Ознакомительная версия.
В прежнем отряде имени Ворошилова жилось ему куда лучше. Там он был едва не самым старым бойцом, с партизанским стажем ненамного меньшим, чем у самого командира отряда лейтенанта Крутикова. Правда, там его тоже дразнили, но прозвища были более сносные: Белый – это за волосы и брови – и еще Здыхля, потому что худой, хотя худых в отряде и без него было немало. Но там он чувствовал себя наравне с другими, полноценным бойцом, не то что у этих чапаевцев. К сожалению, тогдашняя жизнь его неожиданно оборвалась со смертью лейтенанта Крутикова, немногочисленные остатки отряда которого разбрелись по соседним лесам и бригадам.
Самое худшее, конечно, было не в смене отрядов и даже не в отношении к нему партизан. Ребята, понятно, иногда насмехались над ним, молодым и слабосильным, но делали это не по злобе, а скорее ради потехи. А вот начальство, то шуток не знало. С начальством партизан Толкач был в давнем, застаревшем конфликте: Степка считал, что к нему придираются, а начальники держались того мнения, что Толкач – разгильдяй, к которому надо относиться строго. Так говорил взводный Бойчейко, когда жаловался на его самоуправство с выселковским старостой, которого Степка подстрелил по дорога с задания. За разгильдяйство ругал его начальник штаба, когда он, переведенный в хозяйственный взвод, упустил с поводка продуктовую корову штаба. Отряд тогда выходил из блокады, хозяйственники с возами пробирались какими-то овражками, на шоссе их перехватили каратели, начался обстрел трассирующими, и черная шустрая рогуля метнулась в кустарник как бешеная, только он ее и видел в сумерках. Искать было бессмысленно. Степка погоревал и, перейдя шоссе, вынужден был с оборванным поводком предстать перед начальником штаба. Думал, это для него плохо кончится. Хорошо, что вокруг было полно карателей, и партизаны таились, как мыши, боясь хрустнуть веткой.
– Толкач!
Степка от неожиданности вздрогнул и оглянулся: отстраняя рукой ветки, в кустарнике пробирался Маслаков – подрывник, кадровый красноармеец, с которым они однажды зимой ходили на «железку». Последнее время Маслаков залечивал в санчасти раненую руку и время от времени наведывался к ним в хозяйственный взвод.
С некоторым удивлением глядя на подрывника, Степка молчал, не понимая, зачем понадобился ему. Рука у Маслакова была уже без перевязи, однако двигал он ею осторожно, на ладони все еще белел замызганный бинт повязки. Подрывник выбрался из зарослей – тонкие ветки ольшаника упруго прошуршали по его зеленой расстегнутой телогрейке.
– Как жизнь, Толкач?
Степка все молчал, не зная, как отнестись к этому вопросу: кому не известно, какая жизнь в хозвзводе на кухне. Похоже было, что Маслаков шутит, хотя в его тоне и во всем виде не чувствовалось никакой шутки. Как всегда, располагающая улыбка сквозила на его смуглом округло-простодушном лице.
– Да вот, дрова запасаю.
Ногой в исправном еще, намазанном салом кирзовом сапоге Маслаков тронул кривой ольховый комель – верхушка жерди, словно живая, коротко шевельнулась в траве.
– Один таскаешь?
– Ну.
– Каторжник! – сочувственно заключил Маслаков и в упор повернулся к парню. – Слушай, у меня к тебе дело.
Степка нетерпеливо снизу вверх взглянул на Маслакова. Когда тот еще только окликнул его, он почувствовал, что это не так себе, что Маслаков несет новость и что новость эта хорошая. И он во все глаза смотрел теперь на подрывника, который на минуту будто замялся в нерешительности.
– Сходим на одно дело? С музыкой.
Неизвестно почему, но Степка уже чувствовал, что будет именно такое предложение. Это было куда как соблазнительно – сходить с Маслаковым на боевое задание. А то последнее время он если и вырывался куда, так за картошкой на какой-нибудь хутор или за сеном в луга; однажды возил трофейный брезент в соседний отряд. На задания его не посылали.
Но тут же Степка вспомнил свое положение в хозвзводе и нахмурился:
– Клепец разве пустит!
– А куда денется.
– Ты говорил с ним?
– Командир поговорит. Вызовет, прикажет – и весь разговор, – без тени сомнения сказал Маслаков.
Степка уныло махнул рукой.
– Ну, командир не заступится.
Подрывник нетерпеливо переступил на месте, поддал на плече новенький, с лакированным прикладом ППШ.
– Ладно, это мое дело. Ты говори: согласен?
– Я-то согласен.
– Так потопали. А то времени мало.
Еще не веря, Степка нерешительно поднялся, подобрал винтовку, глубже за ремень засунул топор. Маслаков одною рукой подхватил две жерди и двинул в кустарник – напрямик к недалекой уже кухне. Степка поспешил следом. Вопреки своим опасениям он постепенно обретал уверенность, хотя в душе его еще не исчезло и сомнение. Степка слишком хорошо представлял себе, как встретит эту новость Клепец, которому вечно не хватает людей на кухне, и те у него всегда лодыри и разгильдяи. Однако Маслаков о том, видно, мало заботился и, оглянувшись, сказал:
– Помнишь, как мы под Фариновом грукнули?
– Ну.
– Вот я и думаю: что это Толкача на кухне коптят? Такого подрывника, с опытом.
Он взглянул на парня с такой подкупающей улыбкой, что Степка на минуту почувствовал себя счастливым. Правда, он скоро сообразил, что Маслаков, наверное, преувеличивает, какой гам у него опыт!
Опыт, конечно, был небольшой, последнее время на «железку» он не ходил. Но тогда под Фариновом они в самом деле рванули неплохо. Место подобрали удобное: насыпь, поворот и к тому же спуск, впереди подмерзшее болотце. Машинист, наверно, не предвидел опасности, и как грохнуло, почти весь состав слетел с насыпи. Тогда еще с ними ходили Балашевич и Струк. Первого уже нет, а второй раненым остался где-то в Козельской пуще.
С одной жердью было удобнее; вскоре они выбрались из чащи в редколесье, и Степка немного подбежал вперед, чтобы идти рядом.
– А кто еще пойдет?
– Еще? Данила Шпак из взвода Метелкина. Пожилой такой, местный. И Бритвин. Знаешь?
– Тот, что ротным был?
– Вот-вот. Пойдет вину искупать. Как искупит, тогда, говорили, опять командиром поставят.
Что ж, это было недурно: Маслаков, Бритвин – старые, опытные партизаны, Шпак Данила – здешний человек, насквозь знает все ходы-выходы. Степка постепенно уже осваивался со своею радостью, о задании он не спрашивал, знал: придет время – разъяснят что надо.
Они подтащили дрова к кухне, от которой приятно пахло дымком, и остановились неподалеку от пня, на котором секли дрова. Тут уже лежало несколько жердин, принесенных раньше, однако Степка сразу прикинул: чтоб сготовить обед – дров мало. Тем не менее эта забота, недавно еще занимавшая его, теперь показалась такой постылой, что не хотелось о ней и думать. Они побросали жерди, и Маслаков привычно подтолкнул на плече автомат.
– Собирайся! Через часик потопаем.
3
Однако через час не потопали: случилась заминка со взрывчаткой.
Пока Маслаков бегал по начальству, они втроем дожидались под елкой на краю прогалины, в том месте, где начиналась дорога. Бывший командир роты Бритвин, как только пришел сюда, сразу растянулся ничком на усыпанной хвоей земле и лежал так, с молчаливой сосредоточенностью положив на руки свежевыбритый подбородок. Из них троих он один в шинели и суконной пилотке имел хоть сколько-нибудь воинский вид; Степка же в своем сборном обмундировании скорее походил на полицая. Что до третьего, пожилого колхозника Шпака Данилы, то во внешнем облике того вообще не было ничего воинского. Молчаливый, с заросшим черными космами лицом, в рыжем, залубеневшем кожухе и в лаптях, он сидел, прислонясь к смолистому комлю елки, и что-то с аппетитом жевал. Рядом лежал его коротенький обрез с некрашеной самодельной ложей. Степка не сразу понял, что Данила ел бобы, которые таскал из замусоленной противогазной сумки понемножку, по зернышку, всякий раз делая вид, что они у него последние. Тем не менее и через полчаса он все ел, избегая взглядов Степки, когда тот поворачивался к нему. Парень отлично понимал эту простодушную хитрость, но молчал, потому что давно взял за правило ничего не просить у тех, кто не хотел давать.
Он был в приподнятом, почти радостном настроении. Клепца не понадобилось и вызывать к командиру – просто Маслаков передал ему распоряжение начальника штаба, и хозяйственник, поворчав, смолк, что значило – согласился. Степка, не дожидаясь обеда, получил свой кусок хлеба, который тут же съел, и теперь пребывал во власти волнующего нетерпения, когда хотелось только одного: поскорее двинуться в путь. Закинув за спину винтовку, он выломал прутик и, постегивая им по траве, поглядывал в сторону шалашей, откуда должен был появиться Маслаков.
– Может, мимо Озерища пойдем? Не знаете?
Ему никто не ответил. Данила был занят бобами, а Бритвин только повел на парня косым равнодушным взглядом.
– Возле Озерища легче пройти. Там вся полиция своя.
– А тебе откуда известно? – холодно спросил Бритвин.
Ознакомительная версия.
