взгляд ввысь. Капюшон сам сполз на плечи, а челюсть как-то сама по себе широко открылась. Белые огоньки померкли, а в глазницах начала набираться вода, которая, впрочем, не может потушить пламя.
— Да… — спустя пару минут под проливным дождём сказал скелет. — Цари гробниц изменили меня навсегда.
— Хочешь спросить, верно? — послышался голос Обскурус и она вышла из-за спины лича, сложив руки за спиной.
— Много о чём. Главным образом о информации, которую ты собираешь.
— У меня недостаточно материала, подходящего тебе, — развела руками. — Но если брать шире, то твои изменения вполне похожи на то, что происходит с другими людьми после тяжёлых потрясений на почве насилия и убийств.
— Ясно, — Азек наконец-то опустил голову закрыл челюсть, после чего надел маску и капюшон. — Помнишь, ты говорила о том, что можешь рассказать о том, кто командовал Войском упокоения? — он пошёл дальше, ища гостиницу.
— Разговор с тем магом пробудил в тебе интерес к знаниям? Что же, я не против. Во главе всей Алой гвардии стоит некий Иррес. Вот именно его можно назвать тем самым стереотипным демоном. Его даже некоторые подобные уже не воспринимают всерьёз. Уж слишком повёрнут на кровопролитии и разрушении. Называет себя чуть ли не богом войны, хотя, безусловно, не имеет к настоящему ни малейшего отношения. Это просто невероятно скучная личность. Хотя нет, его и личностью не назвать-то. Весь Иррес это просто набор из четырёх качеств, которые слепили воедино и назвали высшим: кровожадность, жестокость, жажда разрушения, самолюбие.
— Забавно получается, — под этот разговор чародей нашёл какую-то гостиницу, зашёл в неё и посмотрел в записную книжку, после чего взял ключ и пошёл к свободной комнате. — То есть его вот так взяли и сразу поставили во главе Алой гвардии или он чем-то заслужил такую честь?
— Поставили сразу как цепного пса, — засмеялась иная. — Повелители и до этого проводили свои сомнительные дела, но устали заниматься всем сами, а здесь удобно появился тот, на кого можно всё скинуть.
— Понятно. А что насчёт самой гвардии? — лич положил Эмилию на одну кровать и начал подготавливать вторую: снял покрывало, взбил подушку, предварительно сняв мокрые перчатки.
— Армия, задача которой — полное истребление всей разумной жизни. Но из-за хотелок Ирреса под раздачу попадает и вся остальная.
— И все захваченные территории превращаются в мёртвую пустошь? — скелет снова подошёл к девушке и внезапно понял, что положить её в кровать вот так не лучшая идея. Она же промокла до ниточки. От понимания этого он замер на пару минут. Обскурус же решила помолчать всё это время, с удовольствием наблюдая за сложившейся ситуацией.
— К сожалению. Это вредит тому, чем занимается моя госпожа, — иная вновь заговорила, когда собеседник пришёл в себя.
— Да уж… Что-то ещё можешь рассказать об Алых? — переступив себя и внушив, что это необходимость, Азек начал снимать куртку, рубашку, штаны и сапоги. Сложил их пока что на стуле рядом, после чего вытер мокрую лису при помощи уже снятого покрывала и уложил полукровку на кровать, накрыл одеялом.
— Эх, смертные, — как-то игриво сказала собеседница. — Знаешь, что иначе нельзя, но всё равно чувствуешь смущение и неловкость.
— Факт в том, что я сделал. И мне это не нравится. В смысле, какое я имею право снимать с неё что-то?
— Эх, смертные, — повторила. — Суть в том, что среди Войска упокоения очень много таких, какой сейчас ты. В смысле, разумной нежити, не ограниченной чьей-либо волей. Она составляет всю верхушку и занимает командующие должности в более низких слоях. Не всех даже можно назвать привычной всем нежитью.
— Например? — лич заинтересовался.
— Живой металл. Вообще, его сложно назвать нежитью. Создаётся при помощи некромантии, но от неё именно что привязка души. То есть никакой мёртвой биомассы. Но не выводить же единственный известный случай в отдельную категорию, правильно?
— Не знаю. Я не занимаюсь подобными делами.
— Да и, по большей степени, нечего рассказать. Там больше историй отдельных личностей, а сама организация по своей сути скучная. Просто приходят и убивают всё, пополняют свои ряды.
— Понятно. С меня пока что хватит информации. Нужно обдумать то, что произошло сегодня.
— Тогда не смею мешать, — тело Обскурус словно под порывом ветра рассеялось на отдельные листья, которые в следующие мгновения растворились в воздухе, словно их никогда не было.
Азек сначала разложил мокрую одежду спутницы, после чего посмотрел в окно. Дождь… Он и снаружи, и в душе. Лич простоял так не один час, словно заворожен этим зрелищем. Но когда снова пришёл в себя, взял один свободный стул со спинкой и сел рядом с Эмилией, смотря на неё и ожидая хоть малейших движений.
Уже прошло более суток. Азек по-прежнему сидит у бессознательной Эмилии и сам не подаёт признаки жизни, как бы иронично не звучало. Золотистые глазницы вовсе исчезли. Но внезапно дверь в комнату открылась. Глаза снова появились и чародей впервые за долгое время пошевелился. Он посмотрел на стражника у двери.
— Ой, извините, мы не знали, что вы тут, — заговорил полукровка и повернулся к другим, — несите в следующую.
— Ничего страшного, — скелет слегка наклонил голову и увидел, что в коридоре понесли какое-то тело. — Что, собственно, происходит?
— Так, не все в городе местные. Разносим всех по домам, а этих — в гостиницы. Не валяться же на улице всё время.
— Понятно, — лич посмотрел на Эмилию и приложил к её щеке ладонь тыльной стороной. Девушка не бледная, что хорошо. Да и дыхание есть, правда совсем незаметное.
— Я пойду, не буду вам мешать. Ещё раз спасибо за помощь, — мужчина закрыл дверь.
— Это всё ради тебя, — сказал бессознательной лисе. — Лишь ради тебя я решился на убийство.
Ответа, как и стоило ожидать, не последовало. Мертвец принялся снова ожидать. Он слышит, как кто-то ходит по коридору или улице, разговаривает, также доносится пение птиц снаружи. Время проходит как-то незаметно. За одним днём наступает другой, а за ним третий. И лишь тогда Эмилия наконец-то пошевелилась. Она тяжело вздохнула и потянулась рукой потереть сонные глаза.
— Жива! — Азек радостно воскликнул и тут же обнял наёмницу, слегка приподняв её.
— А… А я да, — как-то растерянно заговорила полукровка, не понимая, что происходит.
— Я волновался. Я сильно волновался, — в голосе скелета хорошо слышны эмоции. Он не сдерживает их.
— Я рада, конечно, но отпусти меня.
— Да, конечно, сейчас, — лич отпустил и снова сел ровно на стуле. — Как самочувствие?
— Меня поймали, задушили и заперли в гробе, такое чувство, что на вечность.
— Эм-м, странное сравнение.
— Это