...Но только тогда можно сказать, что ты видел Алмазные горы, когда дойдешь до Курена — водопада Девяти драконов. Со стометровой высоты низвергается он на гранитную плиту, за тысячелетия пробив в ней глубокий колодец. Мельчайшие брызги золотыми и жемчужными бусами рассыпаются во все стороны, и над водопадом стоит радуга. Это не просто красиво, это на пределе дозволенной живописности. Любое сердце, доступное для прекрасного, смягчится.
Крутой изгиб тропинки, и внезапно передо мной открылась широкая площадка. Ветер относил звуки музыки, и, ударяясь о подножие отвесной скалы, они возвращались звонким и гулким эхом.
Юноши и девушки в шелковых одеждах бледных тонов ритмично двигались в танце. Молодежный ансамбль репетировал танец «Феи Алмазных гор».
Дух народного мифотворчества, никогда не знающий покоя, по-своему отразил Кымгансан и водопад Девяти драконов. Оказывается, красота этого места зачаровала не только людей, но и небожителей. Они давно заметили, что Алмазные горы куда лучше райских кущ. И небесные феи решили переселиться в Кымгансан. Для этого они опустили один конец радуги к водопаду, по ней сошли на землю, да так и остались в Кымгансане. Тут-то и начались их необыкновенные приключения. Вообще-то темы любви в корейских сказаниях и легендах касаются с большой сдержанностью. Но кымгансанские феи очень влюбчивы и просто обожают простых смертных...
Наверное, добрая половина корейских песен и танцев посвящена Кымгансану. И в программе корейской делегации на Всемирном фестивале молодежи и студентов в Гаване молодые зрители со всех концов Земли увидели Алмазные горы, воплощенные в музыке и пластике.
Нельзя сказать, что Алмазные горы остаются такими же, как и столетия назад. Во всей Корее происходят большие изменения. Народная власть объявила Кымгансан заповедным районом. Здесь построены санатории и гостиницы. И сделано это очень умело, так, чтобы никоим образом не нарушить природы гор. Да и экскурсантов убеждать быть аккуратными не приходится: для корейцев Кымгансан — святыня.
Каждый кореец, где бы он ни жил, мечтает хоть раз в жизни побывать здесь. Я понял это после того, как прошел по Алмазным горам...
И. Лобода
Через пролив — в другую эпоху
Провести красным фломастером на карте пунктирную линию от Паданга, центра провинции Западная Суматра, до острова Сиберут, крупнейшего в архипелаге Ментавай, было куда проще, чем совершить путешествие.
В канцелярии губернатора нахожу господина Абрара.
— Очень приятно — вы, иностранец, интересуетесь тем, что делается для развития отсталых районов нашей провинции. — Из огромного шкафа он достает тоненькую папку. — Вот здесь пока все наши планы. Понимаете, мы еще плох знаем людей, населяющих архипелаг. Но начали изучать. Послал туда представителей власти — нескольких чиновников и полицейских. Образовали уезд Ментавай, но пока его центр находится здесь, в Паданге.
— Скажите, а как мне попасть на Сиберут?
— Трудно, но я попробую вам помочь.
Абрар вышел из комнаты и вернулся только через полчаса.
— Идите в порт и спросите капитана Муара. Возможно, он согласится доставить вас на Сиберут.
Муар, капитан крошечного суденышка с гордым названием «Раджавали» — «Орел», оказался совсем молодым парнем. Без лишних слов он излагает свою «программу»: за тридцать пять тысяч рупий он доставит меня на остров и обратно. Я соглашаюсь.
— Тогда идите на рынок и купите побольше листового яванского табака, — советует Муар. — Он дешевый, зато крепкий, его ментавайцы очень любят. У них ведь курят все — от младенцев до древних старух. Еще купите леденцов и цветного батика. Для подарков.
Вечером господин Абрар появляется в моем номере со скромно одетым молодым человеком.
— Мой брат Мухтар, — представляет он спутника. — Только сегодня приехал из Медана. Учится там в университете, специализируется на изучении жителей архипелага Ментавай да к тому же составляет словарь их языка, — Абрар ободряюще похлопывает брата по плечу.
— Не могли бы вы взять меня с собой? — нерешительно спрашивает Мухтар. — Я бы вам пригодился...
— Конечно, возьму, — поспешно соглашаюсь. — А вы уже бывали на этом архипелаге?
— Три раза. Два раза даже матросом нанимался. Но чтобы узнать тамошнее население, этого мало. Думаю после университета попробовать устроиться в администрацию на Сиберуте.
— А что значит «Ментавай»?
Мой будущий спутник смеется.
— Первый вопрос, и будущий специалист в тупике. Видите ли, одни говорят, что оно произошло от соединения слов «ама» — «отец» и собственного имени Таве, как звали якобы первого человека, прибывшего на Сиберут. Аматаве постепенно превратилось в Ментавай. Но я в это объяснение не очень верю. По второй версии название было дано архипелагу голландцами, которые впервые появились там в 1608 году и, как всякие завоеватели, захватив заложников, стали требовать золото. Жители островов понятия не имели о нем, но, завидев необычно одетых, непохожих на них людей, кричали соплеменникам: «Мян ита ой!» Голландцы и окрестили архипелаг Ментавай. А возглас означал лишь предупреждение: «Спасайся!» Сами жители называли себя просто «аспи» — «живущие, люди»...
...День выдался пасмурным. Справа по борту над пенными гребнями волн возникает темная полоска, по мере приближения меняющая цвет па ярко-зеленый. Почти к самой кромке прибоя подступают заросли мангров и толстенных саговых пальм. Муар осторожно ведет своего «Орла» к низкому берегу. Наконец он стопорит машину, сбрасывает якорь, и суденышко замирает. Тут же из устья небольшой речушки выскакивает больше десятка лодок разных размеров и устремляется к нам.
Муар делает знак хозяину самой большой из них.
— На ней поплывете к берегу, нам ближе не подойти.
Я забираю самое необходимое — фотоаппаратуру, продукты, сумку с подарками — и начинаю цирковой номер: высадку в пляшущую на волнах лодку. Ментавайцы долбят суденышки из толстых деревьев, заостряют нос и корму, совершенно не беспокоясь о киле. Поэтому лодка, оставшаяся фактически все тем же огромным круглым бревном, ведет себя соответственно. Нужно артистически владеть единственным веслом, чтобы удерживать равновесие да еще заставлять ее двигаться вперед с довольно большой скоростью.
— Ментавайцы верят, что все, что есть на земле, — живое и неживое — имеет свою душу, — рассказывает Мухтар, хотя меня больше волнует, доплывем ли мы до берега. — Если у ментавайца начинает протекать лодка, это отнюдь не означает, что она рассохлась или сгнила. Нет, просто душа покинула лодку. Дом подмыло ливнями, и он развалился — душа ушла из дома. Стрела или лук сломались на охоте — душа ушла из них...
Наконец-то наша пирога ткнулась носом в песок, мы выходим на берег, где собралось уже много жителей деревни. Люди одеты, кто в набедренные повязки, кто в шорты пли кусок полотна, обернутый вокруг талии. Да и полицейский — первый представитель власти, встретивший нас, был бос, но с пистолетом на боку. Он долго вертит документы, потом предлагает проводить к комиссару полиции.
В глинобитном домике, куда мы идем по узкой тропинке, сопровождаемые всеми, кто был на берегу, нас ожидает комиссар полиции района Али Мохтар, человек с добродушным лицом, расплывшимся в улыбке.
На комиссаре красная рубашка навыпуск, под ней ремень с пистолетом. Еще двое парней заходят в комнату. У них тоже пистолеты.
— Что, здесь опасно? — спрашиваю комиссара.
— Ничего подобного, — опять улыбается он. — Пистолеты просто положены по форме. В случае чего, они не помогут. У здешних жителей оружие посильнее — отравленные стрелы. Никакой доктор не спасет.
Я прошу рассказать о районе, его жителях.
— Район трудный, — говорит комиссар уже серьезно. — Деревни разбросаны, дом от дома далеко. Живут в таких местах, куда и добраться часто невозможно. Пока только на побережье мы построили три школы, хотя учебников мало. Нет еще ни одного врача. Только несколько медсестер, в основном монахини из католической миссии. Разумеется, мы хотим как можно больше помочь ментавайцам, хотя это нелегко. Вот, к примеру, сковородки и кастрюли, ложки и тарелки. Ментавайцы в глубине острова не знают железа: варят еду в бамбуковых сосудах, жарят мясо на углях или насадив его на палку. Голова кругом пойдет, пока научишь.
Народ они добрый, — продолжал комиссар Али Мохтар. — Тут никогда не было войн между племенами. Люди веселые, любят петь, танцевать, устраивать всякие празднества. Иные длятся целыми месяцами. Время тянется медленно, потому что жизнь однообразная: добыча пропитания, охота, приготовление пищи. Было бы хоть побольше работы в поле, но ее, увы, немного. Посадят что-нибудь — батат или ямс — и ждут, когда урожай надо убирать. Все остальное добывают в лесу, болотах, реках, в море. Имущество — только красивые панцири черепах да ракушки. Этого добра в каждом доме много. Любят, конечно, красивую материю, вроде батика. Кстати, сегодня в деревне Мелекет начинается свадьба. Старшина сам приходил, приглашал меня. Ну а я — вас.
