(не)ваша девочка (СИ) - Арина Арская

— Одинцова, — Тимур скалит зубы и щурит черные глаза, — как твое ничего?

— Анна, — отставляю стакан с лимонадом.

— Анюта, — Рома усмехается, откинувшись на спинку стула, — все та же стерва.

Роман Чернов и Тимур Уваров. Эти два демона изводили всех вокруг: родителей, учителей и одноклассников. Мне повезло. Моя мама была завучем и поэтому эти два товарища максимум могли подшутить и потребовать списать. В старшей школе сидели позади меня.

На первые уроки всегда опаздывали, с последних нагло уходили, а на тех, что решали отсидеть, занимались чем угодно, но не учебой. Обсуждали одноклассниц, строили планы кого из параллели отмудохать, спорили с учителями и чем-то вечно шуршали.

Теперь же по ним не скажешь, что были троечниками и мелкой шпаной. Костюмы дорогие приодели, часы люксовые на запястья нацепили и волосы назад зачесали. Открыли удачный стартап и рванули к вершине успеха, когда я, медалистка, олимпиадница и гордость мамы застряла на скромной должности архивариуса после окончания университета.

Я ведь не хотела идти на встречу одноклассников. Семь лет прошло, а я так ностальгии по школьным годам не почувствовала. Думаю, что и через пятнадцать не накроет.

— Мальчики, — к столу подплывает Света Рыжкина, которую по слухам эти двое после выпускного отымели, — пойдемте танцевать.

А ведь и правда могли одну девицу на двоих поделить. Совести у них никакой, как и стыда.

— Иди, Светусь, — Рома поднимает на нее взгляд и холодно улыбается, — сама потанцуй.

Тимур от меня глаз не спускает и игнорирует поцелуй Светы в висок. Она недовольно зыркает на меня, а я хочу ей напомнить, что она как бы замужем и ребенка пару лет назад родила.

— Как мама? — Рома вновь смотрит на меня. — Директором не стала?

— Нет, — коротко отвечаю я. — Вернулась к преподаванию. Теперь она просто учительница русского.

— А что так? — Тимур вскидывает бровь.

— Нервотрепки много.

— Я, кстати, думал, — Рома поддается вперед с улыбкой, — что ты станешь учительницей.

— Тебе бы пошло, — Тимур медленно кивает. — Учительницей математики. Будь ты моей учительницей, я, может, ударником стал или отличником.

— Вряд ли, — скрещиваю руки на груди. — Я бы тебе и тройку не поставила.

— Я бы нашел к тебе подход, Одинцова.

— Анна.

— А как по батюшке? — Тимур поглаживает подбородок

— Сергеевна.

— Анна Сергеевна, — тянет с глумливой улыбкой Рома, — я хочу исправить двойку.

— А я окно разбил в кабинете и мне очень стыдно, — Тимур тихо и с приятной хрипотцой смеется. — Анна Сергеевна, договоримся?

Перевожу взгляд с одного шутника на другого и медленно моргаю, пытаясь в молчании донести им, что Анна Сергеевна не желает вести с ними беседу.

— И взгляд тот же, — Тимур смехается и пальцами стучит по столешнице.

— Я же говорю, не изменилась.

Я встаю и молча иду прочь. Очень неуютно в их обществе. Взгляды — изучающие и цепкие, улыбки — циничные и плотоядные. Пока за столом сидели все, было терпимо, потому что их отвлекали разговорами, глазки строили и лебезили в надежде нырнуть под их покровительство. И да, тачками их восхищались. Когда все рассосались, кто к бару пошел за добавкой, кто танцевать, эти двое остались и устроили мне допрос.

— Так же к доске выходила, — долетает до меня смех Тимура. — Голову вскинет и поплыла мимо парт.

Выхожу из зала в коридор и выдыхаю. Пол вибрирует от приглушенной музыки, и я шагаю по ковровой дорожке в уборную, где мою руки, рассматривая отражение в зеркале. Так, макияж не поплыл, волосы не торчат…

— Одинцова, — слышу хриплый голос Тимура.

Привалился плечом к кафелю и без зазрения совести разглядывает меня с головы до ног. В проеме двери стоит Рома, спрятав руки в карманы.

— Во-первых, Анна, — вытираю ладони салфеткой и швыряю в мусорное ведро, — а во-вторых, мальчики, вы ошиблись дверью. Это женская уборная.

— Нет, мы не ошиблись, — Рома мягким шагом обходит меня, смеривая оценивающим взором. Встает за спину и шепчет на ухо, — Анюта…

Меня будто пробивает электрическим разрядом от его горячего выдоха. Хочу сделать шаг вперед, но он стискивает мои плечи. Тимур с ехидной ухмылкой неторопливо подплывает ко мне и скользит взглядом по лицу. Сердце пропускает удар и будто подпрыгивает к горлу.

— Одинцова…

— Анна, — сдавленно шепчу я.

— Тогда уж Анечка, — касается пальцами подбородка и поднимает лицо к себе.

Мочку обжигает влажный и горячий язык Ромы, а Тимур наклоняется, и я с визгом расталкиваю двух наглецов под их легкий шелковый смех. Выскакиваю из уборной и слышу:

— Беги, Одинцова, беги.

— Что ты сделал? — тихо переспрашиваю я у Андрея, младшего брата, которому еще год до выпуска из школы.

— Разбил его тачку! — он имитирует удары битой по невидимой машине и скалится в гримасе злобы. — Мудачила!

Мама напротив меня всхлипывает, а Андрею, похоже, начхать на то, что он натворил серьезных дел.

— Он увел у меня девушку, — делает круг по кухне и отворачивается к окну. — Козел. Мажор хренов.

И этот “мажор хренов” вместе с отцом заявился к маме и Андрею домой и выкатил счет на ремонт “тачки”, а “тачка” там не простая. Не жигуль, а какое-то лимитированное корыто. В общем, папуля мажора не купился на слезы мамы и сказал, что пусть продает “свою халупу” и оплачивает ремонт, а наш Андрюша, которому с детства дуют в попу, невероятно горд собой.

— Ма, но у меня тоже таких денег нет, — я издаю нервный смешок. — У меня едва хватает зарплаты на аренду комнаты.

— А я знаю, у кого они есть, — мама всхлипывает.

Я в ожидании вскидываю бровь.

— У Тимура и Ромы, — она криво улыбается и торопливо добавляет, — я с ними уже связалась и попросила помощи.

— Так, — у меня сердце нехорошо вздрагивает в груди.

— И они сказали, что… как же