делаю. Уйти в работу с головой, поставить раком всех своих топов, потом поехать к моей давнишней любовнице, расслабиться, снять напряжение. Пожрать в ресторане. А я стою как идиот с шашками в руках. И мои дочки, кажется даже напуганы моим пришествием.
– Порубиться? – удивленный бас Януси больше похож на стон. – Папа, ты заболел? Люсю уволил все таки? Обанкротился? Мы теепрь нищие, да? – мне кажется в голосе Януси я слышу надежду. О, черт.
– Зелья съел ложку ведьмовского. В кухне ваша Люся, готовит завтрак. Я уволил Милано. Хотя, лучше бы дал пинка под зад няньке, – бурчу я, вспомнив снова гадостную жижу. – Так вы как в шашки?
– А мы не умеем, – Анечка, моя умничка, стоит сложив на груди ручки. Им по семь лет. И никто не научил их играть в гребаные шашки. Никто? А кто был должен? Няньки, меняющиеся, как стекляшки в калейдоскопе? – Пап, ты скажи, ты что решил все таки нас отправить в пансион?
– С чего такие умозаключения? – интересуюсь, опускаясь прямо на пол. Раскладываю на полу доску, начинаю расставлять шашки.
– С того, что ты по-турецки сидишь на полу в нашей комнате в костюмных брюках и белой рубашке в рабочее время и притворяешься нормальным папочкой, – басит Януся. – Это же… Короче все медведи уже наверное в лесу передохли. Наверное в тот момент, когда ты шашки где-то надыбал в нашем доме.
– Мы играем или нет? – начинаю заводиться я, нетерпеливо поглядываю на часы. Морок с меня сходит, я возвращаюсь к своему нормальному состоянию. Чертовы шашки. – У нас пятнадцать минут до завтрака.
– А, ну понятно. Нет, папочка, не играем. Давай лучше поиграем в «правда или ложь».
Я не знаю что это за игра. Я хочу сбежать. Ноги у меня затекли. А мои дочери… Я их тоже не знаю, как и они меня. Чувствую вину, но… Я ведь не хочу ничего менять. Так что я сейчас делаю здесь?
В столовую я вваливаюсь выжатый как лимон. Лучше подписать сто договоров, чем играть с маленьким девочками в чертову игру, где надо изворачиваться и лгать прямо в их доверчивые глазенки. Ну, ничего. Сейчас Люся накосячит с завтраком, я на ней оторвусь и наконец сбегу в мир, которы сам выстроил вокруг себя. Ну что можно успеть за двадцать минут? Она точно не справится, и тогда…
– Тадам, – вздрагиваю, услышав голос в пространстве. Успела, мать ее? Она точно колдунья, самая гадостная и боггомерзкая. Как в мультике была, про Карлика Носа из моего детства. Малышки ерзают на своих стульях, смотрят настороженно и выжидательно. – Чего скисли, господа Метельские, как сметана прошлогодняя? – слишком уж довольна нянька. Чересчур. И я начинаю чувствовать себя маленьким мальчиком, предвкушающим новогодний подарок.
– Что у вас там? – интересуюсь насмешливо кивнув на блюдо, накрытое серебряным клошем, и вдруг чувствую, что голоден неимоверно.
– Сосьминоги, – голос ведьмы звучит торжественно и весело. И глаза сияют как драгоценные камни. – Чего?
– У меня аллергия на морепродукты, – шепчет Анютка. Черт. Я и забыл. Точнее и не помнил.
– Ничего, эти тебе можно, – в голосе Люси столько нежности, и смотрит она на мою дочь не как все предыдущие няньки. Тепло смотрит и весело.
– Вы считаете, что девочкам полезны на завтрак морские гады? – не пойму от чего я злюсь. Почему мне так мерзко.
– Я считаю, что все полезно, что в пузо полезло. Не морочьте голову, папочка. Вы мне дали задание, я его выполнила. Так что вилки в руки и погнали.
Тонкие пальчики с ногтями обрезанными почти до мяса, сдергивают с блюда клош, и мне кажется, что я захлебнусь слюной. Запах из моего нищего детства проникает в каждую клетку моего организма. Запах праздника. Запах, казавшиеся мне тогда верхом богатства. А теперь…
– Что это? – шепчет Януся, рассматривая завтрак. А я с трудом сдерживаюсь, чтобы не наброситься на чертовы сосиски, прямо из которых вьются макароны. Моя мама тоже делала так. И песню пела про осьминожек. И гладила меня по макушке. И… Черт бы ее подрал эту рыжую девку.
– Ешь давай. Я им даже глаза присобачила из сыра. А если кетчупом полить сверху то будет как будто в осьминожьем царстве произошла техасская резня бензопилой. Круто, да? Налетайте. Эти морепродукты всем полезны. Ага. Господин Метельский, особого приглашения ждете.
– Сосиски? – хрипит Анечка?
– Вы что ни разу не пробовали? Ну вы и… Короче, все дети должны есть сосиски. А то они вырастут несчастными. Быстро жуйте. Ну… Вкуснища же?
Она не права. Я ел сосиски и вырос… Молчу. Гляжу, как Люся кладет мне в тарелку сосьмигнога, блин, слово то какое смешное. Отламываю кусочек. Кладу в рот, загибаясь от удовольствия. Сосиски? Откуда они в моем доме вообще взялись? Черт, вкусно то как, главное не запихнуть в рот целиком эту таблицу Менделеева на глазах у дочек.
– Это, у вас в рефрижераторе вообще одно фуфло. Я выменяла у прислуги на банку иукры черной и омара пачку сосисок, спагетти и кетчупа бутылочку. Он дешмански, самый вкусный как по мне, – словно мысли мои читает чертова поганка. Валится на стул, и на свою тарелку кладет вкусняшку. А у меня даже нет сил сделать ей замечание.
– О, боже. Это такая вкуснища, – стонет Анютка. А Януся просто мычит. Этот дом просыпается, и это ужасно страшно.
– Вы изнасиловали бедного сосьминога, – хихикает Люся. – Вот так надо. Берете его в рук и кусаете где больше нравится. Попробуйте. Вкуснее же? Ага и в кетчуп. Топите его. Ха, вы весь вымазались. Погодите… – она хватает салфетку. Дотрагивается ею до моего лица. Бежать, надо бежать. На неделю надо в командировку. Куда угодно.
И я уже собираюсь привести в исполнение свой трусливый план. Но не успеваю со стула подняться.
– Там… Там! – словно вихрь влетает в столовую моя экономка Глафира, всегда чопорная и подтянутая. Сегодня она похожа на девку Фимку из известного фильма.
– Если не небо упало на землю, я тебя уволю к чертовой бабушке, – рычу я. Рычу, потому что еще хочу сосьминога, кетчупа, салфетку на морде. Я хочу…
– На посту охраны бойня. Какая-то огромная баба помяла Мишаню, орет, что наниматься к вам пришла. Сумасшедшая наверное. Раскидала там всех, как котят. И это, ее пришлось снять дротиком с транквилизатором. Там на слона заряд был. Так она еще пятнадцать минут все ломала.
– Мишаню? Это который сто пятьдесят кило мышц и десять грамм мозга? Помяла баба? Глафира, избавь меня от чертовых ваших проблем. Я плачу деньги вам всем не для того, чтобы разбираться самому с ненормальными. И если моя охрана набранная из натасканной спецуры не может справиться с чокнутой бабищей, у меня есть повод усомниться в профессиональных качествах бойцов. Короче, всех уволю
