«Из хорошего железа не куют гвоздей, порядочную девушку не отдают в певички, из приличного человека не делают солдата», — цинично говорили мандарины.
Германский офицер, служивший в начале века в Цинской армии, писал: «Китайский военный гений заключается в следующем. Обоснованные планы ему неизвестны, длительная организационная работа тоже. Выдумывают поход, наносят удар, теряют несколько тысяч каналий, о которых никто не сожалеет, забирают приличную дань и отходят восвояси. Вот и все. Война в Китае отличается от бандитизма только покровительством главы государства».
Разумеется, имелись и совершенно иные традиции — крестьянских повстанческих армий, национальных армий 20-х годов, соединений китайской Красной армии. Но армия КНР вышла из бурных лет «великой пролетарской культурной революции» и маоистских чисток, значительно растеряв опытные военные кадры. Зато культивировались в ней шовинистические, великоханьские настроения. Уровню воинского искусства командиров-маоистов, пользующихся военными средневековыми хитростями времен «троецарствия», соответствовала и мораль их подчиненных. В первые дни февраля толпы плохо вооруженных китайских пехотинцев пешком топали по минным полям, чтобы расчистить в них проходы. Такова тактика «человеческого моря», которая уходит корнями в полное равнодушие к «потере нескольких тысяч каналий, о которых никто не сожалеет».
Да и каким мог быть солдат, что он мог чувствовать и как относиться к воинскому долгу, наблюдая из поезда, медленно тянущегося к вьетнамской границе, как сотни нищих попрошайничают на вокзалах, как матери продают детей за десяток продовольственных талонов?
В тот вечер, 16 февраля 1979 года, обсуждая все эти вопросы о вьетнамскими друзьями, мы еще, конечно, многого не знали. Например, того, что команды в китайской армии подаются с помощью пластмассовой флейточки. В Китае в зависимости от провинций существуют десятки диалектов, совершенно различающихся друг от друга. Вот и объяснялись командиры свистом. О чем же они могли поговорить с солдатом?
В канун победы
Проснулся я от далеких раскатов грома. В дверь настойчиво и часто стучали.
— Это вы, Винь? — крикнул я, догадавшись, что это мой сопровождающий.
— Вставайте, пожалуйста, — крикнул он. — Началась артиллерийская подготовка по всей линии границы!
Артиллерийский и минометный обстрел вьетнамских позиций начался 17 февраля в 4 часа 45 минут. Под прикрытием огня вдоль железной дороги и шоссе номер один в направлении Лангшона, у «Ворот дружбы», в 7.00 развернул атаку китайский танковый дивизион. За ним шла пехота. Одновременно, используя тропы, указанные бывшими хуацяо — китайцами, жившими раньше во Вьетнаме, — несколько сотен кавалеристов, ведя низкорослых лошадок в поводу, совершили обход и вышли близ Лангшона в тылы вьетнамских пограничников. Бои одновременно разгорались в секторах Бантят, Тима, Башон, Таньтхать и Таниен. Но известно все стало много позже, а в то утро приходилось довольствоваться отрывочными и противоречивыми сведениями, как говорят вьетнамцы, из «бамбукового радио». Один видел то, другой слышал это...
Канонада с половины восьмого заметно уменьшилась. Видимо, наступление стало всеобщим. Наконец около половины девятого появился представитель народного комитета.
— Обстановка резко обострилась, — сообщил он. — Пока в народном комитете известно, что китайские регулярные части ворвались в городок Донгданг. Весь транспорт, который шел туда, направляется обратно...
— Какие силы ввел в действие противник?
— Не могу вам сказать. Сообщили, что артподготовка велась 120-миллиметровыми минометами и 105-миллиметровыми орудиями... В лангшонский госпиталь прибыли первые раненые...
Дорога пустынна, по полям разбрелись буйволы и черные свиньи, волочившие провисшие животы по жирной земле чеков, куда бы их раньше ни за что не пустили. Вприпрыжку, стайками бежали дети, размахивая клеенчатыми сумками. Их распустили из школы по домам — война...
Лангшонский госпиталь считался одним из лучших в северных провинциях Вьетнама. Старинное здание, обнесенное галереей, выкрашенное желтым, стоит в тихом квартале неподалеку от проходящего через город шоссе номер один. По звуковым сигналам к завтраку, обеду и ужину, который подавали в госпитале, ритмично ударяя по корпусу старой авиационной бомбы, лангшонцы сверяли свои часы. Сразу же у ворот приемного отделения мы наткнулись на десятки раненых бойцов, лежавших на циновках. Прицеп от «джипа» служил санитарам контейнером для выброшенных окровавленных бинтов, ваты, рваных гимнастерок и брюк, исковерканного личного оружия. Повсюду под ногами попадались полусожженные сандалии из автомобильных покрышек и зеленые кеды, которые носят во вьетнамской армии.
Иду из палаты в палату — стоны, просьбы. Меня не останавливают, видимо, только потому, что принимают за врача. Много рядовых, капралов, сержантов, пока ни одного офицера. Наконец вижу петлицы с капитанскими звездами. Командир погранзаставы Хоанг Кон Мыой ранен осколком мины в ногу и висок. Трое старших командиров, склонившись к его едва шевелящимся разбитым губам, просят отойти. Пока не до журналистов. Вместе с капитаном привезла бойца второго класса — девятнадцатилетнего Нго Ван Хса и его одногодка бойца первого класса Нгуен Дык Тюйена.
— Где и когда вас ранило?
— На перекрестке шоссе север-юг и запад-восток в Донгданге. Около восьми...
— Как?
— Миной, когда мы бежали на подмогу к нашим на заставе...
— У одного перелом лопатки, у другого — бедра, — отвечает за них подошедший главный врач госпиталя Нонг Нгок Тхай. Он в сером халате хирурга. — Сразу же после начала артиллерийского обстрела я приказал приготовить санитарную машину и выехал в направлении Донгданга. Где-то в километре от него мы должны были остановиться. Дорога была завалена бревнами. Работа диверсантов. В городе рвались снаряды, начались пожары. Мы забрали тяжелораненых и привезли сюда. Наш госпиталь — базовый, а полевые вынесли вперед...
«Каждое поколение должно иметь свою войну», — говаривал Мао. Через два дня дальнобойная артиллерия его последователей стерла с лица земли лангшонский госпиталь. К счастью, доктор Тхай сумел достать транспорт и вывез севернее, в городок Донгмо, своих пациентов.
Удивительное дело: канонада после одиннадцати часов снова усилилась, и артиллерийская стрельба не прерывалась ни на минуту, а на полях кое-где группки молодежи с заброшенными за спину карабинами продолжали полевые работы.
Развиднелось. Туман ушел окончательно, и в разрывах облаков все чаще проглядывало солнце. Вдруг появились десятки людей в полувоенной одежде. Бегом, приседая от тяжести, они тащили на бамбуковых жердях ящики с боеприпасами, части безоткатных орудий, минометы, средства наблюдения в сторону гребней холмов, веером расходившихся от дороги. Грохот приближающегося боя нарастал.
Оставив машину на обочине под жидким прикрытием голокожих эвкалиптов, мы двинулись по неширокому распадку меж лесистых круч по тропе — как определили по карте, в сторону Донгданга. На гребни, торопясь и оступаясь, оскальзываясь на мочалистой траве, поднимались полицейские в кремовой форме, люди в гимнастерках и штатских брюках, девушки с какими-то бидонами. С фланга дали пристрелочную очередь из тяжелого пулемета, и было удивительно, что срезанные ею побеги бамбука не ложатся, а комлем оседают по гребню дальнего холма.
Начался минометный обстрел. Взрывы шли каждые десять-двадцать секунд, и приходилось притыкаться к зарослям, прикрывавшим тропу. И тут мы внезапно почти уперлись в спины шестерки бойцов. Обвешанные гранатами, ножами, оружием, кое-кто без шапок, облепленные засохшей грязью, они сказали, что вышли из окружения. Трое, шатаясь от усталости, несли полуголого товарища. Его спину крест-накрест стягивали пропитавшиеся кровью бинты.
— Его зовут Чан Ван Миеу. Жалко парнишку... Ранен в плечо, нес нам рис... Уходите. Китайцы теперь отсюда в полукилометре.
Пачками пошла стрельба из карабинов на вершине холма, потом застучали автоматы. Под грохот минометов — мины, воя, проходили над распадком, — пулеметную стрельбу и ритмичное аханье безоткаток, мы напрямую побежали к машине. Когда до нее оставалось метров двести, с кручи, подступ павшей к дороге, буквально осыпалось несколько бойцов. Лейтенант, разузнав, что мы за люди, коротко обрисовал обстановку в этом секторе боев:
— После артиллерийской подготовки, обстреляв Донгданг, пехота противника и четыре танка, обойдя город, около десяти утра перерезали шоссе и железную дорогу, идущие к границе. Интервенты углубились на нашу территорию на пять километров. Но эти прорвавшиеся танки уже сожжены, а пехоту сдерживаем, чтобы после подхода подкреплений выбросить ее с нашей земли...
