ни пытался отгородиться. И она постарается сделать всё, чтобы по кирпичику разобрать его стену. Попытается создать хотя бы видимость нормальной семьи до того, как родится ребёнок, который явно не заслуживает знать, в каких условиях был зачат и почему поженились родители.
Задумчиво ужиная, Асами подумала, что почти не думает о жизни, зародившейся внутри. Или думает абстрактно, как о свершившемся факте. Не раз видела пары, приходившие в больницу за помощью. Планировавшие, мечтавшие, почти отчаявшиеся. А у неё всё случилось спонтанно, резко. И легко. Наверняка Изубаки пошутила бы о чересчур шустрых сперматозоидах знаменитого Копирующего ниндзя. Наверняка бы добавила, что он умеет копировать не только чужие техники. Асами тихонько хмыкнула, покосилась на диван, с которого не доносилось ни звука. Как же хотелось забраться сейчас под его бок, уткнуться носом в шею и заснуть под мерный стук сердца. Это было жизненной необходимостьютам. И до сих пор было необходимоздесь. А ещё Асами подумала, впервые за прошедшие два с лишним месяца, что им надо поговорить. По-настоящему поговорить, обсудить, перестать закрываться от прошлого.
То, что произошло тогда было внезапно и незапланированно. Но также было и прекрасно. И тогда казалось единственно верным и естественным, что когда-либо между ними происходило. Асами помнила чувство единения, настолько безграничного, будто они всю жизнь были частями одного целого, и только сейчас, наконец, слились в одно. И стали сильнее. Как бы они ни пытались от этого отгородиться, это чувство останется с ними навсегда.
Что бы каждый из них ни внушал самому себе, Асами знала – Изаму занял слишком много места в её душе. Асами верила – в его душе для неё тоже достаточно места. Тогда как произошло, что они не смогли обсудить, обговорить, попытаться стать друг для друга кем-то большимпосле. Это ведь несложно – поговорить. Сложить буквы в слова и придать им звучание. Наполнить смыслом. Они умели говорить. Умелиразговаривать. Только…
Она вновь посмотрела на неподвижную фигуру, старательно делающую вид, что спит. Прикусила губу – упрямый – как смотреть ему прямо в глаза, говоря вслух о том, что между ними было? Эмоции, что охватывали, стоило об этом подумать, складываться в слова совершенно не желали. А время, чтобы решить всё сразу, свободно и непринуждённо, безвозвратно упущено. В висках начало покалывать – сказывались дни напряжённого ожидания и предсказуемая усталость. Асами с трудом заставила себя помыть тарелку и, сонно потирая глаза, побрела в спальню. У дивана остановилась, представив, как отреагировал бы Изаму, если бы она сейчас позвала его спать в одной кровати. Тонкое одеяло облепляло его тело, как вторая кожа: приподнятое вверх плечо, изгиб руки, согнутые колени и широкие ступни. Он закутался, как куколка в кокон, только кончики светлых волос торчали наружу. Наверняка, он бы привычно улыбнулся и мягко отказался. Что-нибудь вроде: спасибо, Асами, мне и здесь удобно. Тихонько вздохнув, она с усилием заставила себя отвернуться и уйти.
Когда дверь в спальню закрылась, Изаму выдохнул. Легонько стукнулся лбом о мягкую спинку дивана и покачал головой. Опять никому не нужная надежда, противиться которой он просто не мог. Она стояла так близко, молчала так долго, что он почти поверил: заговорит. Ушла. Гадать, о чём думала, - невыносимо. Изаму перевернулся на спину, закинул руки за голову. Слишком много смятения, хаоса в мыслях. Слишком много её. Так нельзя. Он отвык так много переживать, чувства – непозволительная роскошь. Они годами были спрятаны под маской, лишь изредка прорываясь наружу крохотными вспышками, когда терпеть было слишком сложно. Всё, что касалось отношений, было под запретом, потому что он отлично помнил, каково это: терять. Потому что терял слишком много, чтобы забыть о боли, что не уходит никогда. Друзья, родные, любимые – все они перешагнули черту, за которой нет ничего. А он остался. И когда Асами попросила, робко, смущаясь, но не собираясь отступать, он сдался, потому что не смог иначе. Слишком много в её голосе было безнадёжности, от которой сердце сжалось до размеров горошины. Изаму не думал, что в этот раз им повезёт. Не надеялся, что выберутся. Просто искренне хотел помочь. Забрать её страх. Дать понять, что рядом. И слабое возражение было скорее для себя, не для неё. Как последнее предупреждение, которое она проигнорировала. Он мог найти другие слова. Правильные. Мог отговорить, объяснить, надавить. Не захотел. Потому что мысли о ней появились не в той темноте, а гораздо раньше. Но он свыкся с ними, как с привычной болью. А там просто поддался.
Он грустно улыбнулся – вина за собственную слабость теперь легла на её плечи. Надо бы себя ненавидеть, но сейчас, когда она была так близко, не получалось. Прислушавшись, Изаму просканировал дом – спит. Дыхание ровное, как и свет её чакры. Асами столько раз засыпала в его руках: так мало и одновременно так много. Изаму зажмурился и вдруг упруго поднялся, бесшумно ступая на пол.
У спальни остановился, прислонил полыхающий лоб к дверному косяку. Зачем? Что он творит? Просто посмотрит. Внутрь, почти не думая, на голом инстинкте, что вёл к ней, как самца ведёт запах самки. Перед кроватью застыл, глядя на свернувшуюся клубком фигуру под одеялом. Она лежала лицом к двери, просунув одну руку под подушку, а второй скомкав простыню. Дышала спокойно, еле слышно. Изаму медленно опустился на колени, сел на пятки и склонил голову набок. В спальне было темно, но в тысячу раз светлее, чем былотам. И он мог отчётливо видеть расслабленные, чуть приоткрытые губы, изогнутые брови, чуть подрагивающие веки. Изаму понял, что хочет её коснуться, когда рука замерла в миллиметре от виска. В подушечки пальцев – её тепло, её пульс. Сквозняк от приоткрытого окна пошевелил её волосы, забросил пару тонких прядок на протянутые пальцы. Осторожно позволив им упасть, Изаму отпрянул, но не поднялся. Положил ладони на колени и вновь посмотрел на неё. Во сне безмятежная, невинная девочка из прошлого… Нет. Он даже мотнул головой, прогоняя это воспоминание. Она женщина. Горячая, пылкая, страстная. Безрассудная, храбрая, сильная. Изаму прикрыл на миг глаза – диссонанс сбивал с толку. Если бы он мог просто понять, кто она для него, отделить одно от другого, стало бы проще.
За окном начало сереть, когда он вернулся на диван. Всю ночь в мыслях, воспоминаниях, обрывках. В попытках найти правильное решение, путь к ней, или окончательно от неё. Изаму не любил чувство беспомощности. Но сейчас именно его ощущал
