В сине-желто-зеленую, уже осеннюю тайгу вписываются и не отполированные еще стальные рельсы, и увядающий мох на камнях, и солдатские гимнастерки, и оранжевые защитные каски. Над всем этим — голубое ясное небо. Тишина... И вдруг воздух вдоль железнодорожной насыпи разрывает рев путеукладчика; резким, настойчивым посвистом вкрапливается голос локомотива... Очередные учения начались. Правда, не слышно взрывов, не видно атакующих. Все выглядит очень мирно, если не считать людей в военной форме и мощной, защитного цвета техники. Учения железнодорожных войск, в которых участвуют самые разнообразные подразделения: экскаваторщиков, шоферов, путейцев, других специалистов проходят с одной целью — освоить искусство быстро и надежно прокладывать железнодорожный путь. На войне это чаще всего временные сооружения, необходимые для снабжения линии фронта. На БАМе железнодорожные войска строят магистраль.
...Высятся громады платформ со звеньями рельсов. Вдоль полотна снуют юноши в гимнастерках; на руках — рабочие рукавицы. Поодаль у насыпи в аккуратные пирамиды составлены автоматы. Раздается отнюдь не военное: «Эх!.. Раз-два, взяли!» И многопудовое длиннющее звено рельсов со шпалами, только что снятое путеукладчиком с платформы и спущенное на полотно, чуть сдвинулось с места под единым напором двух десятков рук, вооруженных ломами. В стороне от дружно ухающих широкоплечих ребят замечаю маленького и хрупкого юношу. Он стоит около локомотива. Машинист высунулся из окна кабины и как-то почтительно склонился к нему. Вдруг машинист начал сердито и резко размахивать руками. Но парень оставался невозмутим. Стоит, чуть покачиваясь с носков на пятки. Движение легкое, упругое. Потом внезапно трогается с места и, ловко передвигаясь по осыпающемуся под ногами щебню, идет к остальным солдатам.
— Кто это? — спрашиваю я стоящего рядом со мной незнакомца.
— Кондуктор тепловоза. Евгений Чуприн.
— Кондуктор?..
Евгений Чуприн приблизился, и я смог рассмотреть его вблизи. Правильные тонкие черты лица, темные раскосые глаза; посадка головы гордая, крепкая. Иду навстречу, и сразу знакомимся. Садимся внизу под насыпью на вывороченный камень. Рядом в ямке вода, непривычно розоватого цвета.
— Это от взрывчатки, аммонала,— поясняет новый знакомый.
— Откуда вы родом? — спрашиваю я.
— С Таймыра.
— Ненец?
— Нет, долганин. Из поселка Усть-Авам.
Переспрашиваю, записываю, а потом узнаю, что этот народ, долганы, зовется еще «тиакихи», или «саха», и всего долган в нашей стране около пяти тысяч, язык их близок к якутскому.
— А как попали на БАМ? — задаю вопрос, забыв, что не он сам, а воинская обязанность привела его в Амурский край. Но вместо короткого ответа услышал целую историю с оленями, пургой и путешествиями...
— Повестка пришла в разгар охотничьего сезона,— рассказывает Евгений.— Шел дикий олень. И я был с промысловиками в тундре — после десятилетки стал охотником... Однажды, когда сгружали мясо на ледник, по рации передали, что меня призывают в армию. Встал на лыжи и шестьдесят километров до Яргалака, а там на «Буране» до своего поселка. Стояла уже полярная ночь, но погода была ясная, и напоследок проступило в небе северное сияние. На душе было и тревожно и радостно. Думал почему-то, что обязательно попаду в пограничники, хотел этого. Правда, одной моей мечте тогда не удалось сбыться: не поступил в музыкальное училище в Минусинске. Да вот и пограничником не стал. Направили меня в железнодорожные войска. А я даже не представлял, что такие существуют...
С Таймыра в Ачинск, где должен был получить назначение, Евгений добирался около месяца. Не везло с погодой. В Дудинке из-за пурги просидел две недели. После долгих дорожных мытарств узнал, что служить придется ему в железнодорожных войсках. Евгений взялся за книги. Оказалось, что история этих войск не менее славная и героическая, чем пограничных. Началась она вместе с историей железных дорог в России. Первые военные роты железнодорожников появились в июне 1851 года после окончания строительства дороги Петербург—Москва. Они должны были не только охранять путь, но и поддерживать его в исправном состоянии.
— А чего стоит история ледовой дороги через Байкал во время русско-японской войны, когда прямо по льду прокладывали рельсы! — разговорился Евгений. Чувствовалось, что былое разочарование в своей армейской судьбе у него прошло.— Ну и конечно, вы знаете о строительстве железной дороги во время битвы за Сталинград. Кстати, рельсы для той дороги брали с Малого БАМа... А о фашистском «пауке» слышали? — спрашивает Евгений.— Была такая машина. Крюками цепляла шпалы и напрочь выворачивала рельсы. Никакими силами не выправить то, что могла натворить эта «паучина» с дорогой.
Перед глазами возникает жуткая пахота... Обычных средств — бомб, мин, взрывчатки — фашистам казалось явно недостаточно. Ведь речь шла о железных дорогах, живительных артериях страны. Но наши железнодорожные войска противопоставили врагу все свое мастерство, опыт, мужество, своевременно восстанавливая каждый мост, каждый километр пути...
Мы молча сидим несколько секунд, как вдруг Евгений уже на ходу бросает мне: «Простите» — и бегом направляется к нетерпеливо, на высоких тонах посвистывающему локомотиву. Пришла пора работе. Теперь я понял, что делает здесь кондуктор. Оказывается, машинисту в кабине тепловоза закрывают обзор пути платформы со штабелями рельсовых звеньев. И кондуктор — его поводырь. Он идет вдоль полотна и сигналами дает знать машинисту, что делается впереди. Без кондуктора тепловоз беспомощен перед всякими неожиданностями на только что уложенном пути.
Сдержанный и закаленный жизнью в тундре, Евгений все же однажды сказал про свою работу «Трудно».
— Трудно зимой. Особенно ночью. Когда градусов под пятьдесят. Даже при слабом ветерке мороз пробирает до костей. Свет прожектора резкий, глаза устают, а тут еще опасность — наледи. Проглядишь их, не дашь знать машинисту — сойдет с рельсов состав, это уж как пить дать... А двигаешься медленно, не то что на лыжах, и когда приходит положенное время отогреваться, вваливаешься в кабину машиниста как одеревенелый куль. На промысле, в тундре, легче знаете еще почему? Там отвечаешь за себя, и там только ты и зверь, ну еще и ружье, конечно, а тут люди, техника...
Учения продолжаются. Действуют воины-железнодорожники: солдаты-бульдозеристы, солдаты-путейцы... Их задача самая мирная — строить. И хоть работа у них та же, что и у гражданских железнодорожников, условия и требования — особые. Солдат есть солдат.
А. Лехмус Байкало-Амурская магистраль
Почти пять лет прошло с того дня, когда под ударами мощных волн народного гнева рухнула одна из самых свирепых диктатур Центральной Америки — режим семейства Сомосы в Никарагуа.
Пять лет — только миг с точки зрения истории. Но по масштабам свершенного — важнейший этап развития новой Никарагуа. За эти годы создано подлинно демократическое правительство, где представлены все политические партии, боровшиеся с диктатурой, создан государственный сектор в экономике, проведена кампания по ликвидации неграмотности, проводится аграрная реформа, стало бесплатным образование и здравоохранение, строятся жилища для трудящихся, развивается национальная культура...
Разъярившись, силы империализма пошли на новую Никарагуа войной.
Она пока не объявлена, эта война. Но... горят в приграничных районах страны крестьянские хижины, гибнут люди — мирные жители, солдаты народной армии и ополченцы; взрываются вражеские бомбы в столице. Пентагон и ЦРУ разрабатывают планы удушения никарагуанской революции.
В этом очерке рассказывается о крахе одного из таких планов. Он, видимо, занимал важное место в замыслах
Вашингтона: подготовка к нему продолжалась десять месяцев, а осуществлялся он год. Весь 1983 год.
«Демократия» бывших
Июль 1982 года. Департамент Чинандега, северная граница Никарагуа. Наш «джип» резво бежит вдоль пограничной речушки Гуасауле. Дорога, вернее, узкая каменистая тропа, повторяет все изгибы пересохшего русла. Ослепительно сверкает под палящим солнцем белая, как лед, галька, обозначая обнажившееся дно реки. Уже целый месяц как над Чинандегой не пролилось ни одного, даже моросящего, дождика.
Пыль покрывает всех нас серым цементным слоем, скрипит на зубах, набивается за воротник. Нас шестеро в «джипе»: шофер, теньенте — младший лейтенант Мануэль Бальестерос, трое солдат охраны и я. Мы должны проехать больше ста километров вдоль границы, посетить наблюдательные пункты, гарнизоны в селениях, пограничные посты и засветло вернуться в штаб округа. Ночью на дорогах небезопасно.
