Дон Кало мог со спокойной душой возвращаться в Виллальбу; односельчане радостно встречали его. А вскоре американский комендант публично назвал его с одобрением «генералом Мафией». В тот же день на площади Виллальбы майор Бир, уполномоченный американского командования по гражданским делам, назначил дона Кало «администратором освобожденного района с неограниченными правами». В качестве подарка при вступлении в должность друг Лаки Лучано получил от американцев два грузовика, трактор и цистерну бензина. Полученный транспорт тут же пошел для создания широчайшего «черного рынка».
Дальше — больше: поставленный «следить за порядком» дон Кало получил оружие для своих «милиционеров»-мафьози. Настали золотые денечки. Полным ходом подручные дона Кало переправляли продовольствие и медикаменты, украденные с американских военных складов, в Италию. Пропуска и рекомендательные письма открывали им дорогу. Военные патрули козыряли машинам дона Кало, перевозившим ворованное. Условия договора были соблюдены...
Последняя чашка кофе
Ну а что же герой нашего рассказа — Лаки Лучано? Не успела закончиться война, как губернатор штата Нью-Йорк удовлетворил ходатайство о помиловании заключенного Лучано. В документе было особо подчеркнуто, что кандидат на досрочное освобождение «внес жизненно важный вклад в военные усилия страны». В свое время — в 1936 году — прокурор Томас Дьюи, требуя сурового приговора для Лучано, сказал, что «сегодня на скамье подсудимых находится один из самых мерзких преступников, когда-либо представавших перед правосудием». Теперь тот же Томас Дьюи, только ставший губернатором, подписал постановление об освобождении «примерного заключенного Лучано, доказавшего свое искреннее раскаяние».
9 февраля 1946 года Лучано выслали из США в Италию. Ему предстояло жить в Неаполе под наблюдением полиции. Друзья и соратники пришли пожелать боссу счастливого пути, все честь по чести. Была даже пресс-конференция. Лучано отечески глядел на остававшихся в Америке собратьев, махал им рукой, обещал писать. На пристани царил образцовый порядок: мафия давно уже контролировала нью-йоркский порт.
В Неаполе Лучано повел тихое существование. В течение пятнадцати лет его имя не всплывало в связи с операциями мафьози. Официально он жил на ренту с состояния, вложенного в некий бизнес в Соединенных Штатах. Но люди посвященные знали, что человек, оказавший услугу американскому военному ведомству, никоим образом не удовольствовался тихими пенсионными радостями. Лучано был одним из инициаторов создания «моста наркотиков» — подпольного пути, ведшего с Востока через Италию в США, пути, по которому за океан доставлялись героин и гашиш. Его богатые связи по обе стороны океана оказались как нельзя кстати. Правда, говорили, что с годами он становился еще менее сговорчивым, чем раньше...
27 января 1962 года Счастливчик — Лучано, как обычно элегантно одетый, прибыл в аэропорт Неаполя встречать прилетавших из Америки друзей. В зале ожидания он заказал чашечку кофе. Официант почему-то задерживался. Лучано раздраженно повернулся к стойке. Тотчас же гарсон с виноватой улыбкой поставил напиток на стол.
Лучано сделал несколько глотков и медленно сполз на пол.
Похороны Лаки Лучано были грандиозными. Короли мафии, вынужденные при жизни вести более или менее незаметное существование, только после смерти обретают полагающийся их рангу почет. Сотни венков, десятки черных лимузинов. Несколько операторов снимали процессию на кинопленку. Как заявил представитель американского Бюро по борьбе с наркотиками Мартин В. Дайзингс, «на похоронах нас очень интересовали друзья Лаки. Их оказалось больше, чем значилось у нас в картотеке».
Ален Деко, французский журналист
Перевел с французского Б. Тишинский
Глиняные небоскребы Хадрамаута
Белый город Мукалла
Сказкой из «Тысячи и одной ночи» встает над синим заливом Мукалла. Многоэтажные здания пепельно-белесого цвета с узкими высокими окнами поднимаются ярусами по крутым безжизненным склонам. А на гребне горы в струящемся, раскаленном воздухе плывут йеменские сторожевые башни.
Ты входишь в лабиринт узких улочек, где подчас не разойтись двум ослам с поклажей, и оказываешься как бы на дне колодца, так высоко над тобой небо. Поворот, подъем, закоулок. Здания с первого взгляда кажутся столпившимися в беспорядке, но это только на первый взгляд: легкий прохладный ветерок напоминает, что Мукалла построена так, чтобы ее насквозь продувал морской бриз.
В малюсеньких кофейнях бородатые мужчины тянут крепчайший чай с молоком. В кузне без стен блестящие от пота кузнецы куют наконечники для сох, большие рыболовные крючки и кинжалы. Грохоту кузнечных молотов вторит деликатный перезвон молоточков ювелиров, их мастерские рядом с кузней, и здесь чеканят пояса, серьги, браслеты, ножны. Неподалеку снуют возле чанов, где мокнут шкуры, темнокожие полуголые кожевники.
Улицы-ущелья полны народу. Стремительным шагом проходят бедуины — обнаженные по пояс, в коротких черных юбках, с кривым кинжалом на поясе. Бедуины невысокого роста, сухие и мускулистые, у них негустые бородки, длинные волосы схвачены плетеной кожаной веревкой. Они проходят сквозь толпу, не глядя ни на кого, а за ними, поотстав на два шага, идут их пестро одетые жены с открытыми лицами. На лбу, щеках и подбородках бедуинок выведены зеленой краской узоры. Проскальзывают, прижимаясь к стенам, горожанки в темной чадре, закутанные во все черное, открыты лишь ступни ног, выкрашенные хной.
Жен воинов узнаешь по красной чадре с черными нашивками. Крестьянок — по оранжевым накидкам. Но больше всего в толпе мужчин-горожан в разноцветных юбках и рубашках.
Толпа заполняет улицы, затопляет площади, гортанный говор заглушает шум моря. Поворот, подъем, закоулок. Хрустящий песок под ногами. Запах пряностей, полусгнившей рыбы, верблюжьего помета, пыли. Добавьте ко всему этому довольно прямую центральную улицу, тускло освещенную по вечерам электричеством и неоном, гудки автомобилей, заунывную арабскую музыку, рвущуюся из сотен транзисторов, два-три кинотеатра и бесконечные ряды лавчонок — и вот вам самое краткое описание Мукаллы, порта и столицы пятой провинции Южного Йемена, в недавнем прошлом таинственного Хадрамаута...
Хадрамаут, хотя и лежал он совсем неподалеку от больших торговых дорог, был открыт европейцами сравнительно недавно. Первым проник сюда немецкий путешественник Адольф фон Вреде. В 1843 году он добрался до города Хурейба в Вади-Дуан. При этом он едва не поплатился жизнью: в оазисе Сиф его чуть не растерзали жители, принявшие его за английского шпиона. Лишь вмешательство спутников-арабов спасло фон Вреде от расправы. В Европе его рассказам о Хадрамауте никто не поверил, может быть, потому, что он объединил в своих записках то, что видел собственными глазами, с фантастическими рассказами, слышанными от других. Например, вроде того, что веревка чуть ли не в сотню метров длиной с привязанным на конце камнем погружается в белые зыбучие пески, как в воду. Дальнейшая судьба путешественника малоизвестна...
Не так-то много исследователей побывало в Хадрамауте после фон Вреде, так что не случайно даже само название княжества, а ныне провинции — Хадрамаут — вызывает споры. Многие исследователи полагают, что название «Хадрамаут» восходит ко времени легендарных обитателей юга Аравии — «хадов», или «адов». Коран рассказывает, что хады бросили вызов аллаху, попытавшись создать райские сады на земле. Аллах не мог оставить такую дерзость без наказания и разрушил города хадов, а самих их превратил в обезьян. На языке библии Хадрамаут называется «Хадыр-Мавэт», что переводится как «Двор смерти». Но есть, однако, и такие исследователи, которые выводят имя Хадрамаут от арабского «хадыр», этим словом обозначают жителей оазисов и оседлых земледельцев.
Когда-то, тысячи лет назад, долину, в которой расположен Хадрамаут, пропилила река, бравшая начало в горах Восточного Йемена. Река текла почти параллельно берегу моря, поворачивала на юго-восток и впадала в Индийский океан. Река постепенно высыхала, и, следуя за уходящей водой, жители долины двигались на запад. Задолго до нашей эры возникли здесь Минейское, Сабейское, Катабанейское и Химьяритское царства. Возникли и исчезли, оставив лишь затянутые песком развалины, и причины их гибели плохо выяснены до сих пор...
Осторожно двигаясь в толпе, я внезапно попал из полумрака улицы на открытое пространство — залитую солнцем площадь перед главной мечетью. Не будь и здесь спасительного бриза, кажется, что и площадь и людей на ней спалили бы дотла беспощадные лучи.
