Так появился мой последний репортаж с фронтов Великой Отечественной войны, репортаж, которым я горжусь не меньше, чем любой из своих книг.
Когда коллеги дома или за границей спрашивают меня, какое самое интересное редакционное задание привелось мне выполнить в дни войны как фронтовому корреспонденту, без колебаний называю совсем небольшой, торопливо написанный репортаж. Он был помещен в газете, когда война уже догорала и последние яростные бои шли уже в центре Берлина. В те дни редакция поручила мне написать к предпраздничному номеру корреспонденцию об этих боях в центре города.
Поехал, потом пешком по ходам сообщения, проложенным и пробитым через развалины, добрался до одной из берлинских передовых, где происходил бой с эсэсовским батальоном, окопавшимся возле дамбы городской железной дороги. Здесь наше наступление было задержано. Шла яростная борьба. Пристреляна была каждая точка, а между позицией проходила ничейная полоса — широкая улица с двумя аллеями старых буков и посредине ее — массивный, еще кайзеровской постройки, уличный туалет, кирпичный и уже разрушенный. Возле груды кирпичей лежало тело белокурой женщины, сраженной пулей, а рядом — живой ребенок, девочка лет 3—4-х со светлыми кудряшками. Плача, она ползала вокруг мертвой матери.
Не знаю уж, по каким акустическим законам, но в редкие мгновения, когда почти сплошная канонада в городе прерывалась, становился отчетливо слышен этот удивленный и жалобный детский плач.
В минуту, когда я добрался до передовой этой траншеи, вокруг кирпичного бруствера, устроенного в развалинах разрушенного дома, кучились солдаты. Слушали, вытянув шеи по направлению к звукам плача.
— Опять плачет.
— Заплачешь… Мать-то вон мертвая лежит.
— Вытянуть бы ее, а как вытянешь? Вон разведчик каску на прикладе над бруствером поднял — три пробоины, все у них тут пристреляно…
И тут я увидел почти невероятное — высокая фигура солдата прыжком перемахнула через кирпичный бруствер и на локтях поползла по асфальту. Захлопали выстрелы, заверещали пули, рикошетируя об асфальт, но солдат все полз и полз по направлению к девочке, дополз, потом поднял ее, залег с ней под прикрытием развалин, начал покачивать на руках. Выстрелы прекратились. Та и другая передовая замолчали. Солдат пополз назад. Теперь уж он не мог пластаться: ребенок мешал ему двигаться на локтях. И подстрелить его было не так уж трудно. Но не стреляли. И только когда он стал перелезать через кирпичный бруствер, неся девочку к своим, раздался один-единственный выстрел — снайперский выстрел. Солдат все же нашел в себе силы перевалить через бруствер, подал девочку в протянутые к нему руки, и слышно было, как он через силу сказал:
— Возьмите девчонку, а я, кажись, уж готов.
А кругом уже снова все трещало, гудело. Возобновилась стрельба. Снова начался бой.
Через час я и передал по телеграфу короткий репортаж об этом происшествии на берлинской передовой, озаглавив его «Передовая на Эйзенштрассе». В корреспонденции были только название части, имя и фамилия солдата. Репортаж на следующий день опубликовали, но еще раньше слух об этом необычном подвиге разошелся по корреспондентскому корпусу, и мой друг правдист Мартын Мержанов уговорил меня более подробно заняться этим случаем. Вместе мы пошли по следу эвакуированного солдата, и след этот привел нас в здание гимназии в районе Шпандау, где был развернут полевой госпиталь. Там нам сообщили: да, тяжело раненный Лукьянович здесь, но он в очень плохом состоянии. Беседовать с ним долго нельзя. На разговор нам отвели пять минут.
Что сделаешь за пять минут? Удалось получить самые короткие сведения: Лукьянович… Трифон Андреевич… Старший сержант. Житель Минска… До войны работал на радиозаводе слесарем… В Красную Армию ушел в первые дни войны… Сражался в Сталинграде. Там был ранен и получил свой первый орден Красной Звезды. При форсировании Вислы., на Сандомирском плацдарме, отличился и награжден орденом Славы. Недавно получил еще орден Красного Знамени. Вот и все, что нам удалось узнать об этом человеке. На вопрос о семейном положении тихо ответил уже синеющими губами:
— Нет у меня семьи.
— И не было?
— Была. Жена была, две дочки. Теща, старуха, с нами жила в Минске. Их всех вместе с нашим домиком в первые дни войны фашист бомбой накрыл.
Женщина-врач, торопившая нас кончать беседу, знаками показала: пять минут истекло.
— Может быть, что-нибудь передать от вас, если кто-нибудь из нас попадет в Минск?
— Случится в моем городе побывать, передайте рабочим радиозавода: мол, Тришка Лукьянович приказал долго жить, — и он устало закрыл глаза, а через несколько часов умер.
Вот все, что нам тогда удалось узнать о его судьбе.
Маленький репортаж, напечатанный тогда в газете, заинтересовал общественность. Скульптор Евгений Викторович Вучетич, обдумывая свой знаменитый теперь мемориал, долго выспрашивал у нас с Мержановым, каким он был, Трифон Лукьянович: рост? стать? черты лица? К сожалению, мы могли подсказать ему немногое. Но жизнь, как известно, очень талантливый соавтор для работников всех родов искусства. Оказалось, что в армии одного из героев Сталинградской битвы — В. И. Чуйкова произошел такой же случай и боец одного из полков этой армии Николай Масолов тоже спас немецкого ребенка уже в час штурма рейхстага. Командарм сказал об этом Вучетичу. Скульптор отыскал Масолова, познакомился с ним.
Я — свидетель подвига Лукьяновича, чувствуя себя в неоплатном долгу перед этим человеком, всякий раз, попадая в Берлин, пытался найти место, где произошло это столь волновавшее меня событие. Искал в Берлине восточном, искал в Берлине западном. Но оказывается, что улицы под названием Эйзенштрассе ни там, ни тут нет.
Но вот один популярный немецкий журнал стал выпусками печатать книгу моих записок «До Берлина — 896 километров». В одной из глав рассказывалось о том, что я видел когда-то на берлинской передовой. И тут же в редакцию пошла почта. Пожилые немцы, помнящие этот случай, писали, что он произошел не на Эйзенштрассе, как написано, а на Эльзенштрассе, и один вежливый читатель, учитель-пенсионер, высказывал даже предположение, что ошибка произошла, вероятно, из-за того, что на табличке пулей была отбита вершина буквы I и I превратилась в i. Так найдено было место подвига. И по решению Берлинского магистрата там был установлен скромный мемориал с медной доской, на которой высечено: «Трифон Лукьянович, старший сержант Советской Армии, спас на этом месте 25 апреля 1945 года немецкого ребенка от пуль СС. 5 дней спустя после этого героического поступка он умер в госпитале от тяжелых ранений. Вечная честь и слава его памяти!»
С тех пор у скромного этого мемориала не вянут букеты цветов. Туристские автобусы, следующие в Трептов-парк, останавливаются возле. Солдаты из советских гарнизонов, стоящих в Берлине, в Октябрьскую годовщину и 1 Мая отдают долг почтения Трифону Лукьяновичу. Я был свидетелем, как делегация советских ветеранов войны, прибывших на тридцатилетие республики во главе с маршалом В. И. Чуйковым, возлагала у скромного памятника цветы.
Жизнь продолжает эпопею советского солдата, совершившего свой необыкновенный подвиг. Народный поэт Белоруссии Петрусь Бровка посвятил ему стихотворение, а народный художник Заир Азгур, плененный этой темой, работает над мемориалом, который мечтает установить в Минске, на проспекте имени Ленина, у здания, где Лукьянович работал до войны. В цехах минских предприятий есть бригады имени Лукьяновича, а редкое в общем-то имя Трифон матери дают своим малышам.
Да, ничто не забывается.
Анатолий САФОНОВ. С удостоверением «Правды»
Велико и весомо творческое наследие Бориса Полевого. И сегодня, когда его нет среди нас, думаешь, как многое успел сделать этот жизнерадостный, вездесущий писатель и журналист, для которого творчество было главным делом всей жизни. До конца дней своих он оставался специальным корреспондентом «Правды», которую любил преданной сыновней любовью, отдавая ей свой щедрый талант. Правдисты помнят его выступления на партийных собраниях редакции, перед молодыми журналистами. Он охотно делился своими впечатлениями от увиденного и в устных беседах, и на страницах редакционной газеты «Правдист».
В годы Великой Отечественной войны Б. Н. Полевой был военным корреспондентом «Правды». С первых дней войны и до дня Победы он находился в действующей армии. Его яркие публицистические статьи, очерки, репортажи, рассказы запечатлели суровую реальность войны, раскрывали истоки героизма наших солдат, командиров, политработников, тружеников тыла, вселяли веру в победу над фашизмом. Читателям всего мира известна его «Повесть о настоящем человеке». Для миллионов людей герои этой повести стали замечательным примером беззаветной стойкости, мужества и идейной убежденности.
