Поздней осенью 1918 года ушла в прошлое продолжавшаяся почти 52 месяца и унесшая с собой девять с половиной миллионов человеческих жизней Первая мировая война. Две трети населения планеты в составе двух враждебных коалиций ожесточенно пытались уничтожить друг друга, и добившиеся победы государства были полны решимости максимально воспользоваться плодами своего успеха и придать им законный статус. Кроме того, они совершенно не собирались больше воевать, поэтому желали навсегда лишить побежденных возможности взять реванш за свое поражение. Именно для достижения этих целей и разрабатывались статьи мирных договоров, подготовленных в 1919–1920 годах на Парижской мирной конференции. Основным из них стал подписанный с Германией Версальский мирный договор, давший название всей послевоенной системе политического урегулирования, его дополняли Сен-Жерменский мирный договор с Австрией, Нейиский — с Болгарией, Трианонский — с Венгрией и Севрский — с Турцией.
Итоги Версальского мира полностью преобразили рисунок политической карты планеты и расстановку сил на ней. Распались прежние и возникли новые государства, поменяли хозяев колонии, одни страны отобрали у других целые области, миллионы людей снялись с прежних мест обитания и вынужденно, а иногда и принудительно переселились в другие районы. Исчезли некогда устрашавшие соседей армии, а обеспечивавшие их ресурсы обретали новых хозяев. Творцы версальской системы полагали, что достижения победителей отныне надежно закреплены, а возрождение военно-политической мощи побежденных исключено навсегда. Этим иллюзиям предстояло развеяться уже через несколько лет, но еще в ходе проведения мирной конференции достаточно прозорливые аналитики начали осознавать, что окончание войны принесло планете лишь неизбежное, хотя и плавное сползание к следующей. Новый порядок сплотил побежденных “парий Версаля”, рассорил между собой победителей, заложил бомбы под мировое урегулирование, а революция в России подключила к ним детонатор замедленного действия. Послевоенная ситуация стала незаметно перерастать в предвоенную, хотя даже в самом страшном сне невозможно было представить, что всего через два десятка лет мир вновь будет ввергнут в еще более опустошительную и кровавую войну.
Секретные службы воевавших и нейтральных государств столкнулись с новыми факторами, и не все из них сумели должным образом и быстро сориентироваться в изменившемся мире. Их разведывательная деятельность строилась на концепциях вновь определенных национальных приоритетов, поэтому связывавшее союзников в годы войны относительное единство исчезло, отныне каждый был сам за себя. Даже в акциях по подавлению революционных проявлений единодушие оставалось лишь внешним, а цели участников подчас расходились до противоположности. Знаменитое “нашествие четырнадцати держав на молодую Советскую республику” являлось не более, чем обычным пропагандистским преувеличением: серьезная и скоординированная интервенция раздавила бы разоренную войной и революцией страну в кратчайший срок.
“Санационный кордон” между советскими республиками и остальной Европой составили государства, либо только что появившиеся на карте в качестве самостоятельных, либо существенно изменившие свои границы в соответствии с послевоенными мирными договорами. Финляндия, Эстония, Латвия, Литва, Польша, Чехословакия, Румыния и Болгария не просто отделяли находившиеся под властью большевиков территории, большинство из них вели активную разведывательную и подрывную работу против Советской России. Содержание разведки всегда тяжким бременем ложится на бюджет, и далеко не все небольшие государства могут позволить себе иметь ее в каких-либо существенных масштабах. Но страх перед восточным соседом был велик и небезоснователен, в чем на собственном опыте уже убедилась Польша, которую лишь “чудо на Висле” спасло от военного разгрома и политического порабощения. Поэтому все перечисленные страны включили в состав своих генеральных штабов разведывательные отделы, почти повсеместно по традиционному французскому образцу носившие второй номер, хотя в сфере влияния Парижа на военную структуру и политику находились в основном Польша и Румыния, а Литва, Латвия, Эстония и Финляндия ориентировались на Великобританию. Кроме того, почти все “версальские государства” имели территориальные претензии друг к другу, поэтому их разведывательная активность распространялась не только на Восток, но и на соседей.
Начало 1920-х годов характеризовалось широким предложением агентурных услуг от самых разных личностей кому угодно — лишь бы платили. Столицы европейских и азиатских государств кишели сомнительными субъектами и респектабельными господами, оставшимися без дела после сворачивания разведывательных сетей военного времени. Обычным явлением стали двойные, тройные и так далее агенты, тела которых периодически обнаруживали где-нибудь на пустырях или вылавливали из воды. Создавались всякого рода “Информационные бюро”, и газеты пестрели объявлениями наподобие следующего: “Русское информационное агентство “Руссина” принимает заказы на сведения о деятельности Коммунистического Интернационала в мировом масштабе. Корреспонденции и сведения о положении дел в России. Требуются корреспонденты. Вознаграждение по соглашению. Прием от 5.30 до 7.30 вечером. Директор С. М. Дружиловский, секретарь Д. Т. Типп” [4]. Подобные предложения поступали по всем странам, разве что обычно они выглядели не столь откровенно. Самое поразительное, что на них существовал достаточно устойчивый спрос. Пачками продавались “подлинные” планы пограничных укреплений и не имевшие ничего общего с действительностью чертежи летательных аппаратов. Государства в ходе войны научились надежно оберегать свои секреты не только от авантюристов, но и от чужих разведывательных посягательств, поэтому настоящую информацию добыть было крайне трудно, и встречалась она редко. Рассматриваемый период стал окончанием дилетантского и романтического периода разведки, и ее искусство начало постепенно приобретать черты ремесла. На первый план вышли вопросы технологии проведения секретных операций, а агенты-одиночки уже не могли соперничать с могущественными организациями. Их деятельность быстро становилась анахронизмом. Небывалые перспективы открывались перед набиравшей силу радиоразведкой и недавно зародившейся аэрофоторазведкой, в скором времени занявшими ведущее место в системе сбора информации о потенциальном противнике. Общим характерным фактором в рассматриваемый период являлось и почти повсеместное пребывание органов внешней разведки в структуре генеральных штабов. Это обстоятельство таило в себе определенные подводные камни. Военным сложно было осознать, что на первое место уверенно вышла политическая разведка, что в мирной обстановке оперативная разведка с массовой заброской агентуры стала нелепостью, и что одна доверительная беседа с депутатом иностранного парламента часто оказывалась полезнее, чем добыча тщательно оберегаемой схемы укрепленного района. Настало время, когда от спецслужб требовалось не просто освещать обстановку, но и пытаться влиять на ситуацию, а в рамках военной разведки добиться этого было весьма непросто. Контрразведывательные мероприятия также меняли свой характер и постепенно становились тотальными и весьма политизированными. В короткий срок сформировалась новая концепция, открывшая дорогу к настоящим секретным операциям двадцатого столетия, хотя каждое из государств шло к этому своим путем.
