В первоначальной советской официальной версии, которую представил Никита Хрущев, говорилось только, что У-2 был сбит единственной ракетой на высоте 20 000 метров. Тот факт, что У-2 нарушил воздушное пространство Советского Союза, разозлил Хрущева, и он потребовал извинений от президента Эйзенхауэра. Поначалу Соединенные Штаты выдвинули версию, что У-2 занимался метеорологической разведкой и сбился с курса. После, когда выяснилось, что пилот Гари Пауэрс жив и находится в Советском Союзе, Эйзенхауэр стал первым в истории Америки президентом, который признал, что его правительство вело разведывательную деятельность. Эйзенхауэр отменил все полеты У-2. Но и это не могло удовлетворить Хрущева, и в мае 1960 года встреча «большой четверки» в Париже — Эйзенхауэра, де Голля, Хрущева и Макмиллана — была сорвана{5}.
Русский уверил двух молодых американцев, что у него есть информация о том, что на самом деле произошло с У-2. Он сказал, что в Пауэрса и его самолет было пущено четырнадцать ракет с пусковой установки «земля — воздух» SAM-2[3]. Прямых попаданий не было, но одна из боеголовок взорвалась около самолета и вывела его из строя. Пока У-2 падал, вращаясь, Пауэрс катапультировался и потерял сознание до приземления.
Мужчина рассказал студентам, что на меньшей высоте У-2 сопровождал истребитель МИГ-19. Самолет этот был случайно сбит одной из четырнадцати ракет «земля — воздух». Пилот МИГа погиб. Таинственный незнакомец сказал американцам, что получил информацию об У-2 от близкого друга из военной разведки.
Еще он рассказал, что американский разведывательный бомбардировщик RB-47 был сбит ракетами, пущенными с МИ Га-19 1 июля 1960 года в районе Баренцева моря, и добавил, что, когда самолет был сбит, RB-47 совершенно определенно находился над нейтральными водами, а не над советской территорией, как публично заявляла советская сторона{6}.
Кокс был заворожен страстным огнем, пылающим в глазах русского, ощутив необычное эмоциональное сходство с ним, и это обеспокоило его. В своих путешествиях по другим странам — в Японии, на Филиппинах и в Мексике — он встречал многих людей, но никто не произвел на него такого впечатления. Коксу показалось, будто он встретил старого друга.
Кобб, однако, чувствовал себя не в своей тарелке. Он все еще боялся, что этот человек может быть провокатором, и решил вернуться к себе в гостиницу «Балчуг», расположенную неподалеку. Когда они проходили по аллее, появились два милиционера, и мужчина встревожился. Он попросил их пойти с ним в подъезд ближайшего дома, чтобы закончить разговор. Но студенты отказались и ушли. Русский продолжал следить за ними, словно боялся, что они могут выбросить переданные им документы.
Кокс был уверен в важности того, что рассказал им русский об У-2, и решил сразу же ехать в посольство США{7}. Когда он поймал у гостиницы такси, русский уже исчез. Кокс снова перебрался на другой берег Москвы-реки, и, когда машина шла сквозь моросящий дождь вверх по улице Горького к площади Маяковского, его стали мучить опасения: он все проигрывал в уме эпизод на мосту и набережной. Нужно ли ему поддаваться интуиции и отдавать конверт? Такси свернуло влево на Садовое кольцо и поехало по направлению к посольству США на улице Чайковского. Кокс решил рискнуть.
Он расплатился с водителем, остановившим машину около главного входа в посольство, и взглянул на высокого советского постового в серой форме, стоявшего у тяжелых железных ворот. Кокс замешкался. Снова ему почудилось, что русские могли подставить его, чтобы арестовать как шпиона, но он успокоил себя. «С какой стати русский пошел бы на такой риск?» — задал он себе вопрос. Когда он подошел к воротам, сердце его бешено колотилось{8}.
Милиционер преградил вход в посольство и попросил Кокса предъявить удостоверение личности. Милиция здесь нужна якобы для того, чтобы охранять посольство, но на самом деле это офицеры КГБ, которые дежурят круглые сутки, чтобы не допустить советских граждан на территорию посольства и помешать их желанию перебежать к американцам. Кокс показал постовому свое водительское удостоверение; паспорт его находился в регистратуре гостиницы, что в Москве считалось обычным делом. Тщательно сравнив фотографию на удостоверении с лицом рыжебородого молодого человека, стоявшего перед ним, милиционер вернул права и пропустил Кокса.
Было уже чуть за полночь, 13 августа 1960 года. Кокс, не оглядываясь, быстро направился прямо к дежурному морскому пехотинцу. Попросил, чтобы его принял советник-посланник Эдвард Фрирс. Предъявил дежурному свои водительские права: домашний адрес — Лаббок, Техас; дата рождения — 1 октября 1933 года.
Советника-посланника не было на месте. Джон Абидиан, офицер безопасности посольства, официально значившийся специальным советником посла Ллуэллина Томпсона, засиделся допоздна в своем кабинете на девятом этаже. Он и спустился к Коксу.
Абидиан, внимательно выслушав Кокса, возвратился к тому, что произошло с ним на мосту. По какой стороне моста они ходили? Когда были переданы письма? Кокс сказал, что общение с русским длилось около двадцати минут, но не более получаса.
Пока Кокс рассказывал Абидиану о напористом русском, офицер разведки оценивающе разглядывал его. Кокс сообщил Абидиану, что они с Коббом служили в военно-воздушных силах США и были специалистами по русскому языку. По окончании службы Кобб продолжил занятия русским языком в университете штата Индиана. Кокс любил путешествовать. Когда Кобб связался с ним и уговорил отправиться в двухнедельную поездку в Советский Союз, организованную университетом во время летних каникул, Кокс только что вернулся к себе в Техас, проделав 1500 миль на велосипеде до Веракрус и обратно. Идея Коксу понравилась, и он записался в группу, чтобы получить возможность впервые побывать в Советском Союзе. Теперь их программа подходила к концу, и Кокс с Коббом собирались уезжать из Москвы 15 августа{9}.
Абидиан настоятельно посоветовал Коксу в будущем никогда не идти на контакты, подобные тому, что произошел с русским на мосту, и игнорировать любые упоминания об этом со стороны как советских граждан, так и американских коллег. Нельзя было с полной уверенностью сказать, было ли это провокацией или нет.
Кокс спросил, что в посольстве собираются делать с этими письмами, но офицер безопасности от ответа уклонился и заметил, что посольство и без того «получает от туристов кучу подобной дряни». Абидиан заверил Кокса, что, если в нем будет нужда, с ним свяжутся, и сказал, что такси можно поймать недалеко от посольства. Когда Кокс вернулся в «Балчуг», Кобб уже крепко спал{10}.
Кокс был взбешен тем, что в посольстве, как он считал, не проявили к нему должного внимания. Он решил, что офицер посольства просто не заинтересовался его рассказом{11}. В действительности офицер безопасности Абидиан слушал внимательно, однако хотел оградить Кокса и Кобба от любых возможных контактов с русским до их отъезда из Москвы.
Подброс секретной информации, знакомство с подставными сексуальными партнерами, а затем фотографирование мужчин и женщин во время гетеросексуальных или гомосексуальных половых актов для последующего использования фотоснимков в целях шантажа — все это было обычной практикой создания атмосферы страха и угрозы для иностранцев в Москве. Провокацией могло стать любое предложение поменять деньги на черном рынке.
Летом 1960 года в Москву и Киев приехала туристкой молодая американская учительница начальной школы со Среднего Запада. В Киеве, столице Украинской республики, с ней познакомился милый «студент», представившийся диссидентом. Он сказал, что ему не нравится советская система руководства, и предложил показать наивной американке город. Потом пригласил ее отдохнуть в парк. Ближе к вечеру завязались романтические отношения. Пока двое находились в достаточно компрометирующих позах, к работе приступил фотограф КГБ. На следующее утро американскую учительницу вызвали в отделение милиции, где два одетых в гражданское офицера КГБ предъявили ей малоприличные снимки. Они сказали, что, если она откажется работать в Штатах на КГБ, они опубликуют эти снимки и сообщат об этом в ее школу. Учительница в ужасе срочно покинула Москву, но побоялась сообщить об этой ловушке в американское посольство. Из Москвы она полетела в Вену и только там рассказала обо всем в посольстве, где ей посоветовали забыть о случившемся и сообщить в ФБР, если ей когда-нибудь позвонят из советского посольства.
Абидиан срочно подготовил докладную о содержании разговора с Коксом и в 2 часа ночи позвонил советнику-посланнику посольства Фрирсу, чтобы известить его о получении письма. В 10 утра Абидиан и Фрирс встретились с офицером политической разведки посольства Владимиром Тумановым в специальной комнате, которую называли «пузырь», поскольку она представляла собой звуконепроницаемую подвешенную коробку из пластика. «Пузырь» прикреплен проволокой к потолку и полу, что делает его неуязвимым для подслушивающих устройств, которые, как известно, вмонтированы Советами в стены посольства. Абидиан и Фрирс вместе вскрыли конверт, содержавший два запечатанных письма. Это свидетельствовало о том, что письма не были подделкой. Фрирс попросил Туманова, с малых лет говорившего по-русски, посмотреть, представляют ли эти письма особый интерес, а также проверить, нет ли там каких-то специальных оборотов, свидетельствующих о подставе.
