«Однако он действовал очень хладнокровно и перед лицом большого личного риска показал, что у него, пожалуй, нет нервов. Как причину для перехода он назвал свое разочарование в политической системе ГДР. Оно наступило у него в ходе исполнения им функции секретаря партийной организации в МГБ. При этом он, по его словам, убедился в двуличности системы, увидев, что социализм там был якобы только для населения, тогда как функционеры напротив живут, пользуясь по максимуму всеми достижениями капитализма. Они располагают, например, всеми роскошными товарами, ничто для них не достаточно хорошо и достаточно дорого. Штиллер поэтому посчитал, что было бы более честно открыто встать на сторону капитализма. Из‑за выполнения им функции секретаря партийной организации он располагал также более широким обзором работы МГБ. Он всегда принимал участие, например, в заседаниях начальников отделов и поэтому был способен дать информацию о методах работы МГБ. И поэтому тоже его переход оказался таким сильным ударом по МГБ».
В отношении местопребывания Штиллера никаких более точных сведений нет. Он якобы останавливался попеременно на различных объектах (БНД или БФФ). Круг людей, которые вступали с ним в контакт для опросов, оставался очень ограниченным. Начальник реферата БНД IV D 3, так называемого «аварийного реферата», вскоре должен встретиться со Штиллером для его опроса. Дата встречи еще не определена.
(BStU, MfS, HA II/Ltr. 1422/79, Вl. 1–3)
УПУЩЕННЫЙ ШАНС
В общем и целом к моменту моего отъезда БНД была вполне довольна результатами сотрудничества. Она получила больше информации изнутри Штази, чем когда‑либо раньше. И, тем не менее, можно было бы достичь и большего.
Внедрение или вербовка «личного опорного пункта», то есть, агента в спецслужбе противника всегда была и остается одной из главнейших задач любой разведки, потому что именно туда стекаются все секреты, там противник планирует и по возможности реализует свою стратегию. Имея агента на такой позиции можно практически парализовать противника. Достаточно вспомнить уже упоминавшихся Джорджа Блейка, Гордона Лонсдейла и Кима Филби, которые в ранней фазе Холодной войны благодаря своей деятельности на пользу Советов нанесли серьезнейший ущерб британской разведке МИ-6. Их измена стоила жизни некоторым английским источникам в Советском Союзе. Кстати, менее известна история Олега Пеньковского, полковника советской военной разведки ГРУ, информировавшего в конце 1950–х годов МИ-6 и ЦРУ о советской позиции в Берлинском кризисе, а потом осенью 1962 года о секретных планах СССР по размещению ядерных ракет на Кубе. Вскоре после этого он был разоблачен КГБ и по окончании показательного процесса в мае 1963 года казнен.
В моем лице БНД заполучила кадрового сотрудника внешней разведки МГБ, который, хотя в звании старшего лейтенанта и не был особо важной птицей, но благодаря должности секретаря партийной организации отдела и многочисленным личным контактам в кругу коллег имел доступ к большому кругу информации, которая могла быть полезной для Запада. Кроме того, я был готов действовать в качестве «крота» в центральном аппарате противника, то есть целенаправленно собирать необходимые материалы и добывать информацию. Но Федеральной разведывательной службе так никогда и не пришло в голову дольше использовать меня как двойного агента. Если бы все было бы устроено умнее, можно было бы достичь более значительных результатов. Вот в чем, собственно, и состоял упущенный шанс.
Я в свое время выбрал БНД в качестве партнера, потому что считал тогда ЦРУ организацией, работавшей спустя рукава и слишком неосторожной. Но вскоре я на своем опыте убедился, что американцы работают намного профессиональней и целеустремленней, чем их коллеги из Пуллаха, и, кроме того, располагают большей политической поддержкой. К ЦРУ прислушивался американский президент и даже просил их совета во внешнеполитических вопросах. Западногерманские канцлеры, в частности, Гельмут Шмидт, напротив, не были особо высокого мнения о Федеральной разведывательной службе и старались сотрудничать с нею как можно меньше. Это привело к формированию совершенно специфического менталитета у сотрудников разведки. Самым важным правилом для них стало: лишь бы только не совершить ошибку, чтобы не подвергнуть себя критике и не выглядеть смешным в глазах общественности. Самый высший приоритет состоял в том, чтобы предотвратить ущерб своим собственным сотрудникам. БНД со своей сложной бюрократической структурой я воспринимал как неповоротливый чиновничий аппарат.
Когда я предложил им сотрудничество, они вряд ли даже рассматривали вариант, что это предложение сделано всерьез и дает им большой шанс. В основном они исходили из того, что МГБ хочет лишь вести игру в БНД, чтобы заманить их людей на территорию ГДР, арестовать их там и устроить шумную кампанию против ФРГ в мировой прессе. Как альтернативу они рассматривали также возможность, что Штази через меня будет снабжать БНД дезинформацией. Американцы, которым я несколько позже рассказал эту историю, только схватились за голову. Какая разведка в здравом уме предложит противнику услуги своего кадрового оперативного офицера, только чтобы поймать, возможно, какого‑то малозначительного курьера! И даже дезинформацией, как правило, снабжают через перевербованного агента, а не через кадрового офицера из центрального аппарата.
Даже если согласиться, что БНД предполагала оперативную игру, ее поведение никак не выглядит разумным. Логической реакцией с их стороны было бы отправить мне по радио хитро составленный каталог вопросов. Из ответов на них можно было бы сделать выводы о моих истинных намерениях, мотивах и добросовестности. Вместо этого БНД в первую очередь потребовала от меня выдать им личные данные моих агентов. Вот это уже было чересчур! Они хотели, чтобы я сразу отдал им самое важное, что у меня было, ничего не предложив взамен и не пойдя со своей стороны даже на минимальный риск. На это я никак не мог согласиться. Между тем я задавался вопросом, действительно ли я имею дело с профессионалами на другой стороне. Даже после авантюрной пересылки микрофишей, когда должно было стать полностью ясно, что здесь речь идет не об игре, а о серьезном сотрудничестве, они ничего не предприняли, чтобы каким‑то образом встретиться со своим новым информатором и согласовать дальнейшие действия. По причине излишней осторожности они вместо этого совершали одну глупость за другой. Условные адреса были не настоящими, а только дурацкими адресами для отсылки за выехавшим адресатом, совершенно непригодными для быстрой передачи информации. Они не решались прислать курьеров для получения важных материалов. Зато они умудрились придумать такие тайники, за использование которых любой курсант разведшколы Штази провалился бы на экзаменах, будь то в поезде, который вообще не останавливался на территории ГДР, или в нише под наружной лестницей музея, где всегда полно людей, или в трещине в стене церкви прямо в центре Восточного Берлина, да еще и на высоте больше двух метров, куда добраться можно было только с помощью маленькой лестницы.
Апогеем всего был фальшивый загранпаспорт ГДР для моей эвакуации, который ни в коей мере не соответствовал требованиям. Во время моей поездки в Хельсинки я через брата Хельги передал несколько четких предложений для проведения личной встречи, но так никогда и не получил ответа. В конечном счете, вывоз Хельги и ее сына тоже провалился бы, если бы им полностью руководила Федеральная разведывательная служба, не подключись вовремя МИД со своей спасительной помощью.
От настоящей профессиональной разведки во многих случаях следовало бы ожидать иных действий. Например, мне бы «подставили», как говорят в спецслужбах, подходящего человека с Запада. Я бы его якобы официально завербовал и получил бы тем самым регулярный личный контакт с БНД. Можно было бы придумать и вербовку фиктивного нового агента на Западе, который сначала бы поставлял не особо ценный материал, но мог бы рассматриваться как перспективный на будущее. Это тоже способствовало бы развитию моей карьеры, что дало бы более широкий доступ к материалам в аппарате. В то время уже существовали системы прослушивания, использовавшие в качестве источника питания лишь направленные микроволны и отправлявшие направленные радиосигналы. С моей помощью можно было установить много подобных «жучков» в здании ГУР. Можно представить себе еще многое другое…
Но моя оценка БНД основывается не только на личном опыте. Одно дело, к которому я опосредованно имел отношение, тоже добавило красок к этой картине. Помните собирателя камней у вскрышных отвалов урановых шахт предприятия «Висмут», которым я занимался в ранние годы моей работы в Министерстве госбезопасности? Его полное имя было Дитрих Нистрой. Он работал в ядерном научно — исследовательском центре в Карслруэ, на объекте, за разработку которого я отвечал. Я предполагал, что он был связан с БНД, что меня тогда просто околдовало и в какой‑то мере воодушевило. Мне очень хотелось интенсивнее разработать его и каким‑то образом познакомиться, но до этого так и не дошло. Он под данным ему мною псевдонимом «Нестор» в 1976 году пропал в архиве в досье оперативного персонального контроля.
