«Луноход» вылез на перевал, освещенный светом прожектора. Мечутся плотные снежные флаги, путаются в проводах, поросших толстым слоем изморози. Ну и наплел Гуляев стальных сетей для ветра! Скоро тому негде будет развернуться.
Обнявшись, на мгновение прячем с Гуляевым друг друга от ветра.
— Дом-то где?
— Сейчас найдем! — кричит мне Гуляев прямо в ухо. Иду за ним следом по лабиринтам сугробов и только через некоторое время догадываюсь, что идем-то мы по самой крыше дома: постарался ветер, поработал, весь снег со склонов сюда поперетаскал.
Яркий свет на мгновение ослепил. В доме щедро натоплено и так тихо, что поначалу мне кажется, будто я оглох. Наконец-то можно сбросить с себя сырую мерзлую одежду, вытряхнуть из валенок снег и выпить огромную кружку крепкого чая. Но от чувства высоты, от ее непривычной тяжести сразу не избавиться. Одышка, пересохшее горло, кислый вкус на губах и тупой стук в висках — это все высота. Для акклиматизации даже привычному человеку нужен день, другой...
В доме все по-старому. Вот только валенок, что сохнут у лечи, стало больше, чем в прошлый мой приезд.
— Ну как там, на «большой земле»? Давай выкладывай новости.
Я молча достаю из рюкзака тополиную веточку.
— Ух ты, в парнике, наверное, выращивал.
— Нет, всамделишная.
Веточка переходит из рук в руки, зимовщики держат ее так бережно, словно она сделана из хрупкого стекла.
— И сколько он у вас гостит? — спрашиваю я.
— Ветер?! Почти трое суток. И до сих пор перебеситься не может. Сусамырский! Долго мы его ждали... — У Ивана темные круги под глазами, осунулся, скулы стали еще острей.
— На одном кофе опять сидите. Все вам некогда. Вот пироги.
— За пироги примемся, когда сусамырский уймется. Зайдем-ка в лабораторию, — Иван поднимается, проходит в соседнюю комнату.
— Ветер юго-восточный, 23 метра в секунду с порывами, — говорит Сергей Коблов. Он дежурит у центрального пульта.
— Хорошо, еще одну серию проведем.
— Нагрузка, какая нагрузка на малом участке?
— Нет нагрузки, опять провода порвало.
— Черт... а на большом?
Все зимовщики толпятся в лаборатории, с пола до потолка заставленной приборами, которые способны чувствовать даже самое слабое прикосновение ветра к опорам и проводам.
— Внимание, запись. Стоп, еще раз.
— Какая нагрузка? Иди перезаряди кассеты, только побыстрей.
— Кислое дело, стрелки в ограничитель уперлись.
Словом, энергетики-испытатели заняты своим обычным делом и разговаривают на языке, понятном только им самим.
На металле опор расцвела изморозь. Первый ледяной ветер заиграл на проводах. Эти звуки показались тогда Гуляеву лучшей на свете музыкой. За короткое тянь-шаньское лето они все-таки успели установить на скалах Орто-Ашу первые опоры участка ЛЭП-110 и натянуть провода.
Сдавили палатку первые сугробы. Пришла пора спускаться вниз, чтобы там, в тепле, дожидаться прихода штормового ветра. А через несколько дней, когда Гуляев снова поднялся на Орто-Ашу, чтобы провести первые наблюдения, то увидел, что экспериментального участка больше не существует. Будто никто здесь не взрывал скалы, отвоевывая место для площадки под опоры, не тянул провода, обливаясь потом и задыхаясь от большой высоты, не мучился над монтажом приборов до боли в глазах. Обо всем этом напоминали только скелеты опор, торчащие из-под снега. «Вот так ветерок. Ошибся немного в расчетах, придется снова начинать с нуля».
Долго искали место для дома — скальный грунт, на севере обрыв, на юге лавиноопасный склон. Пришлось строить прямо на ветру, но дом удался на славу: высокая черепичная крыша, застекленная веранда, большие светлые окна. Ходили, со всех сторон смотрели, налюбоваться не могли. Разбили о стену бутылку шампанского, чтоб стоял назло всем ветрам. Но в первую же зиму после новоселья снег раздавил крышу, сломал веранду. Жильцы выселялись из дома в аварийном порядке, а летом делали крышу по новому проекту Гуляева с устройством наподобие автомобильных рессор. Но следующей весной крышу сорвало ветром и унесло с перевала. Пришлось энергетикам соорудить совсем плоскую крышу, без единой зацепки для ветра, и оковать ее железом.
И на испытательном полигоне дело продвигалось не лучше. Нет-нет да рвались провода под тяжестью гололеда, под ударами ветра валились стальные опоры. Но провода — дело поправимое, их можно натянуть вручную, с помощью лебедки. А вот многотонную стальную ферму руками не поставишь. Рухнет всего одна опора — и на участке приходится прекращать все наблюдения до летней поры, до тех пор, пока к перевалу сможет пробиться подъемная техника. Пытался было Гуляев наладить контакт с вертолетчиками, но ничего из этой затеи не вышло. Покрутился вертолет над Орто-Ашу и отказался браться за работу — ветром сносит, да и развернуться негде, можно хвостом зацепиться за скалы.
Минувшим летом энергетики так основательно укрепили опоры, что решили: теперь-то если их и опрокинет ветер, так только вместе с перевалом. Как-то зимой в непогоду Ивану Гуляеву пришлось лезть на опору. Работа была ювелирная — долго пришлось возиться с датчиками, и, когда совсем окоченели руки, решил пойти в дом отогреться. Отошел всего на несколько метров и услышал страшный грохот. Оглянулся — и первый раз в жизни перекрестился. Рухнула опора, на которой он только что сидел. Фундамент-то выдержал, а опора полегла, переломилась на корню, как полевой стебелек. Гуляев долго стоял в оцепенении, а ветер восторженно ревел...
— Вот и все. Выдохся Сусамыр. Отбой, — сказал Гуляев, когда чуть засинела на рассвете толща снега, плотно облепившая окна.
Утро было звонкое, синее, какое случается только высоко в горах. Воздух не колыхнется, замер флюгер, замерцали гирлянды изморози на успокоившихся наконец проводах.
Николай Попов у гололедного станка собирает в плотномер с проводов снежные розы. Они горят у него на ладонях, рассыпаются кристаллами. Федор Мамин протирает запотевшие толстые линзы очков и торопит Николая, потому что ему нужно поскорей дать на участок напряжение и начать искусственную плавку гололеда.
Токтогул забрался на опору и стал копошиться с датчиками, исправлять вчерашние поломки. Сережа Коблов поднял ему наверх вместе с инструментами термос горячего чая.
— Обед тащи, тогда буду висеть весь день! — кричит ему с опоры Токтогул.
Сергей сегодня дежурный, он разбросал по крыше тулупы для просушки, набил ведра снегом и пошел на кухню — ставить тесто на блины. За ним увязался рыжий лохматый пес по кличке Барометр. Как только стихнет ветер на Орто-Ашу, пригреет солнышко — пес тут как тут. Но когда над перевалом начинает собираться непогода, Барометр исчезает с перевала, уходит вниз — и ничто не может его удержать,
Гуляев закрылся в комнате, положил перед собой стопку белых листов бумаги: «Ну вот и поработать наконец можно».
— Иван Матвеевич, — стучится в дверь Токтогул.
— Ну что еще? — спрашивает Гуляев.
— Там, на малом... Разобраться в схеме никак не могу... — голос у Токтогула молящий.
Гуляев отодвинул в сторону стопку белой бумаги, к которой даже не успел прикоснуться, надел теплую куртку и взял монтажный пояс.
Во Фрунзе, в научно-исследовательском Отделе энергетики, в стенгазете Гуляева изобразили Дедом Морозом, который надувает мешок с надписью «диссертация».
В необходимость серьезного изучения гололедных и ветровых нагрузок на ЛЭП не верили многие, и трудно было доказать иным проектировщикам и строителям, что, кроме сопромата, есть еще и метеорология, и аэродинамика. Проектировали и строили линии в горах по типовым проектам равнинных ЛЭП. Или бросались в другую крайность: раз сложные метеоусловия, то давай гони дорогостоящий запас прочности. А вот на строительство гололедно-ветровой станции отпускали деньги неохотно...
Помог Гуляеву случай. Осенью 1968 года строители сдали в эксплуатацию уникальную высокогорную линию электропередачи Нарын — Кочкорка. Электроэнергия через недоступные хребты и перевалы пошла в самую глубь Тянь-Шаня. А через несколько месяцев эта линия вышла из строя. Авария произошла на перевале Долон, где ветер и гололед опрокинули одну опору, деформировали две соседние. Аварию удалось ликвидировать лишь тогда, когда с Долона сошел снег и к месту происшествия смогли пробиться подъемные механизмы. Пожалуй, только один человек втайне радовался этой диверсии природы: Гуляев. «Уж лучше пусть один раз ветер наделает бед, чем в будущем все высокогорные линии будут подвержены авариям».
Сейчас работы станции Орто-Ашу включены в план важнейших научно-исследовательских работ страны, заключены договоры на большой объем работ с московским институтом «Сельэнергопроект» и другими головными проектными организациями. С помощью научных данных, полученных на Орто-Ашу, будут проектироваться линии электропередачи, которые протянутся в Заполярье и на Памире, на Кавказе и Урале. Ну а самое главное для Ивана Гуляева — это то, что уже полным ходом идет строительство ЛЭП-500 Кара-Куль — Андижан, по которой потечет первая электроэнергия с Токтогульской ГЭС. И уже добрались зимовщики до ЛЭП-750, а всего несколько лет назад никак не могли приручить к ветру участок ЛЭП-110...
