однако эти дивизии также назывались Stossdivision и Mobilmachtungsdivision). Ударные дивизии получали львиную долю артиллерии, боеприпасов, пищи и времени на подготовку. Таким образом, Людендорф планировал в 1918 году наконец прорвать Западный фронт. Однако на каждую ударную дивизию приходилось примерно три обычные траншейные дивизии (Stellunsdivision), боевая ценность которых ненамного отличалась от нуля. Траншейные дивизии укомплектовывались стариками и юнцами, имели минимум оснащения и отличались очень низким боевым духом.
Перед войной немецкая пехота не имела себе равных по уровню подготовки. Конечно, ветераны английского экспедиционного корпуса превосходили обычных немецких пехотинцев, но таких дивизий у англичан было всего шесть, в то время как немецкие пехотные дивизии все имели одинаково высокий уровень. В августе 1914 года немецкая армия насчитывала четыре миллиона солдат. Практически все они были потеряны к 1917 году. Именно этот год большинство немецких офицеров называют годом гибели немецкой довоенной армии. Во французских частях дело обстояло так же, как и в английских — ведь довоенная тренировка французских солдат с построением в тесную цепь в первые месяцы войны значительно облегчала работу немецким пулеметчикам.
Немецкие офицеры переучивались в ходе войны. Осенью 1916 года немцы начали разрабатывать новую оборонительную тактику, главным образом из-за ужасающих потерь, понесенных в результате английского артиллерийского огня. Традиционно немцы держали в передовых траншеях всех солдат и старались не уступить противнику ни клочка контролируемой территории. Такая тактика дорого обходилась пехоте. Все младшие офицеры прошли месячные курсы по принципам новой гибкой оборонительной тактики. Результаты переподготовки офицерского состава не замедлили дать результаты в 1917 году.
Вторая кампания по переподготовке солдат была предпринята зимой 1917/18 года. Пехотинцы обучались меткой стрельбе — искусству, утраченному пехотой всех воюющих на Западном фронте армий. «Мы проводили учебную атаку на оборонительные укрепления со сложной траншейной системой, используя боевые гранаты, учитывая уроки битвы под Камбрэ… при этом наша часть понесла некоторые потери… Пулеметчик из моей роты меткой очередью срезал с лошади офицера из другой роты, наблюдавшего за ходом учений. К счастью, раны оказались несмертельными» (Ernst Juenger, «Storm of Steel», London, 1929).
Наставления, по которым шла подготовка пехоты в 1918 году, были созданы на основе руководства для штурмовых батальонов. Причем в пехотных наставлениях ни слова не говорится о штурмовиках — подразумевалось, что каждый пехотинец теперь рассматривается как штурмовик. Теперь основной тактической пехотной единицей было отделение. Шесть из 18 отделений пехотной роты располагали ручными пулеметами.
В годы Великой войны психологическая нагрузка на солдат была очень высока, если не сказать непосильна. Один бой длился не несколько дней, а недели и месяцы. Враждующие стороны не видели друг друга: солдаты зарывались в землю, пытаясь избежать града пуль и снарядов. Это была война людей против машин, живой плоти против мертвой стали. Поля сражений представляли собой огромные кладбища, усеянные человеческими останками и кусками тел. Для пехоты не было воинской славы. Пехотинцам не приходилось с триумфом вступать на позиции, оставленные разбитым неприятелем. Проходить через покоренные города тоже приходилось крайне редко — линия фронта почти не двигалась. Все это разрушающе действовало на человеческую психику.
Штурмовики находились в совсем другом положении: они практически не участвовали в обороне и не месили грязь на дне осыпающихся траншей. Их на грузовиках доставляли к линии фронта, после заката они выходили на исходные позиции и с наступлением темноты наносили неожиданный удар по позициям противника. К рассвету штурмовики возвращались на базу, везя с собой трофеи и пленных, а пехота оставалась на месте, тоскливо ожидая неизбежного ответного удара неприятеля. Часто штурмовиков использовали для того, чтобы нарушить договор «живи и давай жить другим», когда солдаты по обе стороны линии фронта договаривались между собой о прекращении огня. Штурмовики носили характерную униформу, у них на плечах висели мешки, полные ручных гранат, а на ремне они обычно носили кинжал. Как летчиков-истребителей и моряков-подводников, штурмовиков окружал романтический ореол, они пользовались вниманием немецкой прессы. Если немецкие пропагандистские плакаты в 1914–1916 годах эксплуатировали образ средневекового рыцаря, то к 1917 году рыцари уступили место героям с узкими лицами, стальными глазами, в каске, с противогазом на шее и мешком ручных гранат на плече. Такой была внешность нового немецкого воина.
Штурмовые батальоны использовались для поднятия боевого духа во всей армии. Многие молодые новобранцы мечтали попасть в ряды штурмовиков. Если ночной рейд штурмовиков на позиции неприятеля приводил к ответному удару на этом участке фронта, сообщения о рейде с большим энтузиазмом встречали на других участках. Солдаты, неделями находящиеся под непрерывным артиллерийским огнем, с большим удовольствием читали об успехах штурмовых батальонов. Действия штурмовиков смаковали немецкие окопные газеты, одна из которых, называвшаяся «Der Stosstrupp», имела постоянную рубрику «Stosstruppgeist» («Штурмовой дух»). Боевой дух в штурмовых батальонах был гораздо выше, чем в среднем по армии.
До 1914 года немецкая пехота отрабатывала исключительно действия в наступлении. Среди немецкого командования не существовало общего мнения относительно того, как пехоте следует наступать через открытое пространство в условиях плотного артиллерийского, винтовочного и пулеметного огня. Было ясно, что для того, чтобы уменьшить потери, пехоту следует рассредоточить, но в 80-х годах XIX века многие генералы выступали против этого. Они слишком хорошо помнили тот хаос, что царил на полях сражений 1870 года, когда впервые применили подобную тактику. Например, под Гравелоттом стрелковые цепи были прижаты к земле и не могли двинуться ни вперед ни назад. Тогда целые батальоны превращались в дезорганизованные толпы людей. Многие офицеры полагали, что хотя плотные цепи и понесут большие потери за короткий срок, но такими наступательными порядками легче управлять, поэтому они будут мобильнее, быстрее пересекут открытое пространство и в целом потери окажутся не столь высокими. Эта теория оказалась полностью дискредитированной во время Англо-бурской войны, когда английская пехота часто оказывалась прижатой к земле огнем дальнобойных винтовок Маузера.
В первые годы XX века немцы начали внедрять в войска «бурскую тактику» — построение в редкую цепь, но вскоре от нее отказались, поскольку управлять растянутыми цепями было совершенно невозможно. Когда взвод в 80 человек растягивался по фронту на 300 м, командир взвода был уже не в состоянии управлять своим подразделением. Поскольку вопросами подготовки личного состава занимались командующие военными округами, в рядах немецкой армии возник разнобой: в некоторых округах пехоту учили наступать редкой цепью, в других — плотным строем, словно никаких пулеметов не было и в помине! 1914 год поставил все на свои места. Французские и русские пулеметчики, как
