4. Приказы народного комиссара обороны № 55 и № 130 были проработаны со всем личным составом и полностью им поняты. Также [были обсуждены] статья Молотова об Отечественной войне советского народа, моральное состояние германских вооруженных сил, поведение товарища Литвинова на конференции Великих держав, воззвание партизан Калининского фронта, под которым 55 человек из нашего отряда поставили свои подписи».
…Столь длинная цитата приведена мною специально для тех, кто слегка подзабыл советские реалии. Ну как, пахнуло молодостью, товарищи? Развернулись радостно плечи?..
Трудности с рабочей силой внутри Германии заставили немцев начать массовую вербовку на работу в Германию. Везде вешались агитплакаты и объявления с приглашениями поехать на работу в рейх, получить специальность и т. п. По разным данным, в Германии таким образом оказалось от 4 до 5,5 миллионов советских граждан (не считая военнопленных). Часть из них вернулась домой после окончания войны, часть осталась на Западе, не пожелав возвращаться в советский «рай». Кое-кто из остарбайтеров работал очень тяжело и жил в не очень хороших условиях. А кое-кому повезло. Вот интересные воспоминания Виктора Богоявленского, попавшего в Германию юношей:
«Немцы никогда в своей истории не знали такой бедности и нищеты, какие познали люди в России. Да, немцы подверглись жестокому кризису после Первой мировой войны…
Забегая вперед, скажу: в конце войны немцы жили значительно лучше, чем мы до войны. В городах и селах у немцев все дома кирпичные и под черепичными крышами. В каждой квартире 3–4 и более комнат. В домах паркетные полы и каждый дом — полная чаша. Мягкая и полированная мебель, ковры, картины и зеркала в дорогих рамах. В каждом доме пианино, радиола или радиоприемник, которые у них не отбирали во время войны. Гитлер не боялся, что немцы будут слушать голос Америки или Москвы. Модная и красивая одежда, обувь и домашняя утварь. Даже в подъездах на лестницах многоэтажных, многоквартирных домов постелены ковровые дорожки, на стенах висят картины, а на междуэтажных площадках кадки с живыми пальмами или олеандрами и креслом для отдыха. В России нигде такое не увидишь. Даже в сельских домах имеются ванные комнаты и теплые туалеты с унитазами. В каждом доме свои коптильни для копчения колбас и окороков, доильные аппараты, молочные сепараторы, маслобойки и сыроварни.
И везде асфальтные дороги, по бровкам насыпи обсаженные деревьями. Их кроны смыкаются и летом в жаркие дни ехать в их тени — одно удовольствие. Даже к далекому хутору, в котором всего лишь один дом, проложена капитальная дорога. Что такое бездорожье, немцы узнали только в России.
С начала войны в 1939 г. в Германии было введено нормированное распределение продуктов питания, одежды и обуви по карточкам, но вполне достаточное, как у нас сказали бы, по научно обоснованным нормам. И эти нормы не менялись до конца войны. Снабжение населения было организовано отлично. В магазинах всегда было полно расфасованных товаров высокого качества, в большом ассортименте и никаких очередей. Я был этому свидетель. Даже в конце войны в магазинах было по 20 сортов колбасы, большой выбор сыров от дешевых до самых дорогих. Всю войну цены оставались на довоенном уровне, что кажется невероятным и необъяснимым. Никакой инфляции. Конечно, не было и роста зарплаты…
Через нейтральные страны (Швецию и Швейцарию) немцы закупали товары, которые не производились в Германии: натуральный кофе, кубинские сигары и ром, цитрусовые фрукты и даже… английские и американские товары. Но все это стоило очень дорого, было недоступно для рядовых немцев…
Без карточек можно было покупать отходы мясного производства (легкие и селезенку), обезжиренную молочную продукцию (творог), отварной в «мундире» картофель и некоторые нестандартные и некондиционные овощи. На улицах в ларьках свободно продавали светлое понартское и темное шенбушское безалкогольное пиво, лимонад и фруктовое мороженое. На левобережной части города работали пивоварни Понарта и Шенбуша. Еще продавали привозное тильзитское пиво.
В Германии было три категории продовольственных карточек с штампами RD, FD и Ost, что означало: RD — райхсдойч (государственные немцы, граждане Германии), FD — фольксдойч (немцы второго сорта, родившиеся за пределами Германии) и Ost — остарбайтеры (рабочие с востока, третий сорт людей). Карточки «Ost» получали домработницы, рабочие малых предприятий, жившие вне лагерей и рабочие у фермеров.
На рабочие карточки хлеб распределялся по 0,5 кг для своих немцев. По 0,4 кг для чужих немцев. И по 0,3 кг для остарбайтеров. Кроме хлеба были талоны на «Кухен» по 100, 75 и 50 граммов соответственно категории карточек. Все остальные продукты распределялись в следующей пропорции: для RD — 100 %, для FD — 75 % и 50 % для Ost от нормы RD. На иждивенцев каждой категории выдавалась половина причитавшегося работающему. В набор продуктов входили мясо, колбасы, сыры, жиры, масло коровье и растительное, яйца, бакалейные и кондитерские товары, картофель и овощи. На каждый продукт отдельная карточка, а в ней отрезные талоны на каждый день. Вот только с яйцами было «трудно»: немцу на один день полагалось съесть пол-яйца и по этому поводу был анекдот про педанта, который съедал одну половину яйца, а вторую оставлял на следующий день. Соответственно распределялись и промтовары…
Мясо продавали в магазинах без костей, только специальные вырезки для бифштекса, антрекота, шницелей и т. д. Магазины оказывали бесплатные услуги. Можно было попросить пропустить через мясорубку купленное мясо, порезать колбасу или хлеб на хлеборезке. Кости на мясокомбинате вываривали, получая фюмэ, а вываренные кости перемалывали на удобрения для полей.
До самого конца войны немцы пекли хлеб отличного качества из смеси пшеничной и ржаной муки в виде тупоносых килограммовых батонов. У них не было мощных хлебокомбинатов. При каждом частном хлебном магазине была своя же паровая пекарня. Удивительно то, что при этом у тысяч пекарей хлеб получался совершенно одинаковый по форме, цвету, весу, вкусу и качеству. Каждый батон был обернут широким кольцом бумаги, на котором у каждого пекаря была своя реклама с гарантией качества и приглашением покупать хлеб только у него…
Это враки, что немцы не пускали русских в свои общественные места. Я нигде не видел табличек «Только для немцев». Да, мы, русские парни, не могли заходить в офицерские и солдатские клубы, в дорогие рестораны или в места, где собирался высший свет Кенигсберга. Для входа в такие места мужчина должен быть одет во фрак, а женщина — в вечернее бальное платье и иметь пригласительный билет. Но мы всегда проводили вечера в ресторанчиках попроще, где собирались рабочие и служащие. Мы часто садились за один стол с немцами, если не было свободных столиков, и они никогда не отказывали нам в этом. Они даже знакомились с нами, принимали участие в наших беседах. В одном из таких ресторанчиков часто выступал русский певец. Он сам себе аккомпанировал на аккордеоне и пел наши песни на русском и немецком языках. Во всех ресторанах после каждого посетителя меняли скатерть, даже если она оставалась совершенно чистой. Под кружку пива официант подкладывал картонный кружок, на котором отпечатана реклама пива, которое заказал гость.
Чтобы покушать в ресторане, нужно иметь специальные талоны. По продовольственной карточке можно заказать поджарить сто граммов колбаски или яичницу из пары яиц. Ее подадут с гарниром из жареного картофеля и овощей и даже принесут полпорции не заказанного супа. При этом официант обязательно вырежет из карточки соответствующее количество талонов на хлеб, колбаску или яички. Можно было заказать и рюмку водки.
Жалуясь на отсутствие денег, один немец говорил: «Если бы у меня были деньги, я пил бы французский коньяк, а не этот противный шнапс, я курил бы гаванские сигары, а не эти вонючие сигареты Juno».
Нам, отцу и мне, очень повезло в том, что мы устроились на хорошую «хлебную» работу и жили вне лагеря. В Белостоке и в Кенигсберге для нас было самое сытое время за всю войну. А мы прожили здесь больше двух лет. Мать называла меня главным кормильцем семьи. Покупая в магазинах дорогие колбасу, сыр и другие продукты, я чувствовал уважение к себе хозяина магазина, особенно если отказывался от сдачи. Заплатив марку чаевых в парикмахерской, я заставлял немца рассыпаться в благодарностях за мою щедрость. Среди немцев я чувствовал себя своим. Здесь мне никто никогда не сказал ни одного грубого слова. Со мной, по сути дела еще мальчишкой, разговаривали на «вы».
Довольно хорошо, во всяком случае лучше, чем в России, жили наши соотечественники, домработницы и работавшие у бауеров. Или те, кто жил на вольных хлебах, получая продовольственные карточки.
Несколько хуже жили рабочие в открытых лагерях. Каждый барак разделен на 4 секции с отдельными входами. В каждой секции жили по 20 человек. Спали на двухэтажных кроватях, установленных по две вплотную одна с другой. На кроватях — тюфяки с соломой, такая же подушка, одна простынка и одно шерстяное одеяло. Между кроватями — по две тумбочки на четыре человека. В центре — печка-буржуйка.
