15 октября, когда наместник продолжал посещать корабли, под кормой "Аскольда” отдал якорь "Гайдамак”. Вечером состоялась атака, совершенная шестью миноносцами. Утром 16 октября наместник перешел на "Петропавловск” для наблюдения над стрельбой эскадры. В море выходили для этого 6 броненосцев 4 крейсера и 6 миноносцев. Днем 17-го состоялось эскадренная гребная гонка шлюпок. Утром 18 октября наместник на “Гайдамаке” посетил Дальний, а затем это же путешествие повторил на "Аскольде”. Днем 19 октября эскадра демонстрировала свое искусство маневрирования в море. Выждав время, "Аскольд” развил скорость до 22,5 уз, обогнал эскадру и в 4 ч 35 мин дня, пройдя 39 миль отдал якорь на внешнем рейде. Со стоящем на рейде “Варягом” (он безуспешно был занят испытаниям своих подшипников) обменялись ночными позывными. Спустя час пришли и отдали якоря на рейде корабли эскадры. День кончился выдачей всем командам дарственной наместником чарки водки “не взачет”.
Уменьшилось число кораблей на рейде. Эскадра замерла в вооруженном резерве. 1 ноября пришли завершившие свое тревожное плавание "Цесаревич" и “Баян”. В сомнительную силовую экспедицию сквозь снег и мглу для поддержки находившейся в Чемульпо "Полтавы” ушли 20 ноября флагманский “Петропавловск” и крейсер "Боярин”. В Чемульпо вместе с “Полтавой” застали “Бобр”, миноносцы “Громовой” и “Внушительный”. Это были действительно подавляющие силы против одиноко стоявшей здесь японской то ли канлодки, то ли крейсера (как записали во флагманском журнале эскадры) “Сойен”.
Но факт японского безоговорочного влияния, если уже не полного господства в Корее это демонстрация изменить не могла. Проведя для своего рода острастки японцам стрельбу “Полтава”, пополнив запасы угля, приняв с визитами командиров японского и итальянских крейсеров, русского посланника и корейских генералов, “Петропавловск” с “Боярином” и “Внушительным” 30 ноября вернулись в Порт-Артур. На его внешнем рейде они оставались почти до конца года. И совсем незаметным казалось на их фойе временно уходивший в море по своим посыльным делам "Всадник”. И никто, конечно, не мог предсказать, какие новые роли в будущем году предстоят этому кораблю и его собрату “Гайдамаку".
Они до конца выполнили свой долг
В бесценном собрании неисчислимого множества документов о флоте, его людях и кораблях, которые хранит РГА ВМФ каждый желающий может ощутить ни с чем не сравнимое “присутствие того времени”. С особенной силой и волнением воздействие эпохи чувствуется с прикосновением к листам вахтенных и флагманских журналов, где в каждой строке запечатлен миг уходящей истории. Тончайшие следы угольной пыли между листами подтверждают факт происходившей в тот день угольной погрузки, даты и названия местности — где был и находился корабль. Неизъяснима власть этих строго пронумерованных с сургучной печатью портовой конторы документов. И нельзя не повторить, что это и есть та подлинная история, которая все расскажет о своей эпохе. И перебирая сотни листов из вахтенных журналов, так хочется верить в мудрость и предвидение тех людей и той эпохи, о которой эти листы говорят. Среди них-особенно объемистые выписки из флагманского журнала эскадры Тихого океана.
При изучении многих архивных дел особенное недоумение вызывает нежелание властей внять отчаянным предостережениям военно-морского агента в Токио капитана 2 ранга А.И. Русина (1861–1956, Касабланка), который изо дня в день буквально бомбардировал Петербург неопровержимыми свидетельствами безоговорочного намерения Японии развязать войну. В рядах шансов, оставшихся русским командованием неиспользованными, один приходился и на долю минных крейсеров. Вышло так. что при ином стечении обстоятельств “Всадник" мог стать главным героем — спасителем флота от японской атаки. В тот роковой день 26 января, в 9 ч утра “Всадник” был послан в бухту Торнтон для того, чтобы оттуда в Порт-Артур вернуть портовое судно “Силач” посланное для организации угольного склада и сооружения пристани. Не правда ли, какая забота: о "Варяге” в Чемульпо забыли. а о “Силаче” вспомнили. Впрочем, это было все-таки ближе, хотя ни радиосвязи, ни даже, по-видимому, поста на острове не было. Не предусматривалось на Квантуне и никакой флотилии пограничной стражи.
Флот обязывался сам охранять воды Квантунской области и “Всадник” и "Силач” в последние часы мира, были здесь одни. Их возможное столкновение с уже направляющимся к островам передовыми отрядами японского флота могло бы иметь самые неожиданные последствия. Даже в случае вполне вероятной гибели, два корабля своим боем вблизи берегов Кваитунга могли бы поднять тревогу в Порт-Артуре и эскадра, не была бы столь унизительно застегнута врасплох. Но ничего такого не произошло, японцы не позволили себя обнаружить, "Всадник” и “Силач”, держа экономическую 10-уз скорость, подошли к Порт-Артуру уже после состоявшейся японской атаки и проведенного наутро боя эскадры с японским флотом. Этот бой, видимо, и отвлек японцев от шедших двух кораблей. Под прикрытием эскадры они успели отбиться от пытавшихся их преследовать японских миноносцев. Около полудня, как это видно из флагманского журнала, когда японский флот скрылся на горизонте, “Всадник” и “Силач” соединились со своими.
С каждым днем войны появлялись все новые и новые шансы (их можно насчитать от двадцати до пятидесяти) на успех в войне, от которых бюрократия продолжала отворачиваться. И только корабли честно выполняли свой долг и до последнего дня осады отстаивали, как того требовал Морской устав (статья десятая) “честь русского имени и достоинства русского флага".
“Всадник” и “Гайдамак” как ветераны “старой гвардии” эскадры действовали без страха и упрека и во всем служили примером флоту. Роль их. несмотря на малое боевой значение, была заметной. Переквалифицировавшись в новые, никем до войны не предлагавшиеся роли тральщиков, конвойных кораблей и канонерских лодок, они были даже увековечены в местном осадном фольклоре и их имена были на слуху в продолжении всей обороны. В одной из многих появившихся после войны книг и воспоминаний о них говорил Порт-Артурский журналист Н.Н. Веревкин (“Странички из дневника. Очерки из жизни осажденного Артура”, С-Пб, 1904, с. 58).
“С моря слышатся раскаты
Где-то дальняя стрельба
А вершин крутые скаты
Облепила уж толпа
Вот ушли “Новик”, “Гремящий”
И “Отважный” и “Гиляк"
“Бойкий”, “Властный” и “Разящий”
Лодки “Всадник”, “Гайдамак”…
Характерно и это причисление минных крейсеров к канонерским лодкам. Именно в этом качестве совместно с кораблями обороны им приходилось действовать в продолжении всей осады.
В первые дни войны, когда о минной опасности еще не задумывались (японцы, предпринимая попытки закупорить выход из Порт-Артура пароходами-брандерами, от постановки мин воздерживались), “ Всадник" и “Гайдамак” занимались прежней посыльно-сторожевой службой. 1/14 февраля 1904 г. “Всадник” вышел в море под флагом недавно прибывшего из Севастополя младшего флагмана контр-адмирала М.Ф. Лощинского (1849-?). Во время осады он занимал должность заведующего морской и минной обороной Порт-Артура. Поход “Всадника” в сопровождении миноносцев "Скорый” и “Стерегущий” в Талиенван имел цель осмотреть местность и сверить истинное положение минного заграждения, которое перед этим поставил “Енисей” и на котором днем 29 января подорвался крейсер “Боярин".
Еще не вполне осмыслив обстоятельства и последствия подрыва трех кораблей на рейде Порт-Артура 26 января и гибели “Варяга” 27 января в Чемульпо, флот был потрясен новым, еще более бессмысленными катастрофами заградителя “Енисей”, 29 января, и крейсера “Боярин” 29–31 января. Оба погибли на собственных минных заграждениях, поставленных у Талиенваиа “Енисеем”. Отлично поставив'заграждение, командир В. А. Степанов допустил рискованный маневр (подход к двум всплывшим минам задним ходом).
