Мы вспомнили про ракетницу и на следующем же звере ее опробовали. Медведь, двинувшийся было в сторону людей, одним выстрелом был остановлен. После второго он бежал. Окрыленные успехом, мы долго ходили за ним следом, снимая его среди торосов. Всем такая безопасная возможность любоваться зверем, смотреть, как он неторопливо ходит, сидит у воды, прыгает с льдины на льдину, понравилась. Снимки, которые я в этот раз сделал, имели большой успех. Сразу же были отправлены телеграммы на материк с просьбами выслать пленки, фотобумагу. Увеличитель пошел по рукам, надолго занавешивались одеялами окна комнат, всех захватил фотографический азарт; говорили и думали, как лучше снять следующего медведя, но медведи внезапно пропали. Последнего мы видели издали. Начиналось лето, снег стал рыхлым, плохо держал, и медведь шел медленно, часто и надолго опуская голову, отчего казалось, что движется какое-то странное существо с пятью ногами без головы. Медведь, почти палевый, уже не белый, хорошо был заметен на снежной белизне. К острову он не подошел.
О том, что на Виктории в летнее время нет медведей, указывал биолог Паровщиков, занимавшийся ими на ЗФИ. Его заявление подверг сомнению Карпович, который, ссылаясь на анкетные данные опроса полярников, утверждал, что белые медведи бывают здесь круглый год, просто летом в этих широтах их мало. Мое же мнение таково, что если в иные годы их мало, то в другие они и вовсе не бывают в этих широтах. Киты, тюлени, моржи на лето устремляются к побережью материка, уходят из области «кольца жизни», а за ними уходят и медведи. У побережья в это время года льды бывают черными от множества тюленей, от больших моржовых залежек. На острове же тюленей мы видели очень редко. Здесь они были осторожные и чуткие. Отдыхая на льду, они вставали, высоко вытягивали шею и непрерывно озирались, будто чувствовали, в чьих владениях оказались. Мое предположение, что медведи в летние месяцы очень редко посещают Викторию, подтверждает и существование на острове птичьего базара. Чайки здесь гнездятся на земле; обычно это крикливые, шумные птицы, но, как только они садятся на яйца, мгновенно смолкают и ведут себя тихо до тех пор, пока не выведут птенцов. Стоило два-три года подряд наведаться на остров хотя бы одному медведю в лето — колонии чаек не существовало бы. Задиристый нрав птиц не помешал бы медведю съесть все яйца подчистую.
В тот год чайки молчали, и мы вызывали медведей шумом. Сутками тарахтел двигатель, выли сидевшие на цепи собаки, время от времени мы даже подтапливали печку салом, но медведи не шли. Их не было три месяца, и появились они, когда солнце стало клониться к закату, а у чаек стали подрастать птенцы.
Первый открывший осенний сезон мишка был невелик, подвижен и, судя по поведению, немножко голоден. Мы увидели его на птичьем базаре; но, пока бегали за ракетницами, медведь подошел к домам, решив для начала поживиться собаками. Пес Белый сорвался со страха с цепи, а у Ведьмы не хватило сил, она спряталась в конуру, и мы видели, как медведь, запустив в конуру лапу, пытается ее оттуда выкурить. Увлекшись, он не реагировал на удары шипящих ракет и даже пытался отбрасывать те из них, что, дымя, вертелись поблизости, как назойливые мухи. С трудом мы заставили его отойти от собаки. Походив у склада, он разыскал давнишнюю шкуру то ли морского зайца, то ли еще какого-то зверя, о существовании которой мы и не подозревали, и принялся пережевывать ее. Его и оттуда прогнали, тогда медведь вернулся на птичий базар. Птицы всей стаей атаковали его. Оглушительно кричали, щипали, толкали в спину, пачкали пометом, но медведь не успокоился, пока не обошел весь базар и не убедился, что яиц там нет. Серые пуховые птенцы разбегались от него, как мыши, в разные стороны, но несколько пуховичков все же попались. Медведь прихлопнул их, понюхал, повертел лапой и пошел в море: видно, такой пищи он не употреблял.
С появлением медведя в приунывшем за лето коллективе будто сработала какая-то пружина. Что бы там ни говорили, но не зря бывалые полярники отличают обычные острова от высокоширотных. Сырость, постоянные туманы, окутывающие остров, отсутствие солнца, вечные льды — все это медленно, но неумолимо начинает давить на психику. Люди взрываются по пустякам. Небольшие недоразумения переходят в длительные ссоры. Коллектив раскалывается на части, как льдина...
Не поладивший с поваром старший метеоролог вдруг заявил, что уедет на судне, которое скоро придет. Начал заговариваться механик. Стал спать не раздеваясь. Когда я уговаривал его съездить в отпуск, передохнуть (зимовал он здесь уже второй год), механик умолял, просил никуда его отсюда не отсылать. Приближалась полярная ночь, и было от чего голове идти кругом... После прихода Меченого (так мы прозвали этого медведя, потому что на шкуре его осталось много черных следов от ракет) настроение у всех поднялось, будто к нам сумел пробраться почтовый самолет и мы получили долгожданные письма. Все громко говорили, смеялись за столом. Недругов не стало, будто недавние враги каждый по-своему сумели выместить на медведе свое настроение. Вспоминали, как кто-то метко попал в него, как вертелся медведь, как кривлялся, отмахиваясь от ракет, как не дали ему утащить шкуру.
Меченый задержался у нас надолго. Он не мог забыть вкуса старой шкуры и, внезапно наведываясь, постепенно доедал ее. Собаки встречали его истошным лаем, с цепи их пришлось спустить, но мишка, не обращая на них внимания, галопом бежал к шкуре, выигрывая минуты, и быстро принимался за дело. Однажды мы перепрятали ее. Надо было видеть его недоумение! В это время на крыльцо вышел заспанный метеоролог, дежуривший ночью. Как был — в одних трусах и валенках на босу ногу. Обычно медведь не обращал на нас никакого внимания, и мы привыкли к этому. А тут, заметив полуобнаженного красавца, раскрыл пасть да так и замер. Мы все стояли на улице и видели, как желтая слюна побежала у него изо рта и протянулась до самой земли. Медведь судорожно сглотнул ее, закрыл пасть и робко двинулся к крыльцу, смотря на метеоролога завороженными глазами. Тот, спросонья все еще плохо соображавший, продолжал стоять на крыльце, презрительно глядя на медведя. Мишка перешел на быстрый шаг, и, когда наш товарищ опомнился, зверь уже всходил на крыльцо. Спасло метеоролога то, что вторая дверь открывалась наружу. Медведь так и насел на нее, стараясь прорваться в комнаты. Ведра, тазы, валенки полетели в зверя. Мы взялись за ракетницы. Меченому на этот раз прилично досталось, но урок не пошел ему впрок.
В следующий раз он отнял у нас нерпу. Как Меченый узнал, что мы удачно поохотились, трудно сказать, нам казалось, что теперь он постоянно следит за нами. Обвязав тушу веревкой, мы тащили ее с берега в дом. Нам оставалось уже немного, когда по вою псов мы поняли, что Меченый приближается. Мы заторопились, но медведь уже был рядом. Проходя мимо, будто ненароком он кинул косой взгляд на нерпу, затем играючи, как котенок за бумажкой, подскочил к ней и придавил лапой. Мы тащили что есть мочи к себе и уже взошли на крыльцо. Медведь вцепился в тушу зубами, напрягся, и веревка выскользнула из наших рук. Мне показалось, что в его глазах в тот момент мелькнуло что-то человеческое, во всяком случае, проделал он все это очень мирно, без рева и угроз. Ловко забросив добычу на шею, медведь пустился вскачь. Мы кинулись за ракетницами, но было уже поздно. Половину туши медведь съел тут же на берегу, а когда увидел нас, перетащил оставшуюся часть по льдинам подальше в море. Мы не рискнули идти за ним, боясь провалиться, и медведь пообедал там очень спокойно. Насытившись, он прилег. Прошли сутки, а медведь продолжал оставаться в том же положении. Я забеспокоился. Рискуя провалиться, добрался до него. Медведь замычал, увидев меня, но вставать не торопился. Пальнув в воздух, я поднял его. Встал он нехотя. Живот у него отвисал до земли, и мне стало все понятно. Нерпа-то весила килограммов шестьдесят. Поторопившись, съев ее в один присест, он теперь не мог ни ходить, ни стоять. Тем не менее Меченый остался довольным, так как вскоре бесследно исчез.
Радист получил известие, что к нам направляется с грузами судно. Мы собрались его встречать. Но судно, не доходя двенадцати миль до острова, получило пробоину и в ожидании помощи начало дрейфовать. Мы оставались без свежих запасов продовольствия — мяса, овощей. Коллектив заволновался. Как выяснилось, никому с острова не хотелось уезжать. А не приди судно — нас вывезли бы самолетом и станцию законсервировали бы до весны Передумал уезжать даже старший метеоролог, собравший было свои чемоданы. Мы подсчитали запасы и решили, что останемся в любом случае, даже если судно и не сможет к нам подойти. Несомненно, в этой ситуации проявился тот научный патриотизм, который присущ вообще полярникам. Все понимали, что законсервировать станцию — значит сорвать программу научных наблюдений, но думаю, что не обошлось здесь и без влияния медведей. Благодаря иному отношению к ним мы как бы получили возможность в другом свете увидеть окружающий нас мир и по-настоящему полюбили этот холодный остров. И вправду, в самый разгар осеннего хода медведей никому не хотелось расставаться с этой землей.
