ППС-43 Советская пехота начала Великую Отечественную войну с пистолетами-пулеметами В. Дегтярева ППД-40, которых к концу 1941 года было выпущено около 90 тыс. штук. На смену ППД пришел более простой в производстве пистолет-пулемет Г. Шпагина ППШ-41. В 1943 году параллельно с ППШ начал выпускаться пистолет-пулемет А. Судаева ППС-43. Всего за годы войны советская промышленность выпустила более 6 млн. пистолетов-пулеметов, из которых самым массовым был ППШ.
Судаевский автомат получил широкое распространение среди танкистов, десантников, разведчиков, лыжников. Но ППШ до конца войны оставался самым распространенным и любимым оружием пехоты.
В дни Сталинградской битвы, стремясь свести на нет господство вражеской авиации в воздухе, генерал В. Чуйков предложил использовать тактику ближнего боя. «Мы должны, — учил он, — находиться как можно ближе к противнику, тогда его авиация не сможет бомбить наш передний край, первую траншею. Надо, чтобы каждый немецкий солдат чувствовал, что он находится под дулом русского оружия, которое всегда готово угостить его смертельной дозой свинца». И в большинстве случаев этим дулом оказывалось дуло ППШ. Именно ППШ были вооружены бойцы, оборонявшие знаменитый дом Павлова в Сталинграде, дом, в бесплодных попытках овладеть которым фашисты понесли потери большие, чем при взятии Парижа. Именно ППШ сжимал в руках Александр Матросов, грудью своей закрывший амбразуру вражеского дзота. Огнем ППШ прокладывал себе путь солдат В. Образцов, водрузивший первый советский флаг над освобожденным Орлом…
«Пехота выполняет основную и самую трудную задачу — уничтожение противника в ближнем бою». Как многозначительно и важно это утверждение Боевого устава пехоты, выпущенного в 1942 году на основе боевого опыта первого года Великой Отечественной войны! Ведь это означает, что танки, пушки, самолеты лишь облегчили действия пехоты, но не заменили ее. Что гусеницы, снаряды и бомбы не умалили значения стрелкового оружия. Да что там «не умалили»! Значение стрелкового оружия возросло! Если в первую мировую войну потери живой силы от стрелкового оружия составляли 28–30 %, то во вторую мировую войну они достигли 30–50 %.
«Решительное продвижение пехоты в наступлении и упорное сопротивление в обороне, — гласил устав, — решает исход боя». На протяжении всей войны упорно сопротивляться в обороне и решительно продвигаться в наступлении советской пехоте неизменно помогал ППШ. «Это коротенькое название грозного оружия, — вспоминал после войны Герой Советского Союза сержант Я.Павлов, — знакомо и близко каждому, кому довелось в годы Великой Отечественной войны отстаивать честь и независимость нашей Родины с автоматом в руках. Мне запомнились слова Георгия Семеновича Шпагина, с которыми он обратился в свое время к нашим воинам: «Я хотел, — писал Шпагин, — чтобы в армии полюбили мой ППШ, чтобы боец носил его на груди, как надежную, дорогую и приятную вещь, чтобы он полюбил мой пистолет-автомат и уверовал в него. Это было моей мечтой, этого я добивался…» И пистолет-пулемет, вместе с ним и его конструктор Шпагин боевой экзамен выдержали с честью.
ОХОТНИКИ ЗА ТАНКАМИ
24 августа 1942 года, в один из критических моментов Сталинградской битвы, когда вражеские войска вышли уже к Волге, 33 бойца 1379-го стрелкового полка близ деревни Малая Россошка отразили наступление семидесяти вражеских танков, не потеряв при этом ни одного человека!
Об этом подвиге немало писали и во время войны и после. И он, конечно, заслуживал того. Но вот что интересно: и фронтовые корреспонденты, и читатели, и даже военачальники, как будто сговорившись, называли отважных солдат бронебойщиками. И лишь в 1962 году сотрудница Центрального музея Советской Армии Т. Никонова установила, что танки были отбиты отрядом, состоявшим из разведчиков, автоматчиков и связистов; что главным оружием героев были гранаты и бутылки с горючей смесью, а противотанковое ружье было всего одно и стреляли из него связисты…
Когда шестеро связистов во главе с младшим политруком А. Евтифеевым появились на высоте 77,6, прикрывавшей дорогу на Сталинград, лейтенант Шмелев очень обрадовался: это было солидное подкрепление для его небольшого отряда из 12 автоматчиков и 15 разведчиков. По его приказанию связисты заняли окопы на правом фланге обороны, углубили и тщательно замаскировали их, приготовили оружие, и потянулись томительные минуты ожидания. Зловещая тишина, отсутствие связи с полком, нехватка воды и продовольствия, вражеские снайперы, уничтожившие нескольких связистов, — все это действовало на солдат гнетуще. И тогда Евтифеев решил заняться, как он выразился, «мобилизацией внутренних ресурсов на поле боя».
Он вспомнил, что в соседнем окопе видел противотанковое ружье. Под пулями вражеских снайперов он подполз к окопу и действительно увидел ружье, а рядом — окровавленную шинель. Приподнял шинель — а там патроны, штук двадцать.
Когда Евтифеев вернулся назад, один из солдат радостно сказал:
— Ну, товарищ политрук, теперь у нас гроза для немецких танков появилась.
— Гроза-то есть, а грома может не получиться, — ответил Евтифеев.
В самом деле, ни он, ни его связисты никогда раньше не держали в руках противотанкового ружья. С устройством ружья пришлось знакомиться, как говорится, на ходу. Потом установили его в направлении противника, разложили патроны…
Вечерняя тишина была нарушена внезапным ревом моторов и лязгом гусениц. Выглянув из окопа, Евтифеев увидел колонну из двадцати вражеских танков, ползущих из-за оврага. Он лег за ружье, рядом, вторым номером, лег младший лейтенант Г. Стрелков, который потом подробно описал этот жаркий бой.
«Вот Евтифеев прицелился, спустил курок. Выстрел произошел, но передний танк не остановился, он все идет и идет. Прицелился второй раз. Грянул выстрел, танк загрохотал, дым пустил, а потом остановился.
— Подбил… подбил… — радостно заговорили бойцы…
Еще дали два выстрела, и еще два танка подбили.
На пятом выстреле промах вышел. Не попал Евтифеев. Поторопился. Шестым патроном Евтифеев пригвоздил к земле четвертый танк.
Тут политрук и говорит мне:
— Стреляй, Стрелков, у меня плечо что-то болит, отбило, наверно.
Залег я у бронебойки, теперь Евтифеев стал вторым номером. Вот прицелился я в передний танк, выстрелил и промазал. Мне стало страшно. Пот выступил на лице, да и совесть одолевает, ведь командир я, хотя и связист. Еще раз прицелился — опять промах, промазал и в третий раз. Кричу Евтифееву:
— Товарищ политрук, не выходит у меня, стреляй сам!
А политрук спокойно говорит:
— Стрелков, стреляй лучше, спокойнее.
А мне обидно. И фамилия-то у меня стрелковая, а вот стреляю-то я сейчас никудышно. Набрался я терпения, хорошо прицелился, спустил курок и выстрелил.
Посмотрел… Танк стоит и дымится.
— Ну, вот и подбил, — говорит политрук.
Прицелился я еще раз, выстрелил и подбил второй танк. Остальные танки свернули в сторону балки и ушли».
Тем временем по соседству со связистами отбивали вражеские атаки разведчики и автоматчики. И к наступлению темноты поле боя было усеяно полутора сотнями вражеских трупов, да чадили, догорая, двадцать семь танков…
Подвиг, который мог бы составить славу даже опытным бронебойщикам, становится еще более величественным, ибо был совершен солдатами, до этого не имевшими опыта борьбы с танками. Солдатами, главным оружием которых были гранаты и бутылки с горючей смесью. Солдатами, которые одно-единственное случайно оказавшееся в их руках противотанковое ружье освоили буквально за несколько минут до начала боя. И все-таки подспудное желание увидеть в них именно бронебойщиков не случайно: тяжелые бои Сталинградской эпопеи стали кульминационной точкой в боевой биографии противотанковых ружей, созданных в июле 1941 года…
