Поиск «врагов народа» был вдохновляющей идеей и логическим обоснованием чисток. Любой намек на дворянское происхождение в семейном генеалогическом древе был основанием для подозрения и разоблачения. Для Олега Пеньковского причиной крушения карьеры, должно быть, стало дворянское происхождение отца, которого он никогда не видел. Не потому ли еще, что его отец был белым офицером, могилу которого так и не смогли найти, Пеньковский лишился всяких шансов продвинуться? Не расскажет ли КГБ что-нибудь новое о нем? Как чувствовали себя Винн и Пеньковский, когда их привезли на Лубянку? Утратили ли они всякую надежду, попав в эти стены, как это бывало с «врагами народа»?
На здании штаб-квартиры КГБ со стороны площади Дзержинского висит тяжелая гранитная плита с портретом Юрия Андропова, у подножия которого всегда лежат свежие красные гвоздики; на плите выгравированы годы его пребывания на посту председателя КГБ[18]. Подъезд 1-А представляет собой двухстворчатую дверь из отлакированного светлого дерева. В прошлом парадный вход, выходящий на площадь, использовался редко; в основном пользовались другими дверьми.
С внутренней стороны в слабо освещенном вестибюле стояли два молодых лейтенанта в сине-серой шерстяной форме, в черных кожаных ботинках до щиколоток, проверявшие пропуска каждого, кто входил или выходил. Красный кожаный пропуск нашего сопровождающего имел примечание, что «его владелец имеет право носить оружие». Когда постовой потребовал у меня удостоверение личности, я показал ему свои вашингтонские водительские права. Постовой сличил фотографию, и сопровождающий кивнул головой, давая понять, что все в порядке.
На третьем этаже из коридора, заново отделанного панелями из древесных опилок, можно пройти в комнату, где размещена выставка, посвященная памяти сотрудников КГБ, защищавших границы и боровшихся с преступностью. Далее расположен пресс-бар. На самом деле эта комната предназначена, по-видимому, для неофициальных встреч. Здесь хрустальные люстры, кресла с высокими спинками, обитые темно-серым букле, бар, в котором нет ни бутылок, ни стаканов, и кофейная машина для приготовления «эспрессо», рядом с которой нет ни чашек, ни блюдец, ни кофе. На угловом столике стоят видеомагнитофон и телевизор. Старший офицер КГБ — русский вариант Смайли — согласился председательствовать на встрече, но отказался назвать свое имя и настоял на том, чтобы ни его фамилия, ни фамилии его коллег не упоминались (хотя фамилии, которые они назвали, были вымышленными). Присутствовала также элегантно одетая молодая женщина, переводчица, плохо говорившая по-английски.
Русский Смайли объяснил, что изложит историю этого дела и представит новые материалы. Начал он следующими словами: «Мы не согласны с тем, что Пеньковский был le Sauveur du monde». То, что слова «спаситель мира» он произнес по-французски, было приятной неожиданностью. «Дело Пеньковского, — читал он по отпечатанному на машинке тексту, — возникло не случайно. Разоблачение этого опасного шпиона было результатом нелегкой работы советской разведслужбы».
ЦРУ и МИ-6 так и не удалось получить вразумительный ответ на вопрос о том, как был пойман Пеньковский. При анализе сообщений возникла масса версий. Согласно одной из них, предполагалось, что советская разведка в области связи перехватила послание, отправленное в американское посольство, в котором фамилия Пеньковского особо подчеркивалась для получения визы с целью поездки на ярмарку в Сиэтл весной 1962 года. Возможно, разоблачил Пеньковского советский шпион в Агентстве национальной безопасности сержант Джек Данлэп, работавший в качестве клерка в отделе по распространению документов. При обыске дома Данлэпа в июле 1963 года, после того как он совершил самоубийство, было найдено несколько не самых секретных документов Пеньковского, приписываемых «надежному советскому источнику». Как отмечалось в проведенном ЦРУ изучении дела Пеньковского, «хотя и маловероятно, чтобы эти документы могли привести к опознанию Пеньковского как источника, они, несомненно, послужили КГБ сигналом, что в соретские правительственные круги проник некто, имеющий доступ к документам для служебного пользования»{275}. Другая версия основывается на предположении, что Пеньковского выдал советский шпион подполковник Уильям Вален, руководивший шифровальным отделом в Комитете начальников штабов Министерства обороны. В исследовании ЦРУ отмечается: «Существует большая вероятность того, что он (Вален) имел доступ к материалам, получаемым от Пеньковского, и выдал эти сведения советским. Это значительно сокращало время, требуемое для того, чтобы выделить Пеньковского как главного подозреваемого в проникновении в советскую оборонную структуру»{276}.
Еще одним возможным источником разоблачения Пеньковского назывался сержант армии США Роберт Ли Джонсон, который в конце 1961 года был назначен охранником в курьерском центре вооруженных сил в аэропорту Орли, неподалеку от Парижа. Следуя инструкции, полученной от его руководителя из КГБ, Джонсон сумел проникнуть в запертое на тройной запор хранилище секретных отправлений. Ему удалось сделать восковой слепок ключа к хранилищу, найти комбинацию цифр для второго запора в корзинке для мусора и с помощью портативного рентгеновского аппарата, которым его снабдил КГБ, обнаружить комбинацию цифр для третьего запора. 15 декабря 1961 года Джонсон впервые проник в хранилище и вынес секретные материалы, передав их сотруднику КГБ, технический персонал которого скопировал их и возвратил до окончания смены Джонсона. Как считают авторы книги «КГБ: история изнутри» британский историк Кристофер Эндрю и бывший сотрудник КГБ полковник Олег Гордиевский, 26 декабря 1962 года Джонсону передали поздравление от Никиты Хрущева и Совета Министров с присвоением ему звания майора Советской армии и награду в размере 2000 долларов, чтобы он мог потратить их во время отпуска в Монте-Карло. К концу апреля 1963 года Джонсоном были переданы семнадцать летных сумок для ручной клади, наполненных документами, включавшими системы кодирования, пункты размещения ядерных боеголовок США в Европе, а также оборонные планы НАТО и США{277}.
Поскольку информация Пеньковского о советских планах в Берлине была передана старшему американскому командному составу в Европе, вполне возможно, что Джонсон сообщил об этом. И в этом случае также Пеньковский не был назван прямо, но был упомянут как надежный советский источник или старший советский офицер, что заставило КГБ бросить все силы на его поиски. Проникновение Джонсона в хранилище совпадает по времени со слежкой за миссис Чисхолм и Пеньковским в Москве.
Если Вален, Данлэп или Джонсон сообщили о поступлении материалов Пеньковского, хотя контрразведка КГБ и не знала его имени, расследование дало бы достаточно данных для того, чтобы КГБ напал на его след в результате повальной проверки всех советских офицеров, имеющих доступ к находящимся под строгим контролем документам, попавшим в руки американских властей. Проверяя списки тех, кто в советском Министерстве обороны подписывал допуск к этим засекреченным документам, КГБ, возможно, предпринял отсев подозреваемых методом исключения.
Советский источник, знакомый с методами работы КГБ и с тем, как велось дело Пеньковского, объяснил в интервью в 1990 году, что, когда в 1961 году стало известно об утечке в Соединенные Штаты засекреченных военных материалов, КГБ предпринял расследование, с тем чтобы установить, кто имел доступ к этим материалам. Список сначала включал 1000 человек из личного состава; он постепенно сокращался, и, наконец, под подозрение попал Пеньковский {278}. В своих мемуарах Хрущев высказал опасение относительно существования какого-то советского шпиона. «Когда американцы предали гласности сведения о численности и местоположении наших ракет на Кубе, я спросил (министра обороны) Родиона Малиновского: „Как они узнали о численности и местоположении наших ракет? Может, у них есть какой-то агент в наших вооруженных силах? Я этого не исключаю".
Малиновский ответил: „Я тоже. Это вполне возможно. Трудно дать гарантию, что его нет. Однако воздушная разведка в настоящее время дает американцам возможность наблюдать за нашей работой. Они систематически совершают облеты и регулярно фотографируют с воздуха, а затем сбрасывают снимки в контейнерах. Поэтому американцы могут следить в буквальном смысле за каждым нашим шагом. У нас тоже есть возможность делать это, а поэтому этот вопрос не следует обострять, чтобы не доводить дело до конфронтации"».
Хрущеву, очевидно, было известно о пропаже документов, и он подозревал худшее{279}.
Некоторые из переводов документов Пеньковского, возможно, попались на глаза советским шпионам в Англии. Два приговоренных британских шпиона действовали во время операций Пеньковского: Джон Вассал, клерк в секретариате Главного морского штаба, который был арестован по обвинению в шпионаже в сентябре 1962 года, и Фрэнк Броссард, старший офицер разведки в совместном разведбюро, который работал, не вызывая подозрений, с 1961 по 1965 год, и только тогда его арестовали и предъявили обвинения{280}.
