Батальонный врач, сам тяжело раненый, выполнял свой долг на перевязочном пункте до тех пор, пока не обслужил последнего раненого. Только потом он позволил отправить себя на главный перевязочный пункт в Дары.
Дивизионный командир в своем приказе 25.07.41 г. отметил, что потери русских (убитыми) составили 3700 человек при 4855 пленных.
Потери дивизии были также высоки: убито 8 офицеров, 112 унтер-офицеров, ранено 18 офицеров и 344 унтер-офицера. Впервые успехи дивизии были упомянуты в сообщении вермахта.
25 июля дивизия продолжала марш на восток и ночью 26 июля сделала привал в районе Чаусы – Горбовичи» [84].
…Оборонительные сооружения 388-го стрелкового полка были почти полностью уничтожены. Полковник С.Ф. Кутепов приказал отойти в район шелковой фабрики и, используя каменные здания и бараки, вновь занять оборону. Штаб 340-го артиллерийского полка с 23 июля расположился на Быховской улице в здании бывшей столовой военторга. За каждой батареей закрепили определенную улицу.
24 июля в середине дня немцы предприняли одну из последних попыток сломить сопротивление защитников города. После артиллерийского обстрела в атаку пошло несколько танков, бронемашины и пехота. Связками гранат и бутылками с зажигательной смесью бойцы подбили несколько машин.
Но отдельные из них вместе с пехотой прорвались через передний край обороны и устремились на КП полка. Пехоте врага удалось захватить отдельные здания в глубине обороны. Личный состав штаба во главе с Кутеповым и Плотниковым пропустил технику и врукопашную контратаковал пехоту.
Немцы не выдержали и в панике отошли, потеряв при этом несколько десятков погибшими, 4 миномета с боекомплектом, 50-мм пушку и 5 ящиков со снарядами. Это был один из последних боев кутеповского полка [46].
А в это время в штабе Западного фронта решали, как помочь героически сражавшемуся Могилевскому гарнизону. Боеприпасы у осажденных были на исходе, а продовольствия и вовсе уже не было.
22 июля начальник Генерального штаба через штаб Западного фронта запросил у командующего 13-й армией конкретные сведения о частях, оборонявших Могилев. Ему было доложено о наличных силах 172-й дивизии М.Т. Романова и высказана просьба помочь боеприпасами [46]. Реакция последовала быстро. Приказ командующего авиацией Западного фронта был краток и содержателен: «Командиру Первого тяжелого авиаполка полковнику Филиппову. В ночь с 22 на 23 июля произвести выброску грузов на военном аэродроме Могилев. Высота выброски 400 метров… Время появления над аэродромом от часу до двух… выброску произвести всеми кораблями» [73].
В районе Луполово были выложены сигнальные костры, а в 13.00. 22 июля аэродром захватил противник. Костры выложили повторно, но уже ближе к Днепру. В результате большая часть боеприпасов и продовольствия, сброшенная в ту ночь с транспортных самолетов на участке 747-го полка, попала в расположение немцев.
24 июля груз был сброшен снова, на этот раз на участке 388-го полка, в районе д. Тишовки и шелковой фабрики. И опять из-за быстрого смещения фронта полка к центру города большинство контейнеров попало к врагу.
Как вспоминал комиссар дивизии Л. Черниченко, «…сброшенные боеприпасы нас не вполне удовлетворяли, так как они уже не подходили для тех систем орудий, которые у нас оставались к тому времени. Но это было большое моральное облегчение. Мы чувствовали, что верховное командование ведет наблюдение за нашими действиями и всеми средствами старается нам помочь, чтобы укрепить Могилевскую оборону» [75].
Утром 24 июля наши передовые посты на Минском шоссе встретили несколько вражеских штабных бронированных машин 16-й пехотной дивизии генерала Гелла. Эта дивизия с 23 июля была передана из резерва 2-й полевой армии в оперативное подчинение VII армейского корпуса. Она должна была оставаться для окончательного захвата Могилева и «наступала вдоль дороги Княжицы – Могилев». Колонну замыкала грузовая машина с автоматчиками. У железнодорожного переезда машины остановились. Находившиеся здесь в засаде сторожевые посты открыли сильный пулеметный огонь. Немецкую машину с автоматчиками забросали бутылками с «КС», грузовик вспыхнул. Скоротечный бой прекратился быстро. Выбросив из штабных машин убитых, наши бойцы на буксире доставили автомашины к штабу дивизии. Ящики из машин перенесли в здание.
Вспоминает участник этих событий штабной писарь 388-го полка младший сержант В.Е. Грибков: «Сбив навесной замок, мы открыли один из ящиков. В нем четкими рядами лежали наручные часы, а во втором ящике обернутые в бумажки находились кресты и медали» [36]. Как сообщил один из взятых в плен офицеров, эти награды предназначались солдатам и офицерам, которые парадным маршем пройдут по Москве.
В.П. Кузнецов.
На другой день в штаб дивизии доставили двух немецких офицеров-парламентеров с белым флагом и повязками на рукавах. Они вручили генералу М.Т. Романову документ, подписанный командиром VII армейского корпуса. В нем содержалось категорическое требование о немедленном прекращении сопротивления и сдаче города. Устно предлагалось возвратить штабные машины с наградами. Парламентеры разложили на столах фотоснимки немецких солдат, которые будто бы маршируют по улицам Москвы, и альбомы со снимками, на которых показывалась спокойная жизнь в немецком тылу. М.Т. Романов наотрез отказался принять ультиматум, возвратил документ парламентерам и отправил их обратно [79].
В тот же день 24 июля командующий Западным фронтом Маршал Советского Союза С.К. Тимошенко доложил в Ставку: «… Могилевский корпус, окруженный 5 пехотными дивизиями, в результате упорных боев, особенно 22-го и 23-го июля, разбил две дивизии противника. Немцы образовали кольцо вокруг Могилева, и командующему 13 армией приказано, приведя армию в порядок, совместно с частями 21 армии и 4 армии начать наступление для соединения с могилевским корпусом» [86]. Но этому приказу не суждено было осуществиться, и отдавался он, видимо, лишь для бодрого доклада в Москву. В это время 4-й армии уже не существовало, на базе ее штаба с 24 июля формировалось управление Центрального фронта. В состав 13-й армии входили остатки соединений 28-го и 45-го стрелковых корпусов, которые в кровопролитных боях сдерживали врага на восточном берегу Сожа, а 21-я армия была втянута в тяжелые бои в районе Гомеля, Рогачева, Жлобина.
А.И. Паршин.
24 июля части 15-й пехотной дивизии противника прорвали передний край нашей обороны и ворвались в Могилев с севера и запада. Начались двухдневные бои в самом городе.
Последний приказ генерала Романова
Могилев готовился к прорыву из окружения. Ресурсы защитников закончились. Все чаще стал донимать продуктовый голод и отсутствие боеприпасов. Основное средство защиты – артиллерийские орудия – становилось бесполезным. Из района Луполовского аэродрома по центру города вели огонь немецкие минометчики.
24 июля находившиеся на гарнизонной гауптвахте и на лечении в больнице пленные немцы были расстреляны возле здания комендатуры [79]. Начались попытки отдельных частей самостоятельно пробиться из окружения. В ночь с 24 на 25 июля подразделения, находившиеся в центре города, на улицах Первомайской, Ленинской и Пионерской, собрались прорваться через Днепровский мост. Последними снарядами провели небольшую артиллерийскую подготовку по Луполово и двинулись на мост. Однако немцы держали Днепр и мост под прицелом. Со стороны Луполово и мясокомбината они открыли сильный артиллерийский и пулеметный огонь. Оставив у въезда на мост несколько подбитых машин, наши бойцы отошли на прежние позиции [79].
Силы Могилевской обороны иссякли. Город находился в плотном вражеском кольце. Последнюю попытку помочь осажденным в Могилеве войскам предприняли Маршалы Советского Союза – Главнокомандующий войсками Западного направления С. К. Тимошенко и начальник штаба Б.М. Шапошников. 25-го июля 1941 года они отдают следующий приказ: «…Центральному фронту немедленно очистить тылы от осевших в них красноармейцев, командиров и направить их на укомплектование дивизий.
Используя рейд нашей конницы (группы Городовикова – Бацкалевича), немедленно 13 армией и правым флангом 21 армии перейти в наступление в общем направлении Могилев с задачей соединения с могилевским корпусом, обеспечения 13 армией левого фланга группы Качалова, наступающей на Смоленск, имея в виду в дальнейшем выход на реку Днепр» [101]. Здесь снова просматривается оторванность «высокого» штаба от реальной ситуации, сложившейся к тому времени как под Могилевом, так и в полосе действия 13-й и 21-й армий.
Советская площадь лежала в развалинах. Кирпичное здание областной типографии зияло пустыми окнами, был сожжен и разрушен примыкавший к парку Дом пионеров.
В штабе 172-й дивизии все понимали, что оборона Могилева потеряла свое значение. Но как можно было уйти из города? К тому времени Ф.А. Бакунин уже получил «добро» из штаба 13й армии на отход [30] и 24 июля передал в штаб 172-й дивизии соответствующее распоряжение о подготовке к выходу из города. Перед этим к М.Т. Романову для выяснения обстановки командир корпуса отправил начальника политотдела корпуса Турбинина и начальника оперативного отдела Фурина. Позднее Ф.А. Бакунин вспоминал: «Фурин доложил мне обстановку по телефону, а 24-го я Романову по радио дал приказ выходить из окружения в общем направлении на Мосток. В этом направлении была организована переправа, и вся артиллерия корпуса была готова прикрыть отход 172-й дивизии. Почему Романов принял решение выходить в другом, совершенно невыгодном направлении, мне непонятно…» [79].
