виртуозно, надо заметить. А Женькин старик ничего, держится. Даже имеет наглость поморщиться, отмахиваясь от нее, словно от надоедливой мухи. Вот это яйца у мужика…
— Так! Оба. Прекратите на нас давить, — топает ногой Женька. Мать вздергивает бровь, разглядывая ту как диковинного зверька. А Станислав Георгиевич, напротив, переводит взгляд на меня. И в нем так явно читается — ну и долго ты еще будешь позволять отдуваться за вас двоих моей дочке?
— Да, мам. Заканчивай. Чем ты недовольна на этот раз? Разве не ты мне говорила, что пора остепениться и завести девушку? Вот. Пожалуйста. Остепенился. Жень, познакомься, моя мама, Алла Витольдовна. Станислав Георгиевич… Женин папа. Моя мать.
Женька отчаянно щиплет меня за бок, но я только крепче ее к себе прижимаю.
— Ну, ладно тебе, Женьк. Сделай счастливое лицо, а то смотришь на тебя, и во рту как от лимона сводит.
Нет, он серьезно, что ли? Отбрасываю от себя сковородку, с которой с остервенением счищала остатки ромена, и распластываю дрожащие от бешенства руки по столешнице.
— Ты спятил, Феоктистов?! Мне по какому поводу быть счастливой?! Ты же мне, гад такой, руки выкрутил…
— Да ладно тебе, — Фома берет с блюда банан и беззаботно подбрасывает тот в воздухе. — Подумаешь, катастрофа!
— Наши родители думают, что у нас отношения! Что мы живем вместе, что…
— Ну, так я и поживу у тебя, какие проблемы?
— Что-о-о? А ты у меня спросил, оно мне надо?! Или, думаешь, я как твоя Милена буду…
— Не думаю, — хмурится. — Не бесись. И вообще, ты же сама говорила, что мы друзья.
— Друзья так не поступают!
— Слушай, — изобразив раскаяние, Фома чешет в затылке, — ну ты же видела мою мать. Я что угодно скажу и сделаю, лишь бы она поскорее убралась. К тому же, когда это произойдет, я смогу вернуться в свою квартиру. Сечешь? Все взаимосвязано.
— Веришь, мне ни на грамм не стало понятнее, при чем здесь я? Твоя мать уедет, ты тут же ливнешь в свою прежнюю жизнь. А как мне дальше жить прикажешь? Что говорить папе? Если ты думаешь, что твоя мать — заноза в заднице, то это потому что ты еще не знаешь моего отца.
— Вряд ли.
— Это все, что ты можешь сказать?
— Да нечего мне сказать, Жень! Думаешь, я не понимаю, что подставил тебя? Понимаю. Просто в тот момент не придумал ничего лучше. Где там твой чай?
Ах да. Мы же ушли под предлогом подачи десерта. Ведем себя как самая настоящая парочка. На секунду я выпадаю из реальности и стремительно проваливаюсь в фантазию. Оказывается, теперь, когда его присутствием наполнился весь мой дом, так легко представить нас вместе. Знойное летнее утро, семья… Мы готовим завтрак, а в бассейне под присмотром родителей плещутся наши дети. Мальчик и девочка.
Фома тянется к стаканам в шкафу над мойкой. Возвращая меня с небес на грешную землю, звенит посуда.
Недоверчиво трясу головой. Зашибись, Жень. Пять баллов. Он клал на тебя с прибором, а ты…
— Ну и, Фома? Что ты предлагаешь?
— Предлагаю выпить этот гребаный чай и намекнуть родителям, что им пора бы уже уматывать.
— Я про нас с тобой! Как мы будем выпутываться из этой трешовой ситуации?
— Учитывая обстоятельства, я согласен на любое твое предложение.
— Окей. — Дрожащими пальцами растираю виски. — Тогда когда твоя мать свалит, я просто расскажу папе все, как есть.
— Хорошее же у него обо мне сложится мнение, — бубнит Фома, отворачиваясь, чтобы наполнить ведерко льдом из холодильника.
— А какая тебе разница? — ловлю его на крючок. — Уверена, человеку, который решил спустить свою жизнь в унитаз, должно быть глубоко фиолетово на мнение посторонних.
Фома обжигает меня хмурым взглядом. Что, подловила? Не все так плохо, да? Не совсем ты отбитый? И вот как быть? Отступить, дав ему пищу для размышлений, или додавливать, пока есть такой шанс?
Набрав полные легкие воздуха, изображаю конкретный такой покерфейс.
— Значит так. Ты можешь пожить здесь. Но у меня есть несколько условий. Во-первых, я не собираюсь тебя содержать.
— Я и не просил! — рявкает Фома.
— Отлично. Я к тому, что проживание стоит денег. Тебе придется оплачивать квартиру напополам со мной.
— Какая мелочность, — фыркает Феоктистов. — И что тебе это даст?
— Как что? Мой платеж по ипотеке существенно сократится. Дальше… Никаких тусовок и девок.
— Этот пункт договора распространяется на нас обоих? — вздергивает бровь Феоктистов.
У меня покерфейс, помните? А еще папа, который учил держать удар, что бы там не случилось.
— Диего это, конечно, не понравится, но раз ты настаиваешь…
— Постой, — подтекает Фома. — А кто у нас Диего?
— Мой любовник, конечно же. Кто еще?
Не знаю, почему мне пришло на ум имя нашего ландшафтного дизайнера. Может, потому, что именно Диего бывает в моем кондо чаще других. Небольшой садик вокруг бассейна все-таки требует ухода. И хоть у Диего есть своя фирма с целым штатом садовников, моим садом он занимается лично.
— Ясно.
Киваю, сделав вид, что меня не задело его демонстративное равнодушие.
— Отлично. Теперь обсудим, где ты собираешься брать деньги на оплату счетов.
— Это вообще не должно тебя парить.
— Оно и не будет. Когда я удостоверюсь, что ты у нас парень платежеспособный. Продукты мы тоже будем покупать по очереди.
— Будут тебе деньги, — рявкает Фома. — Сроду не встречал такой меркантильной бабы.
— Я называю это «деловой подход».
— Ну да.
От переругиваний с Фомой нас отвлекают голоса родителей. Кажется, у них там тоже горячо. Как-то они с первого взгляда друг другу не понравились. Просто напасть какая-то.
— Хватай поднос, и пойдем скорей, пока они друг друга не поубивали.
Фома послушно забирает поднос с фруктами. Я — стеклянный чайник и ведерко со льдом.
— … а на олимпиаде по информатике Фома три года подряд занимал первое место… — цедит Алла Витольдовна, постукивая по столу ребром телефона.
— Когда это было? В благословенном две тыщи восьмом? — подначивает ее папа. — Может, у него есть какие-то достижения посвежее?
— Па-а-ап! — делаю страшные глаза.
— Два его стартапа активно используются в работе органов и…
— Мама, хватит!
— Вам самим не смешно? — удивляюсь я. Какого черта они сидят и нахваливают нас друг другу, превознося своего ребенка и уничтожая другого?
— Нормально все, дочь. Просто решили познакомиться поближе, да, Алунь? Все же не чужие люди.
— Конечно, Стасик, — бьет точно в цель генеральша, ибо для папы ничего хуже этого «Стасик» нет. Впрочем, он первый начал. — Ты как раз хотел похвастаться успехами Евгении, когда нас прервали.
