Результаты "работы" мы сразу же увидели на солдатах, попавших на "Тамбов", когда он вышел в море: они сейчас же начали заявлять различные претензии и, как обычно, в первую очередь недовольство едою. Офицеры, заведующие эшелоном, стали урезонивать, но чувствовалось, что среди солдат и матросов было несколько зачинщиков, которым, во что бы то ни стало, хотелось поднять бунт На следующий день главари вели себя крайне вызывающе и открыто грозили выбросить офицеров за борт Вначале эту угрозу считали бахвальством, но потом, по доносу одного солдата, убедились, что намерение было вполне серьезно и его предполагалось осуществить в ближайшую ночь.
Эти сведения создали тягостное настроение. Нас было человек сорок, а солдат четыреста, к тому же мы были безоружны. Капитан парохода ничем помочь не мог, так как "Тамбов" находился в открытом море и не успел бы прийти в ближайший порт.
На наше счастье, к вечеру погода начала портиться, ветер и волна усиливались. Пароход все сильнее и сильнее качало. Время года для этих вод было самым суровым и сулящим непогоды. Это обстоятельство, вообще неприятное, в данном случае несло избавление от еще значительно большей неприятности, так что мы были рады ему и с надеждой ожидали шторма. Чем больше раскачивало "Тамбов", тем быстрее тускнел пыл наших бунтарей, и к вечеру многие пластом лежали в трюмах. Теперь, при желании, мы уже могли бы с ними расправиться, как хотели.
Холодный, пронизывающий ветер со свистом налетал на пароход и обдавал его ледяными брызгами. Весь бак и верхняя палуба обледенели, и сидеть наверху было холодно и мокро, так что солдаты попрятались вниз, где продолжали стонать, причитать и проклинать море. Когда же пароход особенно сильно клало на борт, немало солдат начинали истово креститься и громко призывать Господа Бога. Где уж тут было до каких-то бунтов, все только думали, как бы целыми добраться до Владивостока.
Шторм все усиливался. Вернее, продолжал свирепо завывать в снастях. Пароход то быстро, то медленно переваливался с борта на борт, клевал носом, поднимался кормой, точно танцевал среди рассвирепевших волн, обдаваемый белой пеной. Винт то и дело оказывался в воздухе и работал с большими перебоями, отчего корму сильно трясло, и, казалось, что машина разлетится вдребезги, или сломается вал и соскочит вин г Нам приходилось почти все время сидеть в каюте или, вернее, лежать на койке, так как, кроме очень маленькой кают-компании, некуда было деваться. И это лежание из-за однообразной тряски и шума, которые непрерывно повторялись, страшно надоело.
На третий день погода оставалась все той же, и ход "Тамбова" дошел до 4-5 узлов. Временами казалось, что он качается на одном месте. Благодаря такому тихому ходу пришлось пробыть в море около пяти суток. Сухопутные офицеры почти все укачались, так что за едой присутствовали только моряки, но тем не менее кормили плохо, так как качка мешала готовить, и приходилось сидеть на консервах. Мы слонялись из угла в угол и не знали, чем убить время, даже на палубе из-за холода и брызг нельзя было гулять.
Однако пришло к концу и это ужасное путешествие. Все с радостью узнали, что подходим уже к Владивостоку Скоро качка стала уменьшаться, и "Тамбов" встал на якорь. К нему подошел портовый буксир с каким-то начальством, которому доложили о наших революционерах, имевших после морской встряски весьма жалкий вид; бледные, похудевшие и слабые, они трусливо прятались в толпе солдат. Немедленно с берега вызвали караул. Нескольких арестовали и отправили на берег Только после этого офицерам разрешили съехать.
Вот мы на русской земле, столь горячо ожидаемой и достигнутой при таких печальных обстоятельствах. Все же какое счастье чувствовать себя опять в России! Первое ощущение, которое охватило нас, холод и желание спрятаться от сильного ветра, так как открытое драповое пальто недостаточно защищало. Таким образом, первой заботой стало обзавестись хоть чем-либо теплым, иначе едва ли удалось бы выдержать длинное путешествие по Сибири, где ожидались и не такие холода.
С парохода мы отправились в эвакуационную комиссию, где нас настоятельно попросили немедленно ехать дальше, так как город переполнен, настроение очень тревожное, и каждый час можно ожидать революционных вспышек. Новый же бунт повлечет прекращение железнодорожного сообщения. Мы стремились как можно скорее в Петербург, поэтому нас уговаривать не приходилось, и все сейчас же пошли на вокзал к коменданту, чтобы узнать, когда уходит очередной поезд.
На станции царил изрядный хаос. Мы узнали, что поезд идет раз в сутки, в шесть часов вечера, и что желающих ехать бывает превеликое множество. Стало ясным, что придется места занимать с боем, и все мечты об удобном спальном вагоне без пересадки до Петербурга живо улетучились. Теперь мы даже рисковали вообще не попасть на поезд, и это страшно тревожило. Но, даже если бы и удалось выехать, этот поезд довозил только до первой узловой станции, а там еще неизвестно, что может произойти.
Получив столь неутешительные сведения, мы отправились в магазин "Кунст и Альберст" купить теплую одежду Хотя магазин и считался чуть ли не лучшим в городе, но в данное время выбор был очень ограниченный, и нам только и удалось заменить котелки барашковыми шапками и достать башлыки. Валенок решили не покупать и легкомысленно отправились в легких ботинках. Затем сдали в багаж чемоданы и корзины без всякой надежды когда-либо их опять увидеть. Но другого выхода не было, так как при переполненных вагонах и частых пересадках мы все равно бы их растеряли. Таким образом закончились приготовления к отъезду, и оставалось еще достаточно времени, чтобы пообедать и осмотреть город.
В сущности, жалко, что не удалось провести хотя бы несколько дней во Владивостоке, так как он казался очень интересным, а его местонахождение с моря просто красиво — амфитеатром на склоне горы. Теперь уже это крупный портовый город, но еще не так давно, до проведения Великого Сибирского пути, он был небольшим захолустным городком. В нем царили удивительные нравы, в особенности среди моряков, которые являлись первыми представителями русской интеллигенции на Дальнем Востоке.
Рассказывали про удивительный "клуб ланцепупов", который они образовали. Его члены пили водку "аршинами", то есть на стойке ставились рюмки в ряд, и их ножки должны были занять пространство в аршин длины. Характерны были и некоторые забавы, вроде такой, например: бросалась золотая монета на тротуар улицы, под окном квартиры кого-либо из членов клуба. Понятно, что первый же прохожий нагибался, желая ее поднять. В тот же момент над его ухом гремел выстрел и раздавался голос: "Не тронь, не твоя" Ошеломленный человек страшно пугался и конфузился, а "шутники" хохотали. Гомерическое пьянство шло непрерывно, и вместе с тем придумывались и подобные же новые "забавы". У одного офицера, человека удивительной силы, было излюбленным "трюком" являться к друзьям на пирушки с собственным пианино за богатырскими плечами и с ним же возвращаться домой. Много еще разных легенд ходило о владивостокских моряках, но к 1905 году никого уже не осталось из этой стаи славных членов "клуба ланцепупов", давно прекратившего существован ие.
Прогулка по городу доставила мало удовольствия из-за неприятной погоды и чрезвычайно унылого и мрачного настроения, которое всюду царило и отражалось на улицах, как бы предвещая новые осложнения. Не порадовала нас судьба в первый день возвращения на родину. По случайному стечению обстоятельств, как раз в этот день был сочельник, и, следовательно, прошел ровно год с того момента, когда "Иртыш" ушел из Либавы. Но какая разница в положении и сколько пережито за это время! Все мечты о лаврах победителей разлетелись, как дым, и осталась тяжелая действительность. Вместо ликования народа общий развал, дикая разнузданность и недовольство!
Уже часа за полтора до отхода поезда мы стояли на платформе с ручными вещами и ждали, пока его подадут. Действительно, желающих ехать оказалось много, и, по-видимому, бой за места предстоял серьезный. К счастью, нас собралась компания из четырех человек, и, следовательно, при сплоченности мы представляли серьезную силу.
Конечно, состав стали подводить к платформе с большим опозданием, и еще на ходу вся публика бросилась в вагоны. Мы тоже не зевали и, так как были достаточно сильны и ловки, удачно влезли в вагон второго класса, но, к удивлению, он оказался уже почти полным. Потом выяснилось, что более хитрые пассажиры сообразили дать кому следовало на чай, и их впустили еще на запасном пути. В первый момент новые пассажиры этим страшно возмутились и хотели устроить скандал, да за хлопотами как- то все обошлось. Быстро все вагоны переполнились до отказа, а на платформе еще оставалось много желающих ехать, которые, взволнованные тем, что придется возвращаться обратно в город, подняли страшный шум. На их просьбы и требования комендант наконец сдался, и было прицеплено несколько теплушек, так что поезд получился необыкновенно длинный. Таким образом вопрос уладился, и все поместились, правда, без особых удобств. Но и мы сидели друг на друге, хотя и в настоящих вагонах.
