Кристофер Роннау - Кровавые следы

Моя военная служба во Вьетнаме — мой повод для гордости. Я очень благодарен своему дневнику, который вёл в Индокитае. Он стал одной из наиболее дорогих мне вещей.

Дневник помогает моим воспоминаниям о Вьетнаме сохранять связь с реальностью. На каждом слёте «Чёрных Львов», что мне доводилось посетить, явно проступали признаки синдрома ложной памяти. Десятилетия разъели наши воспоминания, и мои тоже, до такой степени, что мы не соглашаемся друг с другом так часто, что если бы вы послушали наши разговоры, то усомнились бы, что мы говорим об одной и той же войне. Без письменных дневниковых отчётов о своей жизни, я наверняка не вспомнил бы о множестве событий 1967 года, а многие другие помнил бы ошибочно.

К сожалению, мой дневник напичкан унизительными прозвищами различных расовых групп, а также негативными замечаниями о гомосексуалистах. Mea culpa. Это результат моего недостаточного социального развития в те времена. Так в те времена выражались солдаты в возрасте от восемнадцати до двадцати одного года. К счастью, я вырос и изжил такого рода мысли и выражения. Я не пережил бы, если бы мои дети услышали от меня подобные слова. Они никогда их от меня не слышали.

Я не стал вычищать негативные отзывы из текста, потому что это было бы не точно с исторической точки зрения. Если это кого-либо оскорбит, то злого умысла тут нет, примите мои извинения.

Некоторые имена в моей книге изменены.

Для меня Вьетнам прошёл не впустую. Я многое оттуда вынес. Там я повзрослел. Впрочем, заранее я всего этого не знал, что приглушало мой энтузиазм, так что когда настало время отправляться, я этого не сделал, по крайней мере, не сразу. Раньше в моих поступках было больше порыва. Мне не нравился гигантский монолит под названием коммунизм и, подобно ястребам в правительстве, я верил в теорию домино бывшего президента Эйзенхауэра. Если одна маленькая страна в юго-восточной Азии рухнет перед Красной Угрозой, остальные последуют за ней, падая, словно костяшки домино, и горе тому, кто попадёт в этот ряд.

Желая внести свой вклад, я завербовался в армию. Под влиянием того, что можно назвать грандиозным приступом запредельной глупости, я записался лишь после того, как получил гарантию зачисления в пехотную часть. Я недальновидно опасался, что несколько троек и двоек, что я умудрился получить в городском колледже Лонг-Бич, могут ограничить мою службу конторской работой или ещё каким-нибудь местом на заднем плане. Это мне не подходило. Я хотел увидеть бой.

В «Унесённых ветром» компания наивных и невежественных подростков отправилась с плантации Эшли Уилкса «Двенадцать дубов», чтобы вступить в армию Конфедерации. В пути они издавали восторженные боевые вопли и предвкушали боевую славу, которая непременно должна была вскоре последовать. Так же и я не хотел пропустить войну, дать ей пройти мимо меня. Я записался в пехоту, чтобы увидеть сражение. Так я рассудил своим незрелым разумом. Это был не слишком хорошо обдуманный план.

После четырёх месяцев начального обучения и дополнительного курса пехотных тренировок армия стала выглядеть более реалистично. Дата моего убытия в боевое подразделение повлияла на мой прежний образ мыслей, и я уже совсем не так горел отправиться точно вовремя. В конце концов, надвигающиеся события временно остановила моя сестра. Она взяла студенческие билеты в Роуз-Боул, как раз на мою дату отправки, Новый Год-1967. Мы посмотрели, как «Пердью» разгромил «Южную Калифорнию».

«Южная Калифорния» в Роуз-Боул стоила того, чтобы ради неё уйти в самоволку, такое пропускать нельзя. Я рассчитывал, что армии так отчаянно нужны свежие силы, что они не посмеют меня посадить. Худшее, что они смогут со мной сделать — отправят во Вьетнам, а это и так должно было случиться. Когда автобус привёз меня на базу морской авиации Окленд-Аламеда, никто и не заметил, что я опоздал на три дня.

Там размещались тысячи джи-ай, ожидающих отправки. На несколько дней нас поселили в гигантском складе, где не было ничего, кроме рядов металлических коек и стульев. Это было ужасно скучно. Большая часть пребывания там стала упражнением в проверенном временем армейском обычае «поторапливайся и жди».

Нам, впрочем, обновили прививки, прогнав сквозь двойной строй медиков с пневматическими шприцами-пистолетами. Они одновременно кололи нас в обе руки, пока мы проходили между ними. Когда всё кончилось, моя медицинская карта гласила, что я готов противостоять тифу, гриппу, бубонной чуме, оспе, холере, столбняку и жёлтой лихорадке. Как люди могут жить в стране, где столько болезней? Кому такое придёт в голову?

Шприц-пистолет при срабатывании издавал громкий свистящий звук, и оставлял отчётливый рубец, который болел, словно ожог от медузы. Процедура была несколько раздражающей. Один парень так дёргался, что получил укол в подмышку. Мы все взвыли от хохота.

После обработки нас отправили на военно-воздушную базу Трэвис неподалёку от Окленда, штат Калифорния. Над головой там проносилось так много самолётов, что вскоре мы, как и грязно-серые чайки, которые там были повсюду, просто перестали обращать на них внимание. Как и большинство военнослужащих, отправляющихся во Вьетнам, мы летели коммерческим рейсом. Я попал на рейс «Континентал Эйрлайнс» семь-что-то-семь, со стюардессами и обедом. Гражданских пассажиров в самолёте не было, и кино тоже не показывали. Перелёт был столь утомительным и таким длинным, более двадцати часов, что один фильм нас всё равно не спас бы. Потребовался бы как минимум весь Каннский фестиваль.

Через несколько часов полёта мы приземлились для дозаправки в Гонолулу, где нам разрешили выйти из самолета на сорок минут, чтобы размяться и пройтись по закрытой части аэропорта. Досадно было побывать в раю и не иметь возможности им насладиться. Я не видел ни одной достопримечательности, не попробовал морепродуктов, и даже ничего не выпил. Это было прискорбно. Апофеозом моей поездки на Гавайи стало удачное сбитие мухи в писсуаре аэропортового туалета. Однако теперь я мог отвечать утвердительно, когда кто-нибудь спросит, был ли я на Гавайях. Только не просите показать фотографии.

На полпути между Гавайями и Вьемнамом пилот сообщил нам по громкой связи забавную новость, что в честь нашего прибытия местные вьетконговцы уничтожили из миномётов посадочную полосу в Плейку, куда мы должны были прибыть. Соответственно, наш рейс временно перенаправлен на Филиппины. Мы направлялись на военно-воздушную базу Кларк неподалёку от Манилы, чтобы там дождаться, пока полосу не починят.

Когда мы приземлились, двое неприветливых военных полицейских вошли в самолет, чтобы сказать нам, что мы можем оставаться в самолёте или выйти и дожидаться в ангаре. «Курить запрещено», — громко гавкнул тот из них, что повыше, — «И не разбредаться нахер, чтобы нам вас потом не искать». Спускаясь по металлическому трапу, невозможно было не заметить изящный, величественный самолёт-шпион А-12 «Блэкбёрд», стоявший рядом с нашим. В это время высокий полицейский добавил, явно не подумав: «И не фотографировать, потому что этого самолёта не существует, так что ни хера не должно быть никаких его фотографий». Его слова потонули в щелчках фотоаппаратов, столь частых, как будто в ангаре завёлся сверчок.

Четырьмя часами позже мы взлетели, направляясь на авиабазу Таншоннят. Они не сумели привести полосу в Плейку в состояние, пригодное для приёма пассажирских самолётов за столь короткое время. Мы летели в III корпус в зоне Сайгон вместо II корпуса в зоне Центральной Возвышенности. Меня это разочаровало. Я наделся попасть в 1-ую кавалерийскую дивизию, а она стояла в зоне II корпуса. Вся слава принадлежала 1-ой дивизии. О ней всегда говорили в новостях и в газетах. Такого не должно было случиться. Вот так запросто, несколько ВК с миномётом не нашли себе лучшего занятия в пятницу вечером и навсегда изменили наши судьбу и будущее так, что нам никогда не этого постичь. Возможно, те из нас кому суждено было быть убитым или раненым, или напротив, почти не увидеть сражений, теперь перемешались из-за этой ночи, о которой мы все скоро позабудем. Очень удачно было начать с такого загадочного события, предвестника причудливой сути наступающего года.

Почти рассвело, когда мы приземлились во Вьетнаме. Воздух у выхода был очень влажным и очень горячим, так что мне пришлось задержать дыхание на секунду и прикинуть, действительно ли я могу дышать в такой атмосфере. Место казалось столь же комфортабельным, как сталеплавильная печь. Люди на земле вели себя так, как будто всё было в порядке, и они вполне привыкли. Мысль о том, что ещё долгое время придётся обходиться без кондиционера, разве что генерал Уэстморленд пригласит меня на ужин, засела у меня в голове.