href="ch2-272.xhtml#id157" class="a">[272]. Мак-Микин цитирует отчет Думенка, но не строчку про «пустые руки». Он говорит, что у Думенка были
«все правовые полномочия обсудить обязательное для всех сторон военное соглашение с Москвой» (с. 80). Но это не так.
Как писал советский полпред в Париже Я.З. Суриц в сентябре 1939 г., председатель Совета министров Эдуард Даладье сказал ему, «что дал Думенку приказание принять наши предложения и в части, касавшейся Польши, твердо решив ультимативно принудить Польшу их принять. Это и случилось (поляки их приняли), но, к сожалению, меланхолически прибавил Даладье, слишком поздно. Если бы, продолжал Даладье, хоть кто-нибудь заикнулся, что от моего личного приезда в Москву зависит успех переговоров, я бы ни на минуту не поколебался, “но меня заверили, что все идет нормально”».
Во французской версии встречи с Сурицем нет ничего о провале переговоров с Москвой. Рассказ Даладье, о котором писал Суриц, – ложь, и это неудивительно (АВП РФ. Ф. 059. Оп. 1.П. 302. Д. 2091. Л. 80–82; DDF 2002: 166) [273]. По словам британского генерала Гастингса Л. Исмея, который был в Париже в конце июля, июльские инструкции начальника штаба Мориса Гамлена были «практически бесполезными». Исмей, очевидно, рассказал об этом своим французским коллегам, которые превратили эту историю в шутку (SHAT 7N 3186; TNA FO 371 23072) [274]. 21 августа, когда было уже поздно, заместитель начальника штаба генерал Луи Кольсон отправил телеграмму Думенку, предоставив ему право заключить с советской стороной сделку на самых лучших условиях, на каких только возможно, но он ничего не упомянул про Польшу и, конечно, ничего не сказал про ультиматум, который был выдвинут Варшаве (SHAT 7N 3186) [275]. Некоторые нерешительные французы умоляли поляков, однако никто не требовал сотрудничества и не давал согласия в ответ. Следующим вечером, 22 августа, Думенк встретился с наркомом обороны Климентом Ворошиловым и попытался уговорить его продолжить переговоры, ссылаясь на телеграмму из Парижа. Однако Ворошилов видел слабые стороны дипломатического шага французов: Лондон подобного разрешения не давал, а также отсутствовало соглашение с Варшавой или Бухарестом (РГАСПИ. Ф. 74. Оп. 2.Д. 120. Л. 148–154) [276].
И так во всей книге. Если доказательство не соответствует концепции автора, то он его игнорирует или перекраивает. Мак-Микин знает, что он манипулирует источниками, поэтому периодически употребляет выражение «это правда, что…». Таким образом, это правда, что я не упомянул… Так он заранее пытается избежать обвинений в предвзятом обращении с фактами.
Теперь, по прошествии времени, легко говорить, что Сталин должен был согласиться на не устраивавшее его соглашение с Великобританией и Францией, несмотря ни на что. Он подозревал, что эти страны попытаются отсидеться в сторонке, бросив СССР воевать с вермахтом в одиночку, как они в итоге поступят с Польшей. Чтобы Сталин продолжил настаивать на сотрудничестве с Великобританией и Францией после почти шести лет неудач, он должен был быть мудрым и дальновидным человеком, но этих качеств ему не хватало. По иронии судьбы, Сталин совершил те же ошибки, что и Франция, Великобритания и Польша до него, а именно: он думал, что сможет заключить сделку с Гитлером, а затем провести политику умиротворения. Нарком Литвинов несколько раз повторил, что с Гитлером невозможно вести никакие переговоры, но его сняли с должности в мае 1939 г. Сталин не хотел вести войну в одиночку в 1939 г., но ему пришлось на это пойти в 1941 г. Как говорят, война полна неожиданностей. Сталина можно критиковать за многие поступки, но должны ли мы упрекнуть его еще и за то, что он не мог предвидеть будущее?
Когда автор доходит до начала войны на Востоке, советская организация сопротивления против вторжения нацистов у него выглядит ошибкой от начала до конца. Вначале действительно все было сделано неправильно. Сталин уделил недостаточно внимания докладам разведки, в которых говорилось о подготовке нацистов к нападению. По словам некоторых защитников Сталина, советские агенты по-разному оценивали перемещения и силу войск и называли различные даты наступления – май и июнь 1941 г. Сталин подозревал, что это была британская дезинформация, и в некоторых случаях так оно и было (TNA FO 371 29481; TNA FO 371 29482) [277]. Чаще она была немецкой. Сталин полагал, что Гитлер не настолько глуп, чтобы начать войну на два фронта. Чего он не замечал, так это сообщений разведки о том, что Гитлер был невысокого мнения об угрозе немцам со стороны британцев на Западе (Военная разведка информирует…, 2008: 599, 600–601, 613) [278]. На самом деле на том направлении не было никакого настоящего фронта, соответственно, не могло быть ВТОРОГО фронта на Востоке.
Когда началось вторжение, советские войска были плохо подготовлены и не могли дать немцам отпор. В первые пять месяцев войны СССР нес ужасные потери: из боевого состава Красной Армии выпало 177 дивизий (Mawdsley, 2005: 86). По словам Мак-Микина, летом 1941 г. советские солдаты «сражались не очень хорошо» (с. 299). В Прибалтике и на Украине местные жители порой сотрудничали с нацистскими захватчиками. В этой катастрофе в самом начале войны действительно можно обвинить Сталина как главу правительства, но во всяком случае он учился на своих ошибках. Автор почти всегда преуменьшает боевую мощь Красной Армии. Есть только одно исключение – Сталинградская битва. Мак-Микин забывает упомянуть о том, что вермахт начал нести серьезные потери летом 1941 г. – примерно 7000 человек в день (Roberts, 2006: 88). Это был новый опыт для немцев. На них нападали маленькие группы красноармейцев, и происходило это на сотнях безымянных перекрестков, в полях колхозов, в деревнях, лесах и труднодоступных местах. В лесах около Бреста на границе с оккупированной Германией Польшей «некоторые войска… продержались несколько дней» (с. 287). На самом деле некоторые защитники Брестской крепости продержались до 23 июля или даже дольше. Мак-Микин в итоге поправляет сам себя, говоря про важность советского сопротивления (с. 305). Для русских защита Брестской крепости стала свидетельством готовности советских солдат сражаться с нацистами до самого конца.
В кошмарные потери Красной Армии не включены массовые убийства гражданских лиц, геноцид евреев, цыган, многих славян, а также уничтожение военнопленных, советских чиновников, политического кадрового состава и офицеров, который начался летом 1941 г. Сохранились фотографии женщин и детей, которых заставляли раздеться догола и встать в очередь в ожидании казни. Голых женщин периодически хватали или насиловали радостные нацистские солдаты или коллаборационисты, когда те проходили мимо них. Мак-Микин не уделяет особого внимания этим зверствам. Его больше интересует то, как насиловали солдаты Красной Армии немецких женщин в конце войны. Конечно, он ничего не говорит о
