонца отрешили от престижной должности. И он, задетый несправедливостью до глубины души, а также, видимо, не желая переводить противостояние с всесильным фаворитом в категорию смертельной схватки, подал в отставку. Больше под русскими знаменами Галларт со шведами не дрался (но в Северной войне продолжал участвовать, служа Августу Сильному). Тем не менее, хотя бы повторить его карьеру по быстроте и высоте продвижения в петровском войске ни одному иностранному генералу не удалось.
Конечно, этот своеобразный рекорд вряд ли означает, что барон был непризнанным гением, однако портрет его до сих пор остается незавершенным. Дореволюционные русские историки по причине сформировавшегося еще на заре отечественной историографии ревнивого комплекса к иностранцам уделяли ему не слишком много внимания. А после 1917 г. фигуры таких людей вообще оказались отодвинуты за исторический горизонт (изредка упоминаясь лишь в связи с канонизированными коммунистической пропагандой идолами). Так что Галларт все еще ждет пера беспристрастного и дотошного биографа.
К вышесказанному остается добавить, что обида надолго разлучила генерала с русской армией, но не навсегда. Обаяние беспримерной личности российского императора, а также, по всей видимости, и тот факт, что Меншиков уже не имел прежней власти в Петербурге, вернули барона в 1721 г. в Россию. Саксонец командовал войсками, расположенными на Украине, и среди первых получил в 1725 г. только что учрежденный второй по значимости орден — святого Александра Невского. Вскоре после смерти Петра он вышел в отставку в звании генерал-аншефа и поселился в своем, подаренном царем, имении, где и прожил остаток отпущенных ему дней.
В отличие от высшего командного состава, европейские офицеры младшего и среднего ранга поступали на русскую службу более охотно. Конечно, и по их адресу тоже нельзя сказать, что от волонтеров не было отбоя. Да и квалификация многих из тех, кого не пугала перспектива поездки в Россию, чаще всего оставляла желать лучшего. Но все же эти солдаты имели опыт и знания, приобретенные в различных западных армиях, чего так не хватало московским рекрутам. Поэтому почти никто из добровольцев у царских вербовщиков не встречал отказа. К тому же подобные смельчаки сразу получали более высокие чины, достаточно щедрые, по европейским меркам, для их званий подъемные и обещания хороших окладов, которые, правда, выплачивались весьма неаккуратно. Но выяснялся сей грустный факт, естественно, не сразу. В связи с чем немало энергичных людей с авантюрными жилками в характерах подписывали долгосрочные контракты, продавая свои шпаги вкупе с жизнями российскому монарху.
И что любопытно, такие сделки чаще, чем можно бы было предполагать, давали весьма интересные результаты для обеих сторон. У себя дома, где за место под солнцем требовалось преодолеть сильнейшую конкуренцию, этих ландскнехтов, скорее всего, ожидала незавидная доля заурядных вояк. А на бескрайных просторах евроазиатской равнины, заселенной еще почти не знавшими достижений цивилизации «детьми природы», перед ними, естественно, открывались заманчивые возможности. Особенно для тех, кто искал не столько денег, сколько интересных дел, приключений, драк и прочих необычных впечатлений. Отчего, вероятно, большинство иностранных генералов петровской армии и вышли именно из их среды, получив свои патенты на столь высокое звание не в чинной Европе, а из рук российского монарха.
Чтобы не быть голословным, можно вспомнить, например, подполковника Самуила де Ренцеля, который в 1703 г. был поставлен во главе одного из только что сформированных полков. Эту часть сразу же включили в состав «помощного корпуса» и отправили в Польшу, где она затем несколько лет действовала вместе с союзными силами Августа Сильного. Но в 1706 г. шведы практически уничтожили экспедиционную группу в битве при Фрауштадте.
Из всех русских офицеров, уцелевших в том сражении, Ренцель оказался самым инициативным и мужественным. Он собрал вокруг себя остатки семи солдатских, двух драгунских и двух стрелецких полков, создал из них отряд, несколько месяцев сражавшийся против скандинавов в Саксонии. А после капитуляции союзников отказался сдавать оружие и пробился через Австрию и Бранденбург в Польшу на соединение с находившимися там передовыми частями царской армии.
