— Ну что? Обосрал старика? Иди… учись жить… мудило молодое.
Я и пошел. Конечно, он был абсолютно прав. Молодость, она ведь всякая бывает, главное чтобы зрелость достойной стала.
Гауптвахта. Вариант южный
понимаешь, наша гауптвахта — не просто место отбытия наказаний. Это своего рода буддистский монастырь, своя философия, свой годами отточенный уклад жизни.
Ну скажи, где ты еще научишься, ни о чем не думая, маршировать три часа с тазиком воды в руках?..
Помощник коменданта г. Севастополя капитан Дьяченко
Военнослужащий и гауптвахта — понятия неразделимые. Однако, не относя себя к числу военных, полагающих, что за службу надо хоть раз побывать на гауптвахте в шкуре арестанта, я тем не менее считаю, что без нее жизнь военного была бы скучна и обыденна.
Дорога на губу у каждого своя. Лично я прошел ознакомление с главной военной достопримечательностью славного города Севастополя, как раз после крайне неудачного празднования 23 февраля на третьем курсе училища, о чем я только что подробно вам поведал.
Никогда не забуду замаячившие в дверном проеме бороду и адмиральский погон начальника факультета в самый разгар пирушки! Всю палату в ускоренном режиме выписали из санчасти в два часа ночи, а уже утром раздали «пряники». Мне досталось десять суток. После двух дней интенсивнейшей подготовки меня повезли на «кичу».
Посадка на отдых начинается с двух часов дня. А весь вечер перед этим несчастный каторжанин усиленно готовится. Курить на губе арестантам не положено. Поэтому из тюбика надо выдавить зубную пасту, тюбик вымыть, высушить, под завязку набить сигаретами и запечатать. Для полной маскировки можно даже сверху положить немного пасты. Несчастного бреют и обскабливают чуть ли не под «ноль». Курсанты, скрипя зубами, вдеваются во флотские «гады». Мыло, мыльница, зубная щетка, бритва, полотенце проходят тщательный отбор. Недостаток или отсутствие любой составляющей — гарантия того, что арестант на губу в этот день не попадает. Достаточно даже по дороге потихоньку выбросить какую-нибудь мелочь, и будь уверен — сегодня ты не сядешь.
Но, допустим, у тебя все в порядке. Добрались до места. Во дворе гауптвахты вливаемся в толпу ожидающих посадки и их сопровождающих. Кстати, те тоже могут загреметь вместе с тобой. По тем же причинам. Нестрижен, например. Наконец, тебя вызывают в канцелярию. Все. Началось.
В комнате сидят писарь-матрос и начгуб. Для разминки тебе предлагают раздеться для осмотра за сорок пять секунд. Причем медлительность может сразу же обернуться сутками дополнительного ареста, коротко — ДП. Эти две буквы преследуют арестанта весь его срок пребывания в гарнизонном каземате. ДП можно получить за все! То есть абсолютно за все! Низко поднимаешь ногу на строевых занятиях, громко говоришь или тихо отвечаешь, слабо выполняешь команду «бегом» или долго умываешься. Ну и не дай бог, закуришь или совершишь еще что-то из ряда вон криминальное!
Раздеваешься и вновь одеваешься со скоростью выстрела. Теперь ты равноправный житель гарнизонного острога на срок, отмерянный тебе начальством. А может, и больший. Вся дальнейшая жизнь проходит бегом. Бегом мчишься класть свои пожитки, бегом бежишь обратно на плац, на строевые занятия. И еще не успел уйти твой сопровождающий, как ты уже печатаешь шаг по кругу во дворе среди таких же бедолаг под руководством такого же арестованного мичмана. Вы знаете, какая зима в Крыму? Я влился в шагающий строй в начале третьего часа дня. Прошел моросящий дождик, образовались лужи, затем немного мокрого снега, выглянуло солнце, плац высох, а мы все стучали и стучали «гадами» по асфальту. В начале седьмого этот марафон наконец закончился. Нас загнали в камеры. Мои ноги гудели как высоковольтные провода во время дождя. Образовались чудовищные мозоли. А ведь это был только первый день, точнее, одна его половина.
Ужин по всем параметрам забивает рестораны быстрого питания. Команда «Сесть!» раз пять перемежается командой «Встать!». Неправильно садимся. Неорганизованно и неоднообразно. Не по щелчку. Наконец сели. На это уходит от одной до пяти минут в зависимости от настроения начальника караула. А оно всегда не ахти. У кого на гауптвахте будет хорошее настроение? В итоге человек сто арестантов умудряются поесть минут за двадцать в несколько смен. При количестве двадцати-двадцати пяти посадочных мест в столовой. Куда там «Макдоналдсу»!
Близкое время отхода ко сну еще не говорит о том, что скоро все успокоится. После ужина — приборка. Там я научился маршировать с тазом воды в руках, поднимая ногу на полметра от земли! Наука, скажу я вам!
Вечерняя проверка производится на плацу независимо от погоды. И главное — со всеми своими вещами в руках. Ну, мыльница, там, полотенце и все остальное. Само собой, пяток раз «Разойдись-Становись!!!». Услышал свою фамилию — ори во всю мощь легких «Я!!!» и перебегай в строй напротив. Наконец сосчитали. Пора и на покой.
Теперь начинается самое занятное. Полеты на «вертолетах». «Вертолет» — это сколоченные из деревянных досок одноместные индивидуальные нары. На дневное время они убираются в узкую кладовую, на ночь, естественно, вынимаются. Камеры пусты. Только стойки для «вертолетов» да бачок с водой. По команде «Пять минут отбой!!!» толпа бросается разбирать двухметровые «вертолеты» и волочь их в свои камеры. Уморительное зрелище! Дверь-то у кладовки узкая, народ лезет, лупит этими деревяшками друг друга! Но вот, наконец, попадали в камеры, и тишина. Однако рано успокоились. Во время не уложились. И по новой! Ну, здесь хватает и трех раз. Народ с каждым днем становится все более тренированным, да и спать тоже хочется.
Но и это еще не отбой. Все улеглись, и под шинелями затлели сигареты. А курение запрещено. Начальство еще проводит пару-тройку обысков, вкатывает несколько суток ДП пойманным неудачникам за найденные окурки и спички, и только тогда наступает долгожданный сон. До пяти утра.
Пересказывать процедуру подъема смысла нет. Тот же отбой, только наоборот. Еле вставил опухшие ноги в «гады». Приборка. Завтрак. Все по той же схеме. Утренний развод. Вот тут меня и подстерегала неожиданность.
Оказывается, начфак, припомнив все мои грешки, кроме пьянки приписал в записку об аресте и нетактичное обращение со старшими по званию. А это уже неуставщина. И если по простой мальчишеской пьянке меня забрали бы работать в город, то с этим диагнозом я был обречен топать по кругу все свои десять суток.
Так и вышло. Большую часть народа разобрали и увели, а меня с горсткой таких же горемык запустили в бесконечный путь по плацу. Уже через пятнадцать минут я шел, как на ходулях. Стертые в кровь мозоли саднили и ныли. И когда с крыльца спросили, есть ли кто-нибудь пишущий пером, я не раздумывая заголосил: «Я-я-я!» Хотя писать пером я пробовал лишь пару раз.
Матрос увел меня в помещение комендантского взвода, в ленкомнату. Выложил передо мной ватман, тушь, перья. Объяснил задачу и вышел. Я же под столом потихоньку освободил ноги от «гадов». Перевел дыхание. Попробовал перо. Вроде получалось неплохо. Благо кое-какие художественные задатки у меня имелись. Не спеша вывел несколько фраз. Главное — не торопиться. Лишь бы попозже оказаться снова на плацу. Включили телевизор. Повеяло чем-то родным. На какой-то момент я расслабился и начал выводить на листе бумаги всякие мордочки. У меня, без лишнего бахвальства, неплохо получалось рисовать карикатуры. Рука сама собой вывела рисунок на арестантскую тему. Внезапно я почувствовал чье-то дыхание в затылок. Повернулся — писарь. Все, думаю, труба! Шагом марш обратно на плац! Писарь взял листок, поднес к глазам.
— Ты рисовал?
— Я.
— А еще можешь?
Я почувствовал приближение удачи.
— Могу.
— Ага, — сказал писарь и унесся за дверь. Через несколько секунд он вернулся с еще одним писарем.
— Гляди, — сказал мой работодатель и протянул второму мои художества. Тот внимательно осмотрел и кивнул.
— Что надо!
Канцеляристы обменялись взглядами. Мой писарь наклонился и очень дружелюбно обратился ко мне:
— Тебя как зовут? Паша? Послушай, нам увольняться через пару месяцев, а альбомы нарисовать некому. Помоги! У тебя здорово получается.
Идти в кабалу матросу, мне — без году офицеру, по идее, не пристало. Но ноги дороже.
— Без проблем. Сколько рисунков-то надо?
Писари снова переглянулись.
— Да штук сорок. На кальке. Мы потом обведем.
Играть так играть! Сорок рисунков на незамысловатые матросские темы я нарисовал бы дня за три, если не меньше.
— Боюсь мужики, не успею. Но постараюсь.
— А тебя на сколько суток посадили?
— На десять.
Матросы обрадовались.
— Ты главное рисуй! Остальное — не твоя забота. Обеспечим все! Никаких ДП не получишь, только сделай!
