В дальнем плавании. Звучит команда: ”Свистать всех к вину ”.
Однако тяжелый физический труд имел и свою положительную сторону, отвлекая людей от излишних мыслей. И так все работали изо дня в день целые три месяца, в течение которых мы имели всего двадцать неходовых суток. Но эти дни стоянок не только ни для кого не были днями отдыха, а напротив, они целиком проходили в усиленной работе по всевозможным погрузкам и приемкам, а для машинной команды всегда находилось еще какое- нибудь дело.Кроме своих вахт, машинистам приходилось работать и для судовой артиллерии, исправляя ее мелкие повреждения. Занятия же, о которых я упомянул выше, велись исключительно для подготовки людей к бою.
У всех орудий как в башнях, так и в батарее, кроме своей штатной прислуги, обучались еще по две смены. Эти смены состояли из прислуги мелкой артиллерии из строевой, а отчасти также и машинной команды. Занятия с ними велись согласно объявленной в приказе программе, сообразуясь с которой людям давались послеобеденные особые занятия, которые длились целые месяцы и происходили при следующей обстановке.
По сигналу флагмана "начать определение расстояний" крейсер "Владимир Мономах" тотчас же отделялся от эскадры и уходил в ту или иную сторону, удаляясь на 80-100 кабельтовых.
В это время дальномеры всех кораблей непрерывно определяли расстояние до "Мономаха", и в момент подъема, а затем спуска условного для каждого корабля флага как на этом судне, так и на крейсере записывалось взаимно и одновременно измеренное расстояние. Проделав по 5-6 таких наблюдений для каждого броненосца, "Мономах" возвращался к отряду и по пути поочередно обменивался со всеми судами показаниями определений.
Следя за этими сигналами, адмирал сразу видел степень точности наблюдений каждого судна. Продуктивность этой работы не замедлила сказаться в результатах боевой стрельбы, которую мы произвели в океане в середине апреля.
Кроме наблюдений флагманского артиллериста, следившего за ходом стрельбы с палубы "Свири", три совершенно уничтоженных и один подбитый щит свидетельствовали об успешности этой стрельбы. И весьма вероятно, что корабли третьей эскадры могли стрелять в бою лучше второй, не имевшей, по словам ее офицеров, такой практики в стрельбе на большие расстояния.
А что же мы видим у наших врагов, а затем и победителей -японцев! Покончив с Артуром, уничтожив всю его эскадру, они самым деятельным образом начали готовиться к встрече и истреблению нашей второй эскадры, пользуясь замедлением ее прихода. Деятельность их хорошо и рельефно характеризуется словами одного из японских командиров, который раньше довольно часто бывал на судах нашего флота и хорошо знаком с порядками, жизнью и организацией службы.
“Мы,- говорил он после боя русским офицерам,- конечно, не могли ожидать такой полной победы, такого быстрого и окончательного уничтожения вашей эскадры, но в успехе своем мы все же не сомневались.
Сравните, что делали вы и как мы готовились к встрече с вами. Вы вышли наскоро достроенные и снабженные, делали огромные и трудные океанские переходы, пока не достигли Мадагаскара. Только там началось фактическое обучение экипажей вашей эскадры. Не берусь судить о том, как велось обучение именно на второй эскадре, но ведь я хорошо знаком с постановкой этого дела на русских кораблях, на которых я бывал.
Я читал и слышал рассказы о ваших прежних командирах и адмиралах, которые были знатоками и фанатиками морского и главным образом парусного дела.В ваших кают-компаниях я нередко слышал громкие слова и упоминания имен Нахимова, Корнилова, Бутакова. Но современные ваши моряки, насколько я мог судить, далеко не похожи на всех этих выдающихся людей. Пресловутый ли ваш ценз тому виной или что-либо другое, но только редко в ком из своих русских соплавателей замечал я искреннюю любовь к морю и морскому делу, желание работать, продолжать свое образование.
И особенная ленность, распущенность и халатность к службе проявлялась среди молодежи, по большей части предававшейся кутежам, а не работе.
Был у вас редкий выдающийся человек Макаров, но разве ценили его у вас! Многие ли из ваших офицеров были знакомы с его произведениями, с теми принципами морской войны, которым он учил? Нет. А у нас его книги переведены на японский язык, его тактика изучалась, и по его же тактике мы вас и разбивали.
Возьмем ваших командиров! Многие ли из них во время учений по боевому расписанию сами руководят делом и, обходя свой корабль, знакомятся с его действительной боевой готовностью, с его недочетами и проверяют знания офицеров и нижних чинов?
Нет. А почему? Да потому, что, во-первых, ваши командиры зачастую уже старые больные люди, выплавывающие свой ценз и мечтающие о немедленной по окончании его отставке, а во-вторых, все вы, господа русские, большие баре и сибариты. А кроме того, так как у вас до сих пор для получения командования кораблем требовалось лишь выполнение известного плавательного ценза, то на ответственных местах нередко оказывались люди, не соответствующие времени, и вы это сами доказали во время войны целым рядом перемен в командном составе вашей артурской эскадры.
У нас же на это смотрят иначе. Раз офицер не заявил о себе знаниями, опытностью и другими достоинствами, ходу по службе иметь он не будет и поневоле очистит место для людей, более способных и дельных. И в противоположность вам, адмирал Того как начал войну, так ее блестяще и закончил, причем никого из его помощников сменять по неспособности не пришлось, что доказывает полную уместность стоящих у руководства людей.
Что же касается этого несчастного для вас Тсу-Си мского боя, то не говорю уже о невыгодном строе, в котором вы его начали и непонятной окраске ваших судов. Ведь в то самое время, как вы поражали мир своими океанскими переходами целой эскадрой, мы неустанно готовились к борьбе с ней.
Вот вы сами говорите, что совсем не стреляли, а мы израсходовали за это время до пяти боевых комплектов снарядов, а затем еще успели, где надо, поставить новые пушки. Наводчики же наши великолепно натренировались, что и доказали во время боя…"
Горько, невыносимо горько было слышать русским офицерам все это из уст японца и тем более, что сказанное г. Н-о было справедливо. Невыгодный строй явился следствием недостаточной практики, а черная окраска назначалась для скрытия сгг минных атак ночью…
Уклонившись от своего рассказа, я не могу не упомянуть здесь о желательности крайне полезной меры, которая обеспечит наш флот хорошими наводчиками.
Еще в бытность слушателем артиллерийского офицерского класса я читал отчет командующего летом 1898 года артиллерийским отрадом. В своем отчете адмирал указывал на то, что верный глаз, быстрая оценка обстоятельств и меткая стрельба есть далеко не всем присущая способность. А потому необходимо для обладания постоянным числом отличных стрелков-наводчиков выделять и привлекать к дальнейшей многолетней службе комендоров, зарекомендовавших себя выдающимися стрелками. Денежные затраты, вызванные этой мерой сторицей окупаются пользой, которую принесут в будущем бою хорошие комендоры.
Но сейчас спокойно и невозмутимо наш отряд шел по глади точно заснувшего океана, и лишь жара, невыносимая жара тропиков мучила всех немилосердно.
Утром 11-го или 12-го апреля адмирал вдруг застопорил машину и потребовал к себе всех командиров. Часа через полтора командиры вернулись на свои суда, и отряд двинулся дальше, а немного позже Миклуха собрал у себя офицеров и сообщил нам следующее: на только что состоявшемся совете адмирал сообшил. что по имевшимся у него сведениям японцы по всему Зондскому архипелагу имеют наблюдательные посты и что в проливах возможно присутствие японских миноносцев и даже подводных лодок. А так как все равно пройти нам надо, то адмирал и решил идти кратчайшим путем, то есть через Малаккский пролив.
И вот, взявши курс на северную оконечность Суматры, мы находились утром 14-го апреля милях в полутораста от ее западного берега, где и решили погрузить уголь. Погода вьщалась на редкость хорошей – полный штиль и отсутствие зыби.
Вообще надо сказать, что плавание отряда шло до такой степени гладко и удачно, что мы совершенно серьезно начали верить в "небогатовское счастье". И на этот раз с раннего утра к каждому из кораблей подошли транспорты, ошвартовались борт о борт, и обычная угольная страда закипела. Принимать нам пришлось свыше 300 тонн угля, и затянувшаяся погрузка закончилась лишь около часу ночи.
15 числа корабли, не успевшие загрузиться углем, продолжали его приемку, а остальные занялись пополнением с транспортов своих боевых запасов, а также принимали консервы, расход которых в море был весьма велик. 16-го апреля отвели на капитальную чистку и приборку судна и на мытье людей. После долгого тропического плавания и постоянных работ по перетаскиванию угля из одного помещения в другое все ощущали настоятельную потребность отмыть въевшуюся в тело угольную грязь.
