Глава первая. Историография и источники по проблематике органов контрразведки «Смерш»
Переломный и завершающий периоды Великой Отечественной войны достаточно исследованы историками и отражены в научной и научно-популярной литературе. Неким итогом рассмотрения данной проблематики явился текст в соответствующих томах фундаментального издания «Великая Отечественная война 1941–1945 годов» [1]. Сказанное имеет отношение прежде всего к описанию хода и исхода вооружённой борьбы, работы военной промышленности, всего народно-хозяйственного комплекса, а также состояния общества, деятельности партийных и государственных структур, роли выдающихся полководцев, Ставки ВГК и Государственного комитета обороны. Что же касается органов государственной безопасности, и в частности аппаратов военной контрразведки «Смерш», то исследования об их строительстве и функционировании стали открыто публиковаться с конца 1990-х гг. Отсутствие серьёзных публикаций в течение почти 50 лет объясняется рядом объективных и субъективных причин.
К первым следует отнести жёсткий режим сохранения в тайне реальных действий Главного управления контрразведки Наркомата обороны «Смерш» и его подчинённых аппаратов. Работа по рассекречиванию соответствующих документов многие годы почти не осуществлялась, а если и раскрывались фактические данные, то только по достаточно редким заданиям ЦК КПСС или руководства КГБ СССР. Кроме того, в советский период действовала система идеологических табу, что практически не позволяло описать борьбу органов госбезопасности с такими явлениями, как измена Родине в форме перехода отдельных военнослужащих Красной армии и флота на сторону врага, негативные процессы в политико-моральном состоянии войск, дезертирство, членовредительство, совершение солдатами, офицерами и даже некоторыми генералами иных правонарушений, ответственность за которые определялась Уголовным кодексом РСФСР и соответствующими кодексами союзных республик. Нельзя было упоминать о бездарных действиях отдельных командиров и начальников, небоевых потерях личного состава и т. д. Многие элементы собственно контрразведывательной деятельности (оперативно-разыскные мероприятия, фильтрация военнослужащих, ранее бывших в плену либо вышедших из окружения при сомнительных обстоятельствах, радиоигры с разведслужбами врага, проникновение в их агентурный аппарат, спецшколы и т. д.) не могли быть раскрыты в изданиях, на которых отсутствовал гриф секретности.
Субъективные причины коренились в личностных установках вождей ВКП(б) — КПСС, а также негативном отношении ряда военачальников к органам госбезопасности в целом и к конкретным их представителям в частности.
Свой отпечаток на исторические исследования накладывали кампании по дискредитации тех, кого в хрущёвский период нашей истории назвали бериевскими прихвостнями и абакумовцами. Развернувшаяся через несколько месяцев после смерти И.Сталина и особенно в связи с арестом Л.П.Берии кампания шельмования многих чекистов продолжалась волнами почти полтора десятка лет. Она значительно усилилась после принятых на XX съезде КПСС решений. Прежде всего кампания затронула офицеров и генералов, занимавших руководящие должности в структурах НКВД, НКГБ и в системе Главного управления контрразведки «Смерш». А ведь многие из них внесли весомый вклад в дело обеспечения государственной безопасности нашей страны в годы Великой Отечественной войны.
В связи со сказанным обращу внимание читателей на постановление Совета народных комиссаров СССР от 26 мая 1943 г. «О присвоении воинских званий начальствующему составу Красной армии» [2]. В этом документе указаны фамилии тех, кто занял посты заместителей начальника ГУКР «Смерш», руководителей структурных подразделений Главка, фронтовых и некоторых армейских аппаратов военной контрразведки. Так вот, практически все они в начале 1950-х годов были уволены из советских спецслужб, многих лишили генеральских званий и государственных наград. Около десяти человек по надуманным обвинениям подверглись аресту и длительному содержанию под следствием. А обвинялись они ни много ни мало в контрреволюционном преступлении, предусмотренном статьёй 58–16 Уголовного кодекса РСФСР, то есть в измене Родине, совершённой военнослужащим. Троих генералов приговорили к высшей мере наказания — расстрелу. Насколько известно, попытки реабилитировать расстрелянных неоднократно предпринимали их родственники, но безуспешно. К примеру, уголовное дело в отношении начальника ГУКР «Смерш» В.С.Абакумова пересматривали два раза. В итоге с него всё-таки сняли обвинения в шпионаже, но не реабилитировали полностью. Военная коллегия Верховного Суда посчитала доказанным превышение им служебных полномочий и злоупотребления по службе. Это, по моим сведениям, касается лишь периода, когда он занимал должность министра госбезопасности СССР (1946–1951), но не относится ко времени Великой Отечественной войны. То же самое можно сказать и о других чекистах, находившихся в начале 1950-х годов под следствием.
Уголовные дела на осуждённых (включая и В.С.Абакумова) до сих пор недоступны исследователям: не истекли ещё 75 лет со времени вынесения приговора. Именно такой срок определён соответствующими нормативными актами. А архивисты обязаны их исполнять, что и делают на практике.
Возможно, следователи при производстве допросов арестованных не затрагивали вообще, либо не детализировали информацию, связанную с проведением последними конкретных мероприятий, имевших отношение к оперативной и следственной работе органов военной контрразведки в 1941–1945 гг. И всё же историкам крайне важно изучить всё, что отражено в протоколах о периоде военного времени, когда обвиняемые (ещё находясь на своих ответственных должностях) принимали решения по зафронтовым агентурным делам, радиоиграм с немецкой разведкой, следственным, организационно-кадровым и иным вопросам, входившим в круг их компетенции. Такого рода фрагменты из протоколов допросов могли бы стать паллиативным источником интересной исторической информации, в какой-то степени заменить мемуары.
Ведь даже те, кто в ранний период руководства страной Н.С.Хрущёвым не был доведён следователями и судебными инстанциями до расстрела, никаких мемуарных записок не оставили. Не до мемуаров было, к примеру, чекисту с 1919 г. генерал-лейтенанту М.И.Белкину (бывшему начальнику УКР «Смерш» Северо-Кавказского, а затем 3-го Прибалтийского фронта) и генерал-лейтенанту А.А.Вадису, возглавлявшему последовательно органы военной контрразведки Центрального и 1-го Белорусского фронтов, а также УКР «Смерш» Группы советских оккупационных войск в Германии. В начале 1950-х годов их, как и многих других чекистов, не только лишили генеральских званий, правительственных и ведомственных наград, но также пенсий и даже полученного на законных основаниях жилья. Михаил Ильич Белкин до конца своих дней трудился в Москве рядовым рабочим на автозаводе имени И.А.Лихачёва, а Александр Анатольевич Вадис работал сторожем одного из институтов и проживал в переполненной коммунальной квартире.
Кто бы в то время поверил написанному заслуженными контрразведчиками? Ведь уже был напечатан и широко обсуждался в определённых кругах интеллигенции рассказ А.И.Солженицына «Один день Ивана Денисовича» [3]. Этот рассказ был даже представлен к Ленинской премии с одобрения, кстати говоря, первого секретаря ЦК КПСС Н.С.Хрущёва [4].
Главный герой рассказа Солженицына рядовой солдат Иван Шухов якобы вынужден был признаться в