Ознакомительная версия.
Создание ядерного оружия означало преодоление огромного комплекса проблем научно-теоретического, практического и технического характера. Решение подобного количества задач не под силу никакому ученому и даже группе ученых ни сейчас, ни тем более тогда. Поэтому приписывать «отцовство» в создании технологии практического расщепления атома с целью извлечения полезной энергии, как это, к сожалению, зачастую делается, попросту некорректно, так как подобного рода «дитя» создавалось кропотливой повседневной работой тысяч людей самых разных специальностей в самых разных частях планеты.
О том, что Берия курировал Проект № 1, широко известно, но, как правило, все так же, на уровне «клише» – а какой была роль Берии в деле создания ядерной бомбы для Советского государства? Вот тут, поскольку весь этот процесс являет собой очень тесную взаимосвязь событий, невозможных к их отделению одного от другого без потери последующего смысла, рассмотрим проблему решения данной задачи в развитии.
Итак, вернемся немного назад. После того как в 1896 году Беккерель открыл радиоактивность, Мария и Пьер Кюри вскоре после этого события открыли два совершенно новых элемента – полоний и радий, а в начале века Резерфорд и Фредерик Садди обнаружили, что радиоактивные элементы распадаются, в России также начинает проявляться активный интерес к проблемам зарождающейся атомной физики.
Уже в 1910 году выдающийся ученый В. И. Вернадский указывает, что «теперь пред нами открываются в явлениях радиоактивности источники атомной энергии, в миллионы раз превышающие все те источники сил, какие рисовались человеческому воображению… Теперь владение большими запасами радия дает владельцам его силу и власть несравнимо большую, чем та, которую имеет владеющий золотом, землей или капиталом».
Но Вернадский не мог предполагать, сколь быстро осуществится прогресс в ядерной физике, позволивший решить за годы те задачи, которые считались даже выдающимися учеными в лучшем случае интересной перспективой на ближайшие 150–200 лет, в худшем – научной фантастикой.
Работы в области исследований радиоактивности в советской России начинают активно проводиться в 30-е годы. В 1932 г. Иоффе в своем институте создает группу ядерной физики, а вскоре получает и солидные субсидии из Наркомата тяжелой промышленности, который тогда возглавлял Г. К. Орджоникидзе. Однако в те годы никто о создании ядерного оружия, да и вообще использовании ядерной энергии, и не помышлял. Об этом свидетельствуют практически все ученые того периода, даже те, которые впоследствии активно занимались ядерными разработками. Но тем не менее научный задел, образованный советскими исследователями в тот период фактически на исключительно инициативных началах, и явился тем фундаментом, на котором в дальнейшем и сформировалась вся советская школа ядерной физики.
В те годы и Иоффе, который имел свою группу физиков-ядерщиков в Ленинграде, а затем, по существу, основал Украинский физико-технический институт (УФТИ) в Харькове, и С. И. Вавилову (брату выдающегося исследователя Н. И. Вавилова), организовавшему физический институт при Академии наук (ФИАН), приходилось бороться как с серьезным противодействием и предвзятостью ученого мира, так и периодическими бюрократическими проверками.
Критиковали с самых разных сторон: ведомственные комиссии утверждали, что ядерная физика – наука бесперспективная и нет смысла тратить на нее народные деньги. В научных кругах бытовало мнение, что, поскольку никто из корифеев науки данной темой не занимается, молодежи не стоит и браться.
Дальнейший же ход исторических событий показал ошибочность данных взглядов, тем более что на Западе ряд выдающихся физиков весьма серьезно прорабатывали вопрос о возможном в недалекой перспективе использовании энергии ядра.
В 1939 году между физиками, оказавшимися после прихода в Германии к власти НСДАП и провозглашения ей расовой политики в вынужденной эмиграции, начинается широкий обмен информацией по теоретическим проблемам освоения атома. Это коснулось прежде всего Ферми, бежавшего из Италии в США, Фриша, переехавшего в Институт Нильса Бора в Копенгагене, Жолио-Кюри, работавшего в Париже, но в последующем также бежавшего от нацистов.
С того момента вновь восстанавливаемый подотдел научно-технической разведки во главе с Квасниковым, входивший в структуру 5-го отдела ГУГБ во главе с Фитиным, начинает активно отслеживать информацию, связанную с атомными разработками и их возможной перспективой за pyбежом. В 1939–1940 годах по распоряжению наркома Берии в советские резидентуры НКВД в Скандинавии, Германии, Англии и США направляется ориентировка, обязавшая сообщать всю возможную информацию по разработке в этих странах «сверхоружия», бомбы особой мощности или «урановым проектам».
В конце 1939 года, по словам С. Л. Берии, в их доме гостил молодой
человек, разговаривавший на английском языке, физик, которого Берия-старший представил просто как Роберта. «Кто он и что его интересует в нашей стране, отец мне расспрашивать запретил, и только позднее, в 1942 году или начале 43-го я услышал, что работы, связанные с созданием бомбы колоссальной разрушительной силы, возглавляет в Америке Роберт Оппенгеймер… Я поинтересовался у отца: “Не тот ли это Роберт?”» «Не забыл? Он приезжал к нам для того, чтобы предложить реализовать этот проект, над которым работает сейчас в Америке», – якобы ответил Берия.
Далее С. Л. Берия говорит о том, что Оппенгеймер, видимо, приезжал в СССР нелегально. Подтверждений данного эпизода фактически нет, да их и не может быть, поскольку если Оппенгеймер действительно приезжал нелегально, то никаких документов, находящихся сейчас в открытом допуске, быть и не может. Наоборот, обычно указывается, что на Оппенгеймера наши разведчики вышли в 1941 году, когда в декабре в Сан-Франциско состоялась его встреча с советским резидентом Хейфецом. Причем Хейфец поддерживал контакты с последним весьма аккуратно, даже и не пытаясь напрямую вербовать ученого, впрочем, это и не требовалось, он шел на контакт добровольно. Таким же образом, исключительно на добровольной и бескорыстной основе, наша разведка работала с большинством физиков. В подтверждении версии С. Л. Берии может выступать только тот аргумент, что наиболее ценную агентуру, как уже упоминалось ранее, Берия, как правило, замыкал на себе. Так было с Ольгой Чеховой, князем Радзивиллом, Кембриджской группой. Так, возможно, было и в случае с Робертом Оппенгеймером, если он, конечно, имел место. Впрочем, скорее всего, эта история – продукт некоторой не вполне верной интерпретации Серго Лаврентьевичем каких-то событий… Оппенгеймера впоследствии очень жестко допрашивали сотрудники ФБР, и он очень много чего наговорил, но ни разу в ходе следствия факт его поездки в Москву еще в 1939 году не всплывал. Если же такая встреча все-таки была, то это, конечно, характеризовало Берию как руководителя и высочайшей степени профессионала разведки. Но это эпизод, пока что остающийся до конца не проясненным. Тем не менее руководимый Берией НКВД накапливал материал по ядерной тематике, и его с каждым днем становилось все больше и больше.
Так, в 1939 году стало известно, что Альберт Эйнштейн обратился с секретным посланием к президенту США Рузвельту с указанием необходимости немедленного развертывания работ по созданию «нового оружия» в связи с угрозой фашизма.
В этот же период наша резидентура в США под руководством Авакимяна наладила контакты с физиками из лаборатории в Лос-Аламосе и других научно-исследовательских центрах. И это помимо того, что с 1938 года, то есть с момента, когда из открытой печати постепенно начали исчезать статьи по ядерной физике, советской агентурой постоянно проводились мероприятия по подбору научных работ и закрытых статей для их предоставления советским ученым.
Начавшаяся Великая Отечественная война скорректировала приоритеты работы внешней разведки и иных структур НКВД. Да и советская наука также считала своей первостепенной задачей изучение совершенно иных проблем, имеющих прежде всего прикладное практическое значение для обороноспособности страны.
В это страшное время уже 10 июля 1941 года был образован Научно-технический совет при Государственном комитете обороны под председательством Кафтанова, в который вошли Иоффе, Капица, Семенов и другие видные ученые специалисты самых разных областей и направлений в науке.
Советские физики в то время основными своими задачами видели решение нескольких важных реальных проблем, таких как размагничивание кораблей, радиолокация, бронезащита и так далее. Поэтому вопросы, имевшие перспективный характер, были отложены как второстепенные. Тем не менее наркомат ВД продолжал заниматься сбором разведывательной информации по секретным проектам. Берия лично контролировал ход данных разработок, и уже в 1941 году на стол к наркому ложатся документы, содержащие очень важную информацию о ходе работ по созданию атомной бомбы в Британии. Англичане же в это время, по существу, первенствовали в атомной гонке.
Ознакомительная версия.
