Валленштейну офицеров, а вскоре в спальне был зарублен и он. Никакой охраны у него не оказалось.
По указанию императора Фердинанда II, который стремился оправдаться в глазах современников, были проведены посмертные расследование и судебное осуждение Валленштейна как изменника. Имущество Валленштейна подверглось конфискации.
Но остается открытым вопрос — представлял ли генералиссимус угрозу для императора? Скорее всего, нет. Каких-то свидетельств антиимперских замыслов нет. Но полководец нажил слишком много врагов. Которые, безусловно, обвинили его во всех возможных грехах.
Конечно, у императора больше не было такого талантливого полководца. Тем не менее и противостоявшая ему шведская армия без Густава Адольфа стала терпеть поражения. А война продолжилась ещё 14 лет.
Тридцатилетняя война велась преимущественно силами наёмных армий. Но они создавали серьёзные проблемы, так как выжирали всю территорию словно саранча. Кроме того, у их лидеров возникали — и росли вместе с численностью войск — политические амбиции. Поэтому «Тридцатилетка» стала не только апогеем развития наёмных армий, но и ознаменовала их закат. На смену им пришли регулярные армии.
Глава 4. Французский Иностранный Легион
«Ранним мартовским утром в Париже недолго и озябнуть, а в ожидании расстрела — тем более. В 6.40 11 марта 1963 года на главном плацу форта д’Иври у вбитого в заиндевелый гравий столба стоял подполковник французской авиации; ему завели руки назад, связали их за столбом и обвязали его веревкой, а он всё ещё недоуменно смотрел на шеренгу солдат в двадцати шагах.
В тягостной тишине шаркнула по гравию подошва; тридцатипятилетний Жан Мари Бастьен-Тири последний раз взглянул на белый свет, и ему завязали глаза. Послышался тихий молитвенный голос священника, залязгали двадцать затворов: карабины взяли наизготовку.
За стеной на улице грузовик, мчавшийся к центру города, сердито загудел на шуструю легковушку, заглушив команду: “Целься!” Деловито хлопнул залп; слившись с обыденным рассветным гулом, вспорхнула стайка голубей, и уж вовсе не слышен был за нарастающим уличным движением акт милосердия — пистолетный выстрел в затылок.
Главаря боевой группы ОАС, устроителя покушения на президента Франции, казнили, дабы положить конец подобным покушениям, но судьба решила совсем иначе, и тут началось такое, о чём не расскажешь, не объяснив подробнее, почему в то мартовское утро у столба на плацу военной тюрьмы сник изрешеченный пулями труп…» [45]
Генерал де Голль
Первоначально де Голль собирался помиловать Бастьена-Тири. Но после признания заговорщиков генерал передумал. В числе доводов было то, что тот вовлёк в заговор иностранцев [46] и заплатил им за участие в убийстве главы государства.
Интересен и самый серьёзный аргумент в пользу казни. В отличие от других заговорщиков, которые стреляли по машине и при этом рисковали, Бастьен-Тири не подвергался опасности, так как он только наблюдал за событиями издали, подав сигнал стрелкам.
Как же он пришел к такому финалу? Фредерик Форсайт подробно описал детали покушения.
«Солнце скрылось за дворцовой стеной, и зазмеились длинные тени; дышать стало чуть полегче. Был самый жаркий день года, двадцать пять градусов в семь вечера; парижане торопились на выходные за город, усаживая в автомобили и вагоны сердитых жен и орущих детей. В этот день, 22 августа 1962 года, несколько человек поджидали президента, генерала Шарля де Голля, на городской окраине — затем, чтобы его убить.
Итак, народ разъезжался отдохнуть от зноя в речной и приморской прохладе, а за вычурным фасадом Елисейского дворца всё никак не кончалось заседание кабинета министров. На коричневатом гравии, теперь уже в тени, кольцом стояли шестнадцать чёрных “ситроенов”, занимая три четверти двора. Водители отошли к западной стене, где тень легла раньше и гуще; они привычно перешучивались, коротая время в ожидании начальства.
Уже начинали ворчать: что-то министры припозднились; но около 19.30 из стеклянных дверей появился служитель в орденах и медалях. С высоты шести ступеней он сделал рукою знак охране. Водители притаптывали, расходясь, недокуренные “голуазы”, охранники и часовые в будках у ворот насторожились, и раздвинулись чугунные решетчатые створки.
Все шоферы сидели в машинах, когда служитель распахнул двери: министры выходили, желали друг другу приятного отдыха, чинно спускались с крыльца к подкатывавшим лимузинам, устраивались на задних сиденьях и выезжали мимо козыряющих жандармов на улицу Фобур Сент-Оноре.
Минут через десять у крыльца остались лишь два “ситроена”; первый из них — с президентским вымпелом. Водил его Франсуа Марру, шофер из Главного управления национальной жандармерии в Сатори. Молчальник, он держался в стороне от прочих; хладнокровный, смелый и опытный водитель, он недаром стал личным шофером де Голля. Водитель второго “ситроена” был тоже из Сатори.
В 19.45 часовые снова стали навытяжку: за стеклянными дверями показался Шарль де Голль в своём всегдашнем двубортном костюме маренго и темном галстуке. По-старинному учтиво склонившись, он пропустил вперед г-жу Ивонну, принял её под руку и свел по ступеням к распахнутой левой задней дверце; сам он обошел машину и сел справа. Их зять, начальник штаба бронетанковых и кавалерийских войск полковник Ален де Буасье, проверил, заперты ли обе задние дверцы, и уселся рядом с Марру.
Дежурный телохранитель Анри д’Жудер, могучий алжирец-кабил, поместился во второй машине возле шофера: он поправил под левой мышкой тяжелый револьвер и откинулся на сиденье. Ему полагалось смотреть вовсе не на “ситроен” впереди, а на проносящиеся тротуары и перекрёстки. Позади него, сдав последние распоряжения, устроился в уютном одиночестве начальник личной охраны президента комиссар Жан Дюкре.
Взревели мотоциклы у западной стены, и двое в белых шлемах медленно выехали к воротам; остановились в десяти футах друг от друга и оглянулись. К ним уже подрулил Марру, и вторая машина не отстала. Было 19.50.
Снова разверзлись чугунные решетки, и маленький кортеж проехал мимо вытянувшихся в струнку жандармов на Фобур Сет-Оноре, а оттуда — на авеню де Мариньи. Из-под каштанов за ними наблюдал, сидя на мотороллере, молодой человек в белом защитном шлеме; он съехал с тротуара и помчался следом.
Заранее о проезде президента не оповещали; заслышав сирены мотоциклов, регулировщики отчаянно свистели, размахивали жезлами — и как-то успевали вовремя перекрыть движение.
Кортеж разогнался на тенистой авеню и вылетел на солнечную площадь Клемансо, направляясь прямиком к мосту Александра III. Юноша на мотороллере пристроился позади и ехал без помех. За мостом свернули на авеню Генерала Гальени, а оттуда — на широкий бульвар Инвалидов, Тут юноше всё стало ясно: де Голль выезжает за город. На перекрёстке бульвара и улицы Варенн он сбросил скорость и остановился возле углового кафе. Достав
