небогатых, – с наступлением темноты забились в каюты, никто не помешает. До Шеллингхерста еще двое суток в пути, но чем раньше они разберутся с гробом, тем лучше.
В дверь снова стукнули.
- Фрэнк, Дрейк? Вы, что ли?
- Да, сэр, – раздался снаружи блеющий дискант Фрэнка. С таким тембром парню впору поступать в хор кастратов. Визг пилы и то был ниже тоном. А уж мелодичней!..
- Заходите.
Оба матроса были родом с риадского юга – рыжие, невысокие, коренастые, крепко сбитые – так и казалось, что их в Южной Риаде попросту штампуют по одному образцу. Но даже эти крепыши с трудом заволокли ящик в трюм. Покойница, видимо, была не из хрупких; тем больше удивляло то, что старик допер гроб до корабля в одиночку.
- Гроб помним? – коротко осведомился капитан. Матросы захмыкали и переглянулись.
- А то как же, сэр, – отозвался Дрейк. Вообще моряки из суеверия старались не говорить на борту «покойник» и «похороны», но Бреннон суеверий не одобрял и ценителей подобных традиций в команду не брал.
- Вот и отлично. Возьмите и отправьте за борт.
- Это как бы похоронить, что ли? – уточнил Дрейк. Бреннон кивнул. – А попа надо звать?
Кеннет на секунду задумался. Старик уверял, что отпел жену по всем правилам; у капитана не было повода ему не верить. Раз уж серебряных гвоздей на жену не жалко…
- Звать не надо, – решил Бреннон. – Вытащите его из трюма, а проводить я сам выйду.
- Лады, сэр. Я к вам стукну, когда вытащим.
- Отлично.
Матросы ушли; Кеннет вновь хмуро уткнулся в журнал, сунул в рот сухарь (судя по его твердости, изготовленный еще до спуска "Аберрейн" на воду) и взялся за карандаш. Однако мысли Бреннона блуждали далеко от координат и сводок погоды. Что-то не давало ему покоя, помимо возмущения “Аберрейн”, но вот что?
***
- Во дают, – заметил Фрэнк, склоняясь над гробом и светя на него фонарем. – Видал? Гвозди-то серебряные!
Дрейк удивленно взглянул на приятеля:
- Правда, что ли? Да брось. Кто станет гроб серебром заколачивать?
- Зажрались, – фыркнул моряк и провел пальцем по головке гвоздя, потом протер ее рукавом. Серебро нежно мерцало в свете фонаря. – Нет, точно – серебряные, как из ювелирной лавки.
Дрейк оставил веревку, которую разматывал с тем, чтоб накинуть на гроб и вытащить его из трюма, склонился над плечом Френка и покачал головой.
- Как только исхитрились? Оно же мягкое.
Френк задумчиво огляделся по сторонам. В трюме, кроме них, никого не было. Багаж пассажиров и грузы сдвинуты к бортам и привязаны; но ящик капитан велел поставить ближе к лестнице, чтоб не далеко тащить.
- Слышь, Дрейк... а давай вытащим?
- Кого? Чего? – вздрогнул матрос.
- Гвозди. Смотри, чистое серебро, а покойнице оно без надобности.
- С ума спрыгнул? Кэп за такое башку отъест.
- Да ладно тебе ныть, – сказал Френк. – Кэпа тут нет, а крышку мы обычными гвоздями заколотим. Бабе-то этой уже все равно, а гвоздиков тут три дюжины. Никто не узнает.
- Кэп узнает, – убежденно произнес Дрейк. – Он всегда все узнает. Шею свернет, как есть.
Френк поежился. У кэпа был нелегкий характер. В гневе – особенно.
- Ворами ославит, – продолжал здравомыслящий Дрейк. – Ни одного контракта больше не подпишут. Оно тебе надо?
- Да кто ему скажет? Гроб заколотим, он и не заметит. Я гвозди поновее выберу, а так – он что, щупать их будет?
- Может, и будет, – с сомнением протянул Дрейк. Три дюжины гвоздей из серебра – это ж сколько в фунтах? Мысль казалась заманчивой... – Френк, ну брось. Оставь ты эту покойницу. Может, ее мужик на эти гвозди последнее потратил. Кэп, опять же...
Френк посопел. Но ведь кэп и не узнает. Матрос вытащил из-за ремня нож и осторожно поддел лезвием первый гвоздь. Дрейк молчал. Френк неторопливо поддергивал гвоздь вверх, раскачивая его потихоньку.
- Метнись-ка к Патрику, – сказал Френк, вытащив первый гвоздь и принимаясь за второй. – Если не спит – спроси ящик с инструментом. Если спит – так возьми.
Дрейк вздохнул. Над своим ящиком корабельный плотник трясся больше, чем скряга над мешком с деньгами, но в такое время Патрик обычно спит...
Когда Дрейк вернулся в трюм вместе с плотницким ящиком, то Френк уже вытащил с десяток гвоздей. Дрейк перевел дух – кэп, обозленный тем, что они долго возятся, вполне мог явиться в трюм самолично – и самолично же содрать с них шкуру. Однако им пока везло. Дрейк поставил ящик около гроба и принялся выбирать самые новые, блестящие гвозди – в темноте на пару минут в темноте сойдут за серебро. Френк выудил из ящика щипцы и задумался. Не попортят ли они добычу? В тишине трюма вдруг прозвучал глухой стук, похожий на одиночный удар сердца.
- Это чего? – Дрейк удивленно поднял голову. – Неужели багаж плохо привязали?
Френк с досадой выругался: еще только этого не хватало! Упаси Бог, что-нибудь в сундуке побьется – ор будет на весь порт. Была у них одна такая, везла морем пять семейных сервизов на двенадцать персон, а у одной чашки откололась ручка...
Глухой удар. Дрейк замер.
- Френк, – сказал он, – это из гроба.
Удар повторился, но теперь за ним последовал слабый треск, похожий на треск скорлупы. Гроб слабо вздрогнул. Чуть качнулся стоящий на крышке фонарь.
- Что за черт? – прошептал Френк. Дрейк попятился от ящика: что-то ему это не нравилось. Он задумался, и спустя пару секунд его мозг родил мысль:
- Может, скажем кэпу?
- Совсем сдурел? – Френк нервно облизнул губы и занес щипцы. – Нет, теперь уж надо...
Крышка гроба чуть приподнялась, и матросы услышали что-то вроде слабого вздоха.
- Там что, живой? – прошептал Дрейк. Моряки попятились к лестнице на палубу, когда следующий удар довершил начатое Френком. Крышка бесшумно сдвинулась в сторону. На бортик ящика легли тонкие белые пальцы.
***
Через полчаса Кеннет покончил с журналом и сухарем, откинулся на спинку стула, вытянул длинные ноги и мрачно уставился в стенку. Даже без негодования “Аберрейн” гроб в трюме не добавлял радости и спокойствия. Одно дело везти усопшего для того, чтобы похоронить в земле предков, а другое – тайком, в ночи, утопить в море. Бреннон достал из кармана
