к раскатыванию теста, — Ты все больше и больше похожа на нее, понимаешь?
— А что я такого делаю? — спрашиваю я с набитым ртом, представляя себе Машу, высокую и худую, с огненно-рыжими волосами, подстриженными в идеальный боб, и в костюмах, тщательно подобранных по фигуре ее модели, она пиар менеджер у отца и я думаю Рита меня с ней сравнивает, — Я совсем на неё не похожа, Маша другая.
Рита пренебрежительно машет мне рукой с ложкой, опускает ее в миску и разливает коричную начинку по тесту, — Я не про Машу. Не глупи. Ты похожа на свою мать.
— Моя мать была элегантной, изысканной, — говорю я, — Я полная противоположность этому. Я пыталась соответствовать статусу. Но после фотографий в газете…
Рита еще не упомянула о фотографии в газете. Я знаю, что она их видела. Она вырезает те, которые упоминают меня, и сохраняет их все в альбоме для вырезок. Она не отрывается от своего теста,— Я видела и того мальчика, нового…
— Мой теперь сводный брат.
Она скатывает кусочки теста в вертушки и раскладывает их на сковороде и я начинаю опасаться, что она готовит их все для меня.
— Ты знакома с Миланой? – спрашиваю я. Интересно, мой отец уже приводил её сюда.
Рита поджимает губы, — Для меня это тоже было новостью, — говорит она, — Хотя то, что я не знала об этом, неудивительно.
— Она знаменитая модель.
Рита поднимает брови, — Это тоже не удивительно. Ты знаешь политические устремления своего отца.
Я хмыкаю в ответ, пока она поправляет тесто и ставит сковороду на плиту. — Они будут здесь завтра, ты же знаешь.
— Я готова, — лгу сквозь зубы, и мы оба это знаем. Я не готова их видеть. Но больше я не готова к встрече с Громовым.
— Ага, — она ополаскивает руки под краном, по-прежнему спиной ко мне, — Вот почему ты пропадала здесь всю неделю вместо того, чтобы быть на солнце, на пляже, как раньше, — она поворачивается ко мне, уперев руки в бедра, — Знаешь, это вредно для здоровья слоняться по комнате. Она не заменит тебе мать.
— Это не то, — возражаю я. Я не маленькая девочка, которая думает, что другая женщина придет и заменит ее. Меня раздражает то, как он на меня накинулся, и стал диктовать свои условия.
— Тогда что это? – спрашивает она.
— Ничего, — тихо говорю я склонив голову.
Рита поднимает брови, — Так, всё, иди погуляй, — приказывает она, - Иди, займись чем-нибудь со своими друзьями. Кристина позвонила на домашний телефон, сказала, что пишет тебе, а ты не отвечаешь.
Кристина — одна из моих подруг детства, которую я вижу каждое лето, когда приезжаю сюда. Мой отец ненавидит ее, потому что она не «одна из нас», это означает, что она ходит в государственную школу. Однажды он посадил меня на две недели за то, что я тусовалась с ней, пока Маша не предположила, что это может быть расценено не вежливо в обществе, если станет известно, что его дочь бросила друга детства из-за того, что друг был из обычной семьи. Я избегала ее, потому что она захочет узнать все пикантные подробности о моей новой семье, а мне просто не хочется распространять сплетни, — Я позвоню ей.
Рита передает мне телефон и уходит из кухни, — Мне нужно постирать. Иди развлекайся. Погрейся на солнышке. Будь нормальным ребенком.
— Я больше не ребенок, Рит, — кричу я ей, удаляясь в ответ.
— Иди, и будь ребенком, — кричит она, —Ты сможешь стать взрослой, когда твой отец приедет.
Я прокручиваю историю звонков в поисках номера Кристины. К черту быть взрослой. Пока что единственное, что произошло хорошего в моём возрасте, это та ночь с Громовым.
— Ты серьезно уезжаешь с семьей Логинова на лето? — спрашивает мой знакомый. Я едва слышу его из-за шума дерьмовой рок-группы в пивном баре, это он настоял, чтобы зайти и подцепить каких ни будь девочек на вечер.
— Серьёзно, — рассеянно отвечаю я, но он меня не слышит. Я пытаюсь вникнуть в ситуацию вокруг себя. Раньше бы я напился и под кайфом трахнул какую-то девчонку, чье имя я никогда не выучу, не говоря уже о том, чтобы запомнить. Сейчас я практически ебаный монах. Прошло уже две недели с тех пор, как я трахался. Я вышел из парка после поцелуя с Катей, раздраженный и чертовски возбужденный, и не собирался доставлять ей удовольствие, появившись в доме ее отца. Так что я закончил тем, что дрочил в гостиничном номере и смотрел телевизор.
Сейчас я просто хочу сбежать от своих друзей-идиотов. Напиваться и накуриваться с ними уже начинает казаться какой-то ерундой.
— А теперь может рванём ко мне домой и продолжим вечеринку там? – кричит мой друг и поднимает бутылку вверх.
Одна из девушек с амбре на волосах, черными у корней и обесцвеченными на кончиках, берет меня за руку. Из-за тяжелого макияжа она выглядит старше своих лет, и от нее пахнет пивоварней. Она прижимается грудью к моей руке. Обычно я бы позволил ей сосать мой член в задней части бара, но сейчас я просто отталкиваю ее, — Не сегодня.
Мой друг просто спрашивает в изумлении, — Какого хрена, мужик?
Я даже не отвечаю. Я внезапно чувствую себя трезвым несмотря на то, что выпил четыре стопки водки. Я также чувствую себя жалким здесь, в окружении моих друзей в этом дерьмовом баре, мои ботинки прилипают к полу, который, кажется, был запекшейся грязью, слушая худшую группу в мире, играющую каверы на дерьмовые песни, — Позже, — кричу я, зная, что они не станут преследовать меня, пока я иду. Они слишком заняты с девушками.
Снаружи я ловлю такси, которое отвозит меня к дому моей матери в Барвихе. Дом пуст, звук моих шагов эхом разноситься по полу.
Интерьер выглядит нелепо. Все белое — белые мраморные полы, белые стены, белый диван с хромированными ножками на белом ковре. Это то, к чему я вернулся, новейший косметический ремонт, попытка мамы все «очистить».
Войти в