Добрыня, — На берегу сегодня переночую! И без ужина твоего обойдусь! Пойдёмте, братцы. Я смотрю, нам не рады здесь сегодня, — он молча развернулся и пошёл в сторону пляжа. Илья с Алёшей молча переглянулись и пошли следом за ним.
* * *
— Караул! Беда! Пропали! — разорвал утреннюю тишину вопль Юлия. Он примчался к куче веток и листьев, на которой спали богатыри, и принялся их будить, подскакивая то к одному из них, то ко второму, то к третьему, пытаясь их растормошить, но всё было бесполезно. Сон у них был воистину богатырский.
— Да вставайте же... — пыхтел Юлий, уже не сдерживаясь лупя их копытами.
— Упал — отжался... — сквозь сон пробормотал вдруг Илья Муромец.
— Сейчас отведаешь силушки богатырской... — так же сквозь сон подхватил Алёша.
— Да как же это? Да что же это такое? — Юлий аж сел, — Я значит, для вас же стараюсь, помочь хочу, а вы мне ещё угрожать будете? Там жен ваших украли, а вы тут спите!
— Как это, украли?! — сели все трое разом. Они переглянулись, вскочили на ноги, и, не дожидаясь ответа Юлия, побежали к лагерю. Юлий поскакал за ними.
— Погодите! Да дайте рассказать-то! — задыхаясь на бегу выдохнул он. Но его уже никто не слышал.
В лагере царил полный разгром. Вещи валялись как попало. Отдельно в стопке стояла не мытая посуда. Давно уже высохшее белье сиротливо болталось на верёвке. Пока Добрыня с Ильёй молча осматривали лагерь, Алёша пробежался по округе, во всю мощь грудной клетки зовя Любаву, а потом, не успокоившись на этом, залез на самую высокую пальму и с её вершины осмотрел окрестности. Жен было не видно.
— Да что же это, братцы... Да как же это... — возмущённый и растерянный он встал перед друзьями, — Неужто и вправду, похитили?
— Подожди. Не торопись с выводами, Алёша, — Добрыня продолжал хмуро осматриваться, — Может они просто погулять отошли?
— Или искупаться! — с надеждой подхватил Илья, — Да мало ли куда они могли пойти по делам каким?!
— Да вы чего? Совсем что ли с дуба рухнули? — подал голос Юлий, наконец отдышавшийся после непривычной для него скачки, — Какое — гулять? Какое — купаться?! Посуда не помыта — раз! Бельё не снято — два! И самое главное, завтрак не приготовлен — три! Вы когда это видели, что бы ваши жены уходили куда-то, не сделав сначала всё это? И при этом, ещё такой бардак оставив! Да не бывает такого! Тут явно дело не чисто... Ну ничего, беру расследования в свои руки... То есть, копыта. Хотя, а как я могу что-то взять копытами? В общем, в зубы, короче! — Юлий суетливо пробежался по лагерю, заглядывая под каждую вещь, в каждую щель, принюхиваясь, как сыскная собака. Отодвинув валявшуюся на земле сковородку, он к чему-то пригляделся и наконец торжествующе завопил, — Ага! Я так и знал, что они тут замешаны! Ну всё, виновник найден! — он уселся на пятую точку и торжествующе уставился на богатырей.
Друзья молча подошли к нему и взглянули на землю, где отчётливо виднелся след голой ступни. Даже для их жен след был маловат. Скорее он был похож на след ребёнка, или... дикаря.
— Так что же это получается, братцы? Неужто и впрямь туземцы наших жен уволокли? — озадаченно чесал голову Алёша, — Ну я им сейчас задам! Отведают силушки богатырской! — он уже собрался побежать к деревне дикарей, но Добрыня остановил его, положив руку на плечо.
— Погоди, Алёша. Не горячись. Тут разобраться надобно.
— Да что тут разбираться? Что тут разбираться то? — возбужденно подскочил Юлий, — Всё ясно же! Дикари это, больше некому! Я сразу понял, что доверять им нельзя.
— Да, но зачем это им надо? Для чего им наши жены могли понадобиться? — продолжал недоумевать Добрыня.
— Зачем, зачем... За тем! — огрызнулся Юлий обиженный недоверием, и тут его осенило, — Неужто, сожрать хотят?! — он аж замер, — Точно! Вспомните, к ним же как ни зайдёшь — они вечно едят что-нибудь. То овощи, то фрукты, то траву какую-нибудь, а вот мяса я не видел у них ни разу. Оголодали поди, вот и... Так что ж мы стоим?! Спасать же надо! — засуетился Юлий, пытаясь сообразить, куда бежать.
— Как это — сожрать? — опешил Алёша, — Кого сожрать? Мою Любавушку — сожрать?! — он решительно сбросил руку Добрыни со своего плеча и побежал к деревне. Юлий, высунув язык, поскакал за ним. Илья с Добрыней переглянулись, пожали плечами и быстрым шагом отправились следом за ними.
* * *
Когда Илья с Добрыней пришли в деревню туземцев, то увидели, что Алёша уже успел согнать всю толпу на площадь и перед ней теперь выступал Юлий, активно размахивая копытами.
— ...ну нельзя. Нельзя есть людей только потому, что они другого цвета кожи! И лошадей нельзя! Особенно — лошадей! Мы же все с вами одной крови, все собратья по разуму! Ещё господь наш всемогущий завещал нам всем возлюбить ближнего своего как самого себя и назвал чревоугодие смертным грехом. Давайте уже возлюбим друг друга и отринем прочь все эти кровавые предрассудки и традиции! Не поддадимся же греху чревоугодия!
— Да погоди ты Юлий со своей любовью! — не выдержал наконец Алёша, — Пусть они мне Любавушку мою отдадут сначала, и тогда уже возлюбляй кого хочешь!
— Вот вечно ты мешаешь мне культуру в массы нести! — Юлий бросил раздраженный взгляд на Алёшу, — Ну нельзя же так сразу! Людей подготовить надо, настроить на конструктивный диалог, так сказать. А ты хочешь вот так сразу бухнуть, мол, отдавайте мне мою Любавушку!?
— Ну да? А чего тянуть-то? Ой, да ну тебя, сам спрошу! — сердитый Алёша отодвинул Юлия в сторону и сделал шаг к толпе. Толпа дружно шагнула назад. На месте остался лишь какой-то дедок, который слегка замешкался и не успел вовремя среагировать. Увидев, что он остался один на один с надвигающейся угрозой, он заметался, попытался вклиниться обратно в толпу, но та стояла монолитным строем и не пустила его внутрь. Дедок горестно махнул рукой и обречённо повернулся к грозному Алёше и бухнулся на колени перед ним.
— О, великий воина! Не еша меня! Я старый и невкусныя! Одни
