— Раскопки последних лет, — говорил ученый, — проведенные казахскими исследователями, выстраиваются в длинный и интересный перечень — самые крупные из них, например, комплексная Семиреченская экспедиция, несколько отрядов которой вели разведку и раскопки памятников разных эпох в долинах рек Кегень, Талес и Арысь; или столь же масштабные исследования, которые были проведены под руководством академика Маргулана в Центральном Казахстане. Земля наших предков щедра историческими памятниками, в разных уголках Казахстана постоянно работают малые и большие археологические отряды, масштаб исследований все время растет. И, пожалуй, закономерно, что именно теперь мы готовы начать работы, по значению и глобальности небывалые в истории нашей археологии...
С VIII века, как гласят древние хроники, на огромных просторах, тянувшихся от серебряной реки Инжу и склонов священной горы Харчук к берегам озера Балхаш и голубой степи Кулунда, на лугах величественных рек Ишим и Иртыш, на впадинах морей Хорезм и Абескун (1 Хорезм и Абескун — древние названия Аральского и Каспийского морей.) жили кочевые и оседлые племена — канлы, уйсуны, огызы, коныраты, найманы, адаевцы, аргины, печенеги. Они объединились в одно сильное государство, Дешт-и-Кипчак. Со временем границы его протянулись до государства булгар на западе, до Сибири — на севере, до Моголистана и Джунгарии — на востоке, до Хорезма — на юге, Караханида — на юго-западе.
В начале IX века южная часть Дешт-и-Кипчака, точнее, могущественный город Отрар и его, как сказали бы сейчас, города-спутники вошли в состав государства Хорезм, обеспечивая себе этим безопасность от врагов. Но кипчакские ханы и тогда не утратили своей самостоятельности и даже спустя несколько веков, еще в начале XIII века, были ближайшими советниками Мухаммеда, стоявшего во главе Хорезма. Они принимали непосредственное участие в решении важнейших государственных дел, состояли членами Дуан-арза — государственного совета. Кипчакские города во многом лишь формально признавали главенство Хорезма. Одним из наиболее известных и богатых кипчакских городов был Отрар. Знаменитые караванные дороги древности — и «Великая Шелковая дорога», начинавшаяся с прибрежья Мраморного моря и тянувшаяся на восток, и «Главная шелковая дорога» из древнего Вавилона через Индию и Хорезм в сторону Китая, и так называемая «вражеская дорога» между государством Сабир и Хорезмом — проходили через Отрар. Торговля в Отраре развивалась стремительно. Земли были плодородными, воды — вдоволь, люди жили оседлой жизнью, занимались земледелием, бахчеводством и садоводством.
В двухсоттысячном Отраре, выросшем на том месте, где река Арысь сливалась с Сырдарьей, обосновались ученые, мудрецы, искусные музыканты, предсказатели, ювелиры. В городе было большое медресе, базар, мастерская-кузница, гурт-хана (место, где распивали вина), баня, мечети, лавки, магазины...
И библиотека.
Библиотека, слава о которой обошла в древности весь Восток и которой, по словам летописцев, не было цены. Ее основал кипчакский философ и поэт, последователь Аристотеля и учитель Авиценны, переведший многие труды эллинских ученых на кипчакский язык, Абу-Наср Мухаммед бен Мухаммед Тархан аль-Фараби. Древние хроники единодушно утверждают, что за столетия в Отрарской библиотеке были собраны тысячи и тысячи книг со всего света — кипчакские летописи, обтянутые бараньими шкурами, арабские дастаны, книги, написанные на белой шагреневой коже, индийские своды, украшенные рыбьей чешуей, инжали мусульман, евангелия христиан... Книги научные и художественные, стихи и рецепты лекарств, книги религиозные и описания путешествий, совершенных в древности...
И эта сокровищница все пополнялась и пополнялась. В конце XII века Отрарская библиотека была крупнейшей в мире после знаменитой библиотеки в Александрии — так единодушно утверждают древние хроники. И они же называют имя человека, который был в ту пору хранителем отрарских книг, — Хисамуддин из рода Сунак...
Имя это окружено множеством легендарных, фантастических домыслов. Одна из дошедших до нашего времени легенд о Хисамуддине, например, называет его ясновидцем, которому было открыто будущее, — он наперед знал, какие события ждут Отрар: когда следует готовиться к вражескому нашествию, а когда к жестокой засухе. Все эти сведения Хисамуддин будто бы черпал в одной из книг Отрарской библиотеки, к которой никому из смертных, кроме него самого, не дозволялось прикасаться. Эта книга состояла всего из нескольких страниц, и на каждой были изложены события целого десятилетия... Отрар жил безбедно до тех пор, пока не кончились страницы волшебной книги, и тогда на цветущий город сразу обрушились бедствия, которых никто не ждал и к которым не успел приготовиться...
Другая легенда повествует о чудесных талантах Хисамуддина: он мог читать одновременно сто книг сразу и мог запомнить содержание любой из них так прочно, что рассказывал его наизусть и год спустя, и десять лет... Третья легенда утверждает, что Хисамуддин из рода Сунак умел писать так, что со страниц, которых касалось его перо, сходили настоящие, живые люди...
В этих легендах, упорно связывающих имя Хисамуддина с книгами, реальное растворилось в самой необузданной фантастике, и сегодня можно считать доподлинным лишь то, что Хисамуддин — реальное лицо, автор поэмы «Хакая», в которой рассказывается о роде правителей Отрара. Неизвестны дата его рождения и дата смерти, подлинные факты его жизни.
И все-таки в числе легенд о Хисамуддине есть одна гораздо менее фантастичная, чем все остальные, несущая в себе сведения, которые могут показаться вполне достоверными.
...Поэт Хисамуддин, рожденный в городе Сыганак, узколицый юноша в пыльном дорожном халате, сидел у края ковра, раскрыв на коленях книгу, оплетенную в тисненый сафьян. Он не поднимал глаз от черных букв и хрипловатым голосом нараспев читал, бережно, за верхние углы перелистывая пергамент. Напротив на троне, похожем на боевое седло, сидел сам повелитель Отрара и всех кипчаков Иланчик Кадырхан... Шел апрель 1218 года по григорианскому календарю, месяц раба-ахир шестьсот пятнадцатого года Хиджры и месяц куши года Барса по летосчислению кипчаков.
Негромко звучал голос поэта:
— «...Поведу восемьдесят тысяч войск в страну моголов (1 Моголами кипчаки называли уйгуров.). Чтобы отличить своих от врагов, пусть каждый наденет на голову черный колпак. Так сказал. Сели на коней. Стремена звенели колокольчиками. Колени касались ушей коней. Кишки в животе сплелись от голода. Карабкались по снежным горам. Ночевали с туманами. Год Собаки провели бездомной собакой.
Протерли шаровары до дыр. Из конских грив плели арканы. Войска поредели.
Но дошли.
Их хан оказался верзила с юрту ростом. Его звали «Туйе Палван», по-нашему — «богатырь верблюд».
Предложил я попить кумыс из одного торсука. «Ба! Лучше кровь из одного торсука!» — сказал он.
Выстроил восемьдесят тысяч войска. Враги напротив. Туйе Палван вызвал меня на единоборство. Кричал я, повторяя клич «поединок!». Такова воля воинов. Сохраним же заветы предков.
Туго обтянул чекмень. На голову надел шлем, на грудь кольчугу. Сел на верного Торттагана. Туйе Палван сел на дикого верблюда. Надел на грудь два щита, на голову чугунный котел. Взял соил со свинцовой головкой.
Завязался бой.
Мы были подобны диким зверям. Кольчуга моя изрешетилась, звенья рассыпались. Туйе Палван с быстротой молнии метнул копье. Припав к гриве коня, я увернулся. Левой рукой нанес я страшный удар. Не выдержав его, верблюд опустился на колени. Щит врага разлетелся на куски, но он успел вонзить лезвие ножа мне под руку. Меч свой я поднял и опустил. Тело Туйе Палвана выгнулось и рухнуло. Победа желанная, кровная за мной!
Воины мои, ждавшие исхода поединка, подобно горной лавине ринулись на врага.
Сам припал к гриве. Единственный мой брат прибежал, успел поддержать. Стащил с коня. Оказалось, что нож до сих пор торчит под мышкой. Веки отяготились сном смерти. На мою долю осталось мало воздуха. Чувствовал, что пришел конец.
Жена останется вдовой, пряча лицо в слезах. Сыновей назовут сиротами.
Успел сказать: «Пусть не бедствует мой серебряный народ!.. Храбрость была моей молитвой... Оставляю брату улус свой... но помните... сабля доведет народ до беды!..»
...Хисамуддин кончил читать и выпрямился, перед Иланчиком Кадырханом. Во дворец доносился шум улиц — голоса разносчиков и разговоры прохожих, смех и веселые крики. Перекликались стражники, охранявшие дворец, нараспев читал мулла с вершины минарета...
Хисамуддин бережно закрыл книгу и положил ее у подножия трона. Раб поднял ее и протянул, сгибаясь до ковра, повелителю. Иланчик все еще молчал, глядя на юношу. Он знал его отца, происходившего из рода Сунак, с которым не раз бок о бок бился с врагами. И теперь сын джигита проклинал саблю, пророчествуя беду... В круглые окошки били пыльные лучи солнца и расплескивались на кирпичиках мозаики пола...
