Ознакомительная версия.
Подобные адреса на конвертах раскрывали то значение, которое правительство придавало этой отрасли науки, и даже второсортный шпион мог связать это с атомной бомбой. То же было и на бланках, заполнявшихся для пользования правительственными автомашинами, на проездных билетах, как мы их называли, на которых, помимо таких же штампов, значились слова: “Эта поездка имеет большое значение для военных целей”»[40].
Была в активе «Алсос» и весьма неоднозначная операция по отношению к союзническому долгу. Когда советские войска уже вели бои в пригородах Берлина и на Эхинген и Хайгерлох стремительно надвигались танки генерала Леклерка, миссия ринулась во французскую зону оккупации. Так небольшая моторизованная ударная группа без боя вступила в Эхинген и Хайгерлох, успев за 18 часов до прибытия французских войск захватить группу немецких ядерщиков. В подземной атомной лаборатории американцы нашли работающий урановый котел и, спешно загасив его, тут же взорвали.
Весной 1945 года действия миссии «Алсос» заметно активизировались, и в ходе Рурской операции союзных войск ученые и разведчики следовали вместе с авангардом наступавших войск, стремясь захватить как можно больше участников «Уранового клуба». Решающие события пришлись на первую половину апреля, когда группа «Алсос» интернировала много ведущих немецких исследователей из «Уранового проекта», включая Гейзенберга, Гана и Дибнера.
Известный немецкий уфолог, скрывающийся под псевдонимом Ганс-Ульрих фон Кранц, так описывал последующие события:
«…Тем не менее группа «Алсос» продолжала активные поиски в уже побежденной Германии… до конца мая».
А вот в конце мая происходит нечто непонятное. Поиски почти прерываются. Вернее, они продолжаются, но с гораздо меньшей интенсивностью. Если раньше ими занимались крупные ученые с мировым именем, то теперь – безусые лаборанты. А крупные ученые скопом пакуют вещи и отбывают в Америку. Почему?
В итоговых официальных документах миссии, рассекреченных в конце 50-х годов, доказывалось, что союзники во многом превосходили «Урановый проект» еще в самом начале 40-х годов. Причиной этого Гаудсмит и его подчиненные считали, то что по сравнению с «Манхэттенским проектом» лаборатории, руководимые членами «Уранового клуба», всегда испытывали сильную нужду в материально-техническом и сырьевом обеспечении. Таким образом, миссия «Алсос» в заключительной аналитической справке приводит экспертную оценку о том, что Германия в принципе не могла добиться успеха, не имея достаточных человеческих, материальных и инженерных ресурсов для производства атомных боеприпасов.
Все эти выводы вроде бы подтверждали и результаты операции британской разведки под названием «Ипсилон». За несколько месяцев сотрудникам миссии удалось найти многих участников «Уранового клуба», а также некоторые документы и оборудование. Наиболее видные немецкие ученые были переправлены в небольшое английское местечко Фарм-Холл. Здесь Гейзенберг, Ган и Вейцзеккер вместе со своими коллегами стали невольными участниками операции «Ипсилон». Помещения, где располагались интернированные члены «Уранового клуба», были буквально нашпигованы прослушивающей аппаратурой, так что все материалы их бесед и дискуссий немедленно попадали в «Интеллидженс сервис» и ФБР, а оттуда – к Гроувсу.
Еще один довольно сомнительный аргумент краха «Уранового проекта» Гаудсмит высказывает в своей знаменитой монографии «Миссия “Алсос”», опубликованной в 1947 году. В ней содержится далеко не бесспорный вывод о том, что главной причиной неудач «Уранового клуба» было то, что научно-технический прогресс не мог развиваться при тоталитаризме. Правда, уже в то время некоторые военные аналитики указывали, что подобное утверждение звучит несколько странно на фоне уникальных достижений немецких ученых и инженеров в области бронетанковой техники, жидкостных ракетных двигателей и реактивной авиации.
Сегодня общепризнанная реинтерпретация основных причин неудачи «Уранового проекта» существенно отличается от скоропалительных и каких-то слишком уж нарочитых выводов Гаудсмита. Однако и тут основной акцент делается на недостаточную организацию и координацию деятельности «Уранового клуба», а именно – неудача объясняется отсутствием инстанции, которая бы обобщала результаты исследований всех научных секторов, руководила ими и направляла полученные данные в распоряжение некоего конструкторского центра, обладающего обширными полномочиями.
В качестве аргументации здесь приводится шаткий довод, что в Германии всегда существовали проблемы, связанные с отсутствием должной координации правительственной и частной научной деятельности. Это якобы и приводило к тому, что множество негосударственных учреждений действовало разобщено в своих областях, независимо друг от друга.
Так, большой научный сектор существовал в системе вузов, к которому принадлежали университеты и высшие технические учебные заведения. Сюда же входило и три десятка научно-исследовательских институтов Общества кайзера Вильгельма, выполняющего роль германской Академии наук. Эти учреждения организационно подчинялись рейхсминистру науки, воспитания и просвещения. Параллельно существовал совершенно независимый промышленный научно-исследовательский сектор, включавший лабораторные комплексы больших предприятий. Третьей крупной организацией был научно-исследовательский аппарат вермахта, в который тоже входило несколько центров, принадлежащих трем разным родам вооруженных сил. Каждый из них имел свой Генеральный штаб, сам планировал войну и разрабатывал необходимые виды оружия. А еще было независимое от всех командование войск СС со своим собственным штабом.
Кроме того, имелись еще исключительно хорошо оснащенные институты имперской почты, которые занимались не только усовершенствованиями в области техники связи, но и уделяли много внимания вопросам атомной физики. Координации войсковых лабораторий мешали излишний режим секретности и борьба за первенство между отдельными видами вооруженных сил, изолировавших творческие коллективы, разрабатывающие одни и те же вопросы ядерных технологий.
Ну и, конечно же, считается, что определенную негативную роль сыграл и Гейзенберг, который якобы чуть ли не саботировал ход «Уранового проекта», фактически подчинив все работы своим собственным интересам. При этом он будто бы почти без ограничений получал финансирование, оборудование и радиоактивные материалы, не считая тяжелой воды и графита, для проверки своих гипотетических построений, и тем самым лишал своих коллег возможности развивать более успешные направления.
«Саботаж» Гейзенберга к тому же дополняла «близорукость» политики Третьего рейха в области «неарийских» ученых, что привело к эмиграции таких именитых физиков, как А. Эйнштейн, М. Борн, Д. фон Нейман, Г. Бете, Э. Теллер, Л. Сциллард, Э. Шредингер, К. Фукс. При этом много ученых эмигрировало и из стран-союзниц Германии, а также оккупированных государств; например, из Италии бежал Нобелевский лауреат Энрико Ферми. Кроме того, в результате политических чисток 1628 доцентов были изгнаны с кафедр и из исследовательских институтов, что привело к потере каждого десятого ученого Германии. Жертвами следующей политической кампании в последний год войны стали еще 4289 доцентов; в итоге по статистике каждый третий немецкий преподаватель высших учебных заведений потерял возможность проводить научные исследования.
Следующие доводы «официальной» версии касаются планов «блицкрига», предполагающего молниеносную победу тем же оружием, с которым была начата Вторая мировая война. Поэтому все исследования, которые находились лишь в начальной стадии разработки, не представляли для нацистского правительства никакого интереса. Именно поэтому ученые использовались как обычный людской ресурс, и несколько тысяч высококвалифицированных исследователей, включая специалистов в области атомной физики и химии, были еще в начале войны призваны в армию.
Недостаток внимания бонз Третьего рейха к атомным исследованиям выразился и в отсутствии финансирования. Так, еще Гернек и Юнг указывали, что совокупный бюджет «Уранового проекта» вряд ли превышал десятка миллионов долларов против двух миллиардов американских ассигнований.
Конечно, полностью игнорировать достижения немецких ядерщиков не решаются даже самые рьяные критики «Уранового проекта», вынужденные под давлением неоспоримых фактов признать, что в конечном итоге «Урановый клуб» наверняка бы создал А-бомбу. В то же время руководители Третьего рейха во время Нюрнбергского процесса намеренно вводили в заблуждение союзников. Например, Шпеер на вопрос, как далеко зашли в Германии работы по созданию атомного оружия, ответил: «Нам потребовалось бы еще год-два, чтобы расщепить атом». Между тем атом впервые был расщеплен еще в начале 30-х годов англичанами в Кавендишской лаборатории, хотя термин «урановый котел» был явно знаком Шпееру, и он знал, что в Германии ученые осуществили необходимые теоретические и экспериментальные исследования в этом направлении.
Ознакомительная версия.
