увиденного и услышанного, и я не знаю, как реагировать на то, что сейчас происходит. Увожу Богдашу с Тёмой на первый этаж, надеясь, что вскоре все закончится. Руки трясутся. Ноги превратились в желе. Я не слышу ничего, кроме тех ужасных слов, которые родители бросают друг другу.
Охранник смотрит на нас с немым вопросом в глазах, а дальше и вовсе становится хуже. Вниз прибегает какая-то женщина в очках, зовет местного секьюрити, и они уходят наверх.
Моё сердце бахается о пол. Лицо полыхает. Мальчишки дергают меня за руки, а я сказать ничего не могу. Весь организм напрягся в ожидании. Звуки мимо пролетают, и все, что мне удается, это кшикнуть на близнецов. Если Артёмка тут же надувается, прекращая всякие действия, то Богдан вырывает руку из моей и топает ногами. Разрываясь от разных эмоций, отвожу их к окну и прижимаю к себе.
- Мы дождемся маму и пойдем.
Посматриваю в сторону лестницы и сглатываю остатки слюны. В горле пересыхает, и не только от жары. Внутри что-то не намеренно, но верно рвется. Даже наше утренние посиделки за столом всей семьей превращаются в фарс. Неужели папа так мастерски играл любовь в маме? Ведь сколько себя помню, у них были нежные теплые отношения, ни одной ссоры, лишь маленькие боевые схватки на наш счет. На счет детей. И все.
От воспоминаний и осознания реальности по телу пробегала дрожь. Казалось, каждая клеточка во мне пыталась отторгать действительность. Так же не может быть? Все это не с нами? Мой дурной сон?
Я даже зажмурилась с удвоенной силой, до белых мушек перед глазами, но когда открыла глаза, ничего не изменилось. Я по-прежнему находилась в коридоре университета и обнимала братишек. Уловив движение около лестницы, сразу направилась туда, взяв Богдашу и Артёмку за руки. Сейчас они молча следовали за мной и не задавали вопросов, от чего в голове звенела тишина и стук маминых каблуков.
Мои глаза увеличились в два, а то и три раза, когда я ее увидела. Всегда собранная и примерная преподавательница английского языка сейчас походила на заядлую хабалку. Глаза горели злостью, прическа растрепалась, волосы торчали в разные стороны, и она не стремилась поправлять платье. Просто шла вперед и ничего не видела. Нас в том числе.
Пришлось догнать ее. Только никакие слова на ум не приходили, и мы в молчании вышли из университета. Вот там-то я и не выдержала.
- Мам? - Она шла вперед и не услышала меня. - Мам?
- Что?! - Слишком резко обернулась и выкрикнула мне в лицо, а я от неожиданности шаг назад сделала, прижимая мальчишек к себе. - Что? - Уже собраннее произнесла она, посмотрев на близнецов и сглотнув. - Идем домой.
- Мам, а мы в игловую хотели.
Тут же начинает хныкать Богдан, а Артёмка без слов кивает. У меня сердце заходится при взгляде на их глаза, полные надежды.
- Мы. Идем. Домой. И. Точка.
- Ма-а-а...
Богдаша снова начинает концерт, но мама берет берет его за подбородок и заставляет смотреть в глаза.
- Вы должны слушать старших, Богдан. Я сказала, домой, значит, ты закрываешь рот и идешь за мной. Домой. - Она выжидает паузу, за которую у меня по органам кислотное ощущение разливается, заставляя глаза увлажниться, убирает руку и выпрямляется. - Всем ясно? Или еще раз повторить?
Глава 2
POV Кирилл
- Кирюша, почему ты вещи не собираешь?
Глаза бабули превращаются в щелки, когда она входит в мою комнату и останавливается около большой спортивной сумки на полу. Дверки шкафа открыты. Несколько футболок валяются на полу вместе с брендовыми джинсами. Я же лежу на кровати и таращусь в потолок, заткнув уши наушниками. Биты совпадают с ударами сердца. Оно готово выпрыгнуть из груди. Часто бьет по ребрам, оставляя в костях трещины. Рок - единственное, что сейчас спасает от эмоций. Они слишком ядовитые. Жалящие. Не щадят. Так бьют по нервам, что я кулаки сжимаю.
- Кирилл?
Она подходит ближе и срывает к чертям последнюю надежду на успокоение. Хочу обратно вернуть звук, но она отбирает у меня телефон и бросает его на кресло, стоящее рядом. Из груди хриплый выдох вырывается. Смотрю и дальше в потолок. Ровный светлый натяжной потолок. Ремонт отличный. Сын постарался.
- Отец приедет скоро. Ты же знаешь, как он отреагирует.
- Знаю.
- Тогда почему намеренно его злишь?
Вот тут я резко подрываюсь на ноги, возвышаясь над бабулей чуть ли не на голову. Ее мои резкие движения не пугают, наоборот, топать ногой начинает и складывает руки на груди.
- Наверное, потому что он меня в ссылку отправил и лишил средств связи.
Тычу пальцем в бесполезный телефон, в котором была лишь одна нормальная функция - музыка. Любимый родитель перекрыл мне доступ в интернет, звонки и смс. Я был один целое лето, если не считать бабули, которая изо всех сил старалась скрасить мое одиночество. Наедине с мыслями и воспоминаниями.
- Ты же его понимаешь, Кирюша. - Бабушка тяжело вздыхает и принимается убирать мои вещи в сумку, пока я, как бык, раздуваю ноздри в ожидании матадора. - Ты был не в себе. Мог попасть в неприятные ситуации из-за эмоций.
- Я уже это слышал, - кулаки сжимаю крепче прежнего и иду к выходу, - если думаете, что тюрьма помогает избавиться от чувства вины, то ошибаетесь.
- Это было не мое решение, Кирилл.
Выпрямляется и смотрит на меня, сминая футболку пальцами, и вроде я должен разговаривать с ней иначе, а не могу. Крошит меня внутри. Лава раз за разом извергается. Справиться не могу. И никакие три месяца одиночества не сотрут из памяти моего косяка. Не избавят от последствий.
- Но ты и против ничего не сказала.
Кидаю, выходя в коридор. Залетаю в кухню и наливаю себе воды. Осушаю стакан и слышу, как шуршат шины по асфальту. Медленно подхожу к приоткрытому окну. Вниз смотрю, как из тонированной тачки выбирается отец. Прямая спина. Резкие отшлифованные движения. Очки на глазах. Меня кроет моментально. Он, словно чувствует, голову вверх поднимает. Сталкиваемся взглядами. Меня горячей волной эмоций окатывает. Стакан в руке лопается. Осколки на пол падают. Боли не ощущаю. Даже не моргаю. В ушах пульс зашкаливает. Картинки перед глазами отнюдь не радостные меняются. Кадр за кадром на репите. Убивает. И сжечь бы пленку, но некому...
